Патриот - Алексей Анатольевич Навальный

от простых углеводов я не в силах (да чего говорить: два дня назад сожрал полторта и доел бы на следующий день, если бы не заставил себя выкинуть его в мусор), поэтому решил брать хлеб по воскресеньям.

И вот уже третье воскресенье торжественно ломаю батон белого безвкусного хлеба и ем. Ломаю, потому что резать нечем. А в этот раз у меня и сливочное масло есть. Поэтому я сделал себе кофе, отрезал себе ложкой масла от пачки, примерно два пальца, и устроил себе шикарный завтрак, как в отеле. Отламываю куски хлеба, намазываю куски масла алюминиевой ложкой и запиваю это всё кофе с молоком.

Самое классное, что это простое ухищрение реально превратило воскресенье в настоящий, особый праздничный день.

Я православный!

Господи, я уже совсем как зэк. Сделал салат из огурцов, помидоров и лука, заправил маслом, а соли у меня так и нет. И вот я, совершенно на автомате, достал сухой порошок из пакетика с надписью «Куриный бульон» и посыпал им.

Сработало! Думаю: откуда я это знаю? А потом вспомнил, что меня много раз это раздражало в старых зэках, которых я встречал в спецприёмнике. У многих были такие кубики с куриным бульоном, типа «Кнорр». И они их постоянно использовали как приправу ко всему. Выглядело отвратно, когда они крошили пальцами этот кубик и высыпали в кашу. Но, по сути, там и есть смесь соли, перца, приправ и запах курицы.

Вот и я наконец-то нормально посолил салат.

Что дальше? Научусь кипятить воду в пластиковом пакете?

На «Евроньюс» бегущая строка: «Григорий Явлинский написал статью о том, что демократическая Россия и Навальный несовместимы». Вот ведь издеваются в Кремле над этим старым трусом. Заставляют писать такое именно сейчас. Публичное унижение как плата за регистрацию партии и деньги на неё. Ужасно превратиться в такого.

Дочитал «Госпожу Бовари». Очень разочарован. Хотел написать, что это «Анна Каренина» на минималках, но это даже сравнивать нельзя.

Дочитав дурацкого Флобера, продолжаю второй том собрания сочинений Мопассана. Он — «типа» ученик Флобера, но превосходит его в бразиллион раз. Настоящий писатель. Рассказы по большей части дрянные, но большие произведения хороши. И у него постоянно встречаю очень меткие фразы. Вот сейчас я встал со шконки, чтобы записать фразу: «У него была счастливая внешность, о которой грезят женщины, но которая противна любому мужчине». Ну не круто ли?

Постоянно думаю о том, что надо в оригинале прочитать. В библиотеке есть пара книг на французском. Есть и «Милый друг» вроде бы. Но, боюсь, не потяну.

8 февраля 2021

Холодно. −16. Но прогулял весь час, не сдался. Хорошо, Юля шерстяные носки передала.

Решил убраться в камере, хотя и так, конечно, чисто. Подмёл, начал мыть пол — тряпка новая, козырная, заказанная из ларька. Говорю: «Дайте швабру».

— Швабру не положено.

— И чем же, руками мыть? Неудобно же.

— Только руками.

Какая тупость.

— Собирайтесь без документов к врачу.

— На улицу собираться?

— Нет, в здании.

Наверное, неделю назад написал, что мне нужно обследоваться у офтальмолога, чтобы мне могли заказать очки.

Отвели на четвёртый этаж, там я пока не был — это больничное крыло. Такие же камеры и железные двери, только надписи вроде «Процедурная» и всё выкрашено в голубой цвет.

В кабинете сидят двое: медсестру я знаю, она меня принимала, и молодой, приятного вида интеллигентный кавказец — врач. Медсестра мрачная, кавказец явно чувствует себя не в своей тарелке. Из этого сразу ясно, кто работает здесь, а кого привезли с воли.

— Я офтальмолог.

— Здорово. Как вас зовут?

— Ильмар Халилович.

Ну, раз представился, а не попросил называть себя «товарищ офтальмолог», значит, точно не местный.

Внутри кабинета есть клетка. Настоящая такая клетка. Тебя туда заводят и закрывают. Врач снаружи сидит за столом и записывает. Потом через ячейки клетки просовывает тебе, свернув в трубочку, ламинированный лист с образцами текстов разным шрифтом. Потом таким же образом — очки со сменными линзами и меняет мне эти линзы уже сам, засунув руки ко мне в клетку. Врачу явно неудобно, и он бормочет: «Первый раз принимаю в таких условиях».

— А вы с воли или здесь работаете?

— С воли.

Так смешно — «с воли», как будто мы не в Сокольниках, почти в середине десятимиллионного города, а в дальнем сибирском лагере.

У меня будут очки!

Понедельник, банный день. Сегодня меня в душ конвоировал нормальный чувак. Он сказал: «У вас 15 минут, за 5 минут я вас предупрежу».

Блин, ну так гораздо лучше. Без часов невозможно понять, сколько прошло времени, и сначала торопишься — не хочется, чтобы потом гнали и пришлось надевать чистую одежду на мокрое тело, а потом стоишь одетый, ждёшь и думаешь: «На хрена я торопился, мог бы мыться до сих пор».

А так я спокойненько вымылся. Мочалкой! Последний раз тёр себя мочалкой типа «губка», наверное, в школе. Потом несколько минут просто стоял под восхитительным горячим душем. Потом спокойно вытерся и оделся.

Жизнь обрастает ритуалами. У меня есть лимон и маленькая баночка мёда — её Юля положила в самую первую передачу. И я берегу и то, и другое, чтобы после душа попить чай с мёдом и лимоном. И церемония приготовления напитка у меня такая долгая и тщательная, что японцы застрелились бы от зависти. Причём делать этот чай не менее приятно, чем его пить.

Тут, в тюрьме, конечно, раздолье для психолога. Можно сто диссертаций защитить по удивительной способности человека адаптироваться и извлекать удовольствие из любой фигни.

Михайлова приходила, рассказывала всякие новости. Прочитала, зная, что мне будет любопытно, ту самую статью Явлинского, где он говорит, что «демократическая Россия и Навальный несовместимы». Я думал, что там, как обычно у него, куча демагогии, пустых слов, пара критических фраз, ради которых всё и писалось. А там прямо огромная программная статья, посвящённая мне. Какой я ужасный популист, участник «Русских маршей», агент Кремля. Все мои расследования и видео бесполезны и т. д. Прямо почти с переходом на личности, что для Григория Алексеевича нехарактерно.

Бедолага. Представляю, как он страдал, когда это писал. Мало того, что в Кремле его заставили писать про МЕНЯ, так ещё он понимал, что его разорвут. И разорвали, понятное дело. Не из-за меня конкретно, а просто —