Страхослов (сборник) - Коллектив авторов

– Во-первых, – начала она, – я хочу знать, с кем спала все это время.

– Со мной. – Виго улыбнулся.

– Но ты показал мне не все.

– Для этого еще не пришло время, – ответил он. – Но оно настанет. Если я и смогу показать кому-то все, это будешь ты.

Он развел руки в стороны, будто демонстрируя ей свою наготу. Эта его неподражаемая манера держаться, точеные черты, шелковистые волоски на животе, стройные ноги. Его кожа была такой нежной, что Марианна могла рисовать на ней ногтем. Более того, Виго, бывало, просил ее так и сделать. Не раз просил разукрасить его тело ее граффити. На его теле еще остались отметины после того, как она цеплялась за его плечи во время их предыдущего секса. Марианне подумалось, что если присмотреться, то можно увидеть отпечаток большого пальца и след ладони, доказательства ее сопричастности ему.

Разве могла она говорить, что не знала о его инаковости, после того как он возносил ее на такие вершины блаженства? Она знала, что он другой.

– Итак? – напомнил ей Виго.

– Мне страшно.

– Почему? Разве ты боишься меня? Ну же, Марианна. Это ведь я. Виго. Твой танцор, помнишь?

Он начал двигаться, словно слышал какую-то музыку, недоступную ее слуху. Как и всегда во время танца, он возбудился. Марианне никогда не наскучивало смотреть на него. Потрясающая подвижность бедер, едва различимая игра мышц на груди и плечах – как он поднимал руки, как поводил ладонями в воздухе! Иногда музыка, которую слышал только он, ускорялась, и его ноги подчинялись новому ритму, отплясывали, кружили его тело в танце, и его возбужденный член шлепал по бедрам, раскачивался из стороны в сторону. А иногда ритм, напротив, замедлялся, и тогда в его движениях сквозила сонливость, он покачивался, как морские водоросли во время прилива.

Вот и сейчас он танцевал неспешно, он звал ее в постель, где эти подвижные бедра подадутся вперед, и его член войдет в ее тело, и танец продолжится, будет продолжаться час за часом, иногда замедляясь настолько, что они едва будут шевелиться, иногда ускоряясь, становясь настойчивым, грубым, безумным.

Глядя на него, Марианна вспомнила его прикосновения – и захотела ощутить их вновь. Ей захотелось, чтоб его ладонь легла на ее грудь, его язык омыл ее сосок. Захотелось, чтобы его пальцы остудили ее бедра, пока он нежно ласкает языком ее промежность.

А затем, когда она потечет от прикосновений его языка и рук, она хотела, чтобы он вошел в нее, ввел в нее свой член, медленно, медленно…

– Итак, – сказала Марианна. – Если я скажу, что не боюсь? Что будет тогда? Ты покажешь мне, что ты такое?

– Вначале ты должна принять решение, – ответил Виго. – Скажи мне, что хочешь остаться. Скажи, что будешь любить меня, кем бы я ни оказался, и я покажу тебе себя. А если ты не сможешь… – Он перестал танцевать, все его тело застыло в скорби при этой мысли. – Если ты не сможешь… тогда уходи – и никогда не возвращайся. Сделай вид, будто мы никогда не встречались.

Марианна отвернулась, думая об этом. Да, ей нравилось, кем она была до встречи с ним. У нее были амбиции, были представления о том, кем она может стать, если останется одна. Этот мир был ей по нраву. Но этого было недостаточно.

Она взглянула на Виго.

– Ну хорошо…

– Что ты выбираешь? – Он нахмурился.

– Я хочу увидеть.

– Пути назад не будет, – напомнил он.

– Знаю.

Он поднес ладони к лицу, его пальцы скользнули по губам, затем спустились к груди, к пупку, к головке члена. Марианна следила за его движениями. Она увидела острые зубы, полускрытые губами. Увидела медвяные капли пота на груди, поблескивавшие, точно украшения. Увидела радужные волны под кожей, расходившиеся от пупка вниз, вниз, вниз. Видела, куда они устремляются, где собираются. Его член охватило свечение, пробежало от основания к головке, за которую держались его руки.

И прежде чем оно вырвалось наружу, распутываясь, распрямляясь, настало мгновение, когда Марианна испытала страх, как никогда раньше, зная, что этим выбором пожертвовала всеми жизненными тропками, кроме этой.

А затем, не двигаясь, оно объяло ее, и жар его страсти сжег ее страх.

– Это любовь, – подумала Марианна, захлопывая дверь, отгораживаясь ею от мира.

Х

ХО́ЛОД, холода, мн. холода, холодов, муж. 1. только ед. Низкая температура воздуха. || Воздух низкой температуры. || Место, где низка температура воздуха, где холодно. 2. Время наибольшего понижения температуры воздуха; погода с низкой температурой воздуха. || только мн. То же – в течение более или менее длительного срока 3. только ед. Состояние или чувство озноба. 4. перен., только ед. Неприятное впечатление или чувство отчужденности, одиночества, заброшенности, безнадежности и т. п., вызываемое чем-нибудь (книжн.). || Безучастно-эгоистическое отношение к кому-нибудь, чему-нибудь, равнодушие (книжн.).

Ближайшая этимология: род. п. – а, холо́дный, хо́лоден, холодна́, хо́лодно, укр. хо́лод, холо́дний, блр. хо́лод, ст. – слав. хладъ, болг. хлад(ъ´т), сербохорв. хлад, род. п. хлада, словен. hlad, чеш., слвц. chlad, польск. chłód, род. п. chłodu, в. – луж. khłódk «тень», н. – луж. chodk. Вероятно, форма с вариантным kh– в начале слова, родственная гот. kalds «холодный», лат. gelidus (и.-е. *geldh-); и.-е. *gheld-представлено в др. – инд. hlā´datē «освежается», prahla-das «освежение, наслаждение»; *k^alt– в лит. šáltas «холодный», осет. sald «холод», авест. sarәta – «холодный».

Синонимы: прохлада, стужа, мороз, озноб, зноба, свежесть, заморозки, меня знобит, берет озноб, мерзну, зима, бесчувственность, безучастность, безучастие, холодность, безразличие, бесчувствие, холодок, трескучий мороз, холодно, зуб на зуб не попадает, равнодушие, до костей пробирает.

Пример: Ужасный холод, столь сильный, что способен влиять даже на сами времена года…

Холод. Пэт Кэдиган

Пэт Кэдиган – американская писательница-фантаст, с середины 1990-х годов живет в Лондоне. Ее имя часто связывают с движением киберпанка. Удостоилась многочисленных премий, включая премию Хьюго, Всемирную премию фэнтези и премию Артура Кларка – последнюю она получила свои романы «Синтезаторы» и «Глупцы».[195]

В последнюю неделю июня 1980 года в Канзас-Сити летний зной проявил себя в полную силу – и люди начали умирать.

В те дни я работала в маленькой газетенке под названием «КС Джонс» (она не имела никакого отношения ни к журналу «Мазер Джонс», ни к газетам «Канзас-Сити таймс» и «Канзас-Сити стар»). Собственно, называя «КС Джонс» газетой, я употребляю это слово в широком смысле – на самом деле это было бесплатное издание, которое раздавали в супермаркетах, магазинах, везде, где было много горожан. Парочка статей, а все остальное – реклама и скидочные купоны. Рекламы и купонов в газете было куда больше, чем статей, и потому она приносила какой-никакой доход, но, по сути, существовала благодаря железной воле ее главного редактора, Милли-Лу Десжинс.

Рост за метр восемьдесят, рубенсовские формы, рыжие курчавые волосы – такова была наша Милли-Лу. Люди говорили, что у нее «есть связи», произнося эти слова чуть ли не благоговейно. Ее отец, как говорится, «решал проблемы» политической клики Пендергаста[196] ], выступая политическим посредником, и хотя те дни миновали навсегда, они не забылись.

Сама я не так уж хорошо разбиралась в местной истории. Не прошло и десяти лет с тех пор, как я уехала из Массачусетса, где имя Кеннеди использовалось как ругательство. Я очутилась в Канзас-Сити после череды неприятностей – за свадьбой последовал развод, и я оказалась на мели. Объявление Милли-Лу «для работы требуется человек, умеющий за деревьями видеть лес, а в лесу – деревья» заинтриговало меня. После нескольких неудачных собеседований я не ожидала, что из этого что-то выйдет, но Милли-Лу я почему-то понравилось. Впоследствии я узнала причину: из всех кандидатов на эту должность я была единственной, кто не подумал, что Милли-Лу ищет журналиста, который разбирается в садоводстве.