Мари Антильская. Книга первая - Робер Гайяр

Подсчет, проведенный капитаном Сент-Обеном, выявил, что погибло шесть человек. Среди пострадавших оказались не только те, кто находился на взорвавшейся лодке, но и многие другие колонисты, которые бездумно бросились в воду, спеша на помощь своим друзьям. Кроме того, у каждого осталось тяжелое воспоминание о зловещем эскорте акул, что, привлеченные идущим от лодок запахом крови и трупов, еще долго сопровождали «Святого Лаврентия».

На корабле хватало охотников послушать и рассказать о своих былых подвигах, приукрашивая их все новыми и новыми подробностями. Среди волонтеров мало было таких, кто бы хоть раз не выстрелил в англичанина. И не то чтобы они испытывали какую-то особую ненависть к этому народу, просто их мучила жажда битвы.

Внимательно прислушиваясь к этим разговорам, генерал скоро понял, что никто не питает никакой вражды лично против господина де Пуэнси, более того, этот последний все еще вызывал немало добрых чувств в сердцах тех, кто вот-вот собирался сыграть с ним весьма злую шутку. Нет, единственное, что вдохновляло в те часы колонистов, это предвкушение заманчивого приключения…

«Святой Лаврентий», едва отчалив от берега, шел очень быстро, и эту скорость он с таким завидным постоянством сохранял на всем пути, что, когда впереди уже показался остров Сен-Кристоф, Дюпарке был вынужден просить капитана Деклие, командовавшего фрегатом, спустить паруса, иначе им пришлось бы высадиться на берег задолго до наступления ночи.

Шел час за часом, а «Святой Лаврентий», казалось, совсем не двигался с места. Однако тропическая ночь опускается с поразительной быстротою, всего за каких-нибудь несколько минут, поэтому, как только появились первые ночные тени, фрегат тут же вновь поднял паруса и, погасив все огни, проскользнул к мысу Пуэнт-дю-Сабль.

Тотчас же Сент-Обен выделил двадцать человек для сопровождения генерала. Их отобрали среди самых надежных, а также среди тех, кто считался наиболее закаленным в боях. Глубокое разочарование охватило волонтеров, когда они узнали, что, скорее всего, никакой схватки не будет и им предстоит захватить племянников командора практически без единого выстрела! Однако стоило капитану выделить вслед за этим еще два небольших отряда, человек по пятьдесят каждый, дабы они в случае необходимости оказали поддержку тем, кто высаживается на берег, как улыбки вновь вернулись на их лица, ибо кто-то высказал мнение, что вряд ли французы, которые сторожат племянников господина де Пуэнси, совсем уж слепы и что наверняка потребуется подкрепление.

К восьми часам вечера ночь сделалась совсем непроглядной. На темно-синем небе с трудом можно было различить даже растущие прямо из стволов лохматые верхушки посаженных на прибрежных дюнах кокосовых пальм.

Капитану Деклие уже не раз случалось бывать на острове Сен-Кристоф, однако никогда еще прежде не доводилось ему бросать якорь в таком почти пустынном месте, каким был мыс Пуэнт-дю-Сабль. И из осторожности он плыл, то и дело бросая лот.

Прежде чем свернуть на реях паруса, он снабдил с десяток матросов длинными шлюпочными баграми и с их помощью медленно продвигал вперед корабль, пользуясь замерами глубины, которые делал специально отряженный для этих целей человек.

Это был маневр одновременно как трудный, так и необходимый, тем более что для возвращения, которое, возможно, будет напоминать скорее бегство, было важно пройти тем же самым путем, дабы не попасть в руки неприятеля.

Однако капитан был старым морским волком и говорил себе, что в любом случае можно будет еще использовать в качестве ориентиров на берегу кокосовые пальмы, которые теперь едва различимы, однако станут видны куда лучше, когда они повернут назад, ведь к тому времени все небо уже будет усыпано звездами.

В нужный момент он отдал приказ тем, кто орудовал баграми, остановиться. Измерили глубину вокруг всего корпуса фрегата, она оказалась вполне удовлетворительной, после чего бросили якорь. Вскоре на волны спустили шлюпки, и как только генерал потребовал от людей, которым предстояло занять в них места, хранить полнейшее молчание, он дал сигнал к отплытию.

Ночь была такой непроглядно темной, что шлюпки, едва удалившись на пару беззвучных взмахов весел, стали совершенно невидимы со «Святого Лаврентия».

Первым делом им предстояло найти кого-нибудь, кто знал бы, где обитают племянники командора. Теперь, в двух шагах от места, задача уже не казалась им такой простой, хотя там, на Мартинике, она виделась наилегчайшим из всего, что им предстояло…

Тем не менее генерал не терял надежды. Он первым ступил на берег, ничуть не тревожась, что волны почти до бедер замочили его одежды. Он сам, промокнув до пояса, хлопотал о том, чтобы шлюпки, которые только что сели у берега на песчаную отмель, не подняли никакого шума и находились все время в тени.

Когда все ступили на сушу, он собрал вокруг себя людей и изучил их лица так внимательно, как позволяла ему сгустившаяся тьма.

Потом выбрал из круга троих. Снова всмотревшись в их лица, он сказал:

— Послушайте, чего я от вас жду: вы пойдете каждый в ту сторону, в какую я вам укажу. Эти направления помечены огнями, которые мы заметили еще со шлюпок. Скорее всего, это очаги, вокруг которых кто-то бодрствует, скорее всего, это часовые. Нам необходимо захватить одного из них и заставить его указать гнездышко племянников генерал-губернатора! Только прошу вас не действовать опрометчиво. В данный момент мне хотелось бы только знать, действительно ли кто-то бодрствует вокруг этих огней. Дальнейшие указания вы получите, когда принесете ответ на этот вопрос…

Весь остальной отряд остался на прибрежном песке и, спрятавшись за неровностями скал и в тени дюн, наблюдал, как трое, не подняв даже малейшего шума, исчезали в ночи.

Теперь оставалось лишь ждать.

Со стороны моря «Святой Лаврентий» был совершенно невидим. Паруса его сливались с облаками. Так что с этой стороны ничто не вызывало особой тревоги. Куда больше губернатор опасался за дозорных, которых он отправил на разведку.

Однако один из них вскоре вернулся и сообщил, что дошел вплоть до первого огня, и это оказалась масляная лампа, что горела в одном из домов. Несмотря на предостережения генерала, он все-таки попытался разглядеть, кто находился внутри, но в доме, похоже, никого не было. И он вернулся назад.

Второй дозорный принес вести куда менее приятные, которые не на шутку встревожили Дюпарке. Огонь, к которому его направили, вне всякого сомнения, служил чем-то вроде маяка морским разбойникам, ибо он был установлен на высоком скалистом мысе, явно для привлечения кораблей. И обманутым этими огнями кораблям уже никак не миновать участи разбиться о подводные скалы. Однако колонист не заметил вокруг ни одной живой души. Более всего прочего генерал опасался, что если с этого поста морских разбойников ведется тщательное наблюдение за морем, то не обнаружили ли они уже там «Святого Лаврентия», а в этом случае надобно действовать как можно проворней, не дожидаясь, пока они поднимут тревогу.

Однако необходимо было еще дождаться возвращения третьего дозорного. Если и он принесет вести не лучше остальных, то придется снаряжать новых людей и посылать их в другие концы селения. Все это заставит потерять уйму времени, а ведь для успеха плана Дюпарке дорога была каждая секунда.

Не прошло и нескольких минут, которые казались бесконечными, как волонтеры вздрогнули, услыхав легкий скрип шагов по песку. Вскоре пред ними предстала странная фигура, вся скособоченная и с огромным горбом на спине.

Человек, не произнося ни слова, подошел к ним и скинул на песок горб, оказавшийся увесистым мешком, откуда доносились жалобные вопли и стоны.

— Вот! — воскликнул дозорный. — Вот вам негодник, которому, надеюсь, уже больше никогда не придет охота шнырять вокруг военного люда, думается, это маленькое приключение послужит ему хорошим уроком! Представьте, генерал, я дошел прямо до того огня, на какой вы изволили мне указать, и не нашел там ровно никого. Тысяча чертей! И что же вы думаете, оказалось, часовые сидели в сторонке, под навесом, и преспокойно играли себе в ландскнехт! Я уж было решил возвращаться назад, как тут, проходя мимо костра, заметил этого юного проказника! Он тоже меня увидел. Я подумал, а вдруг он поднимет шум, и тогда уж весь наш план наверняка лопнет… Но тут этот малый вдруг как бросится мне в ноги и как начнет клясться самым что ни есть дорогим на свете, что у него и в мыслях не было воровать… «Ах, вот как! — говорю я ему. — Выходит, ты просто искал, что плохо лежало! Ну что ж, у меня найдется для тебя кое-что, будешь доволен, только для этого тебе придется пойти за мной!..» Тут он принялся вопить еще пуще, и я уж было перепугался, как бы на сей раз он своими истошными криками и впрямь не переполошил часовых. Тогда я и говорю: «Иди-ка лучше за мной! Мне нужно, чтобы ты сделал мне одно одолжение, и если ты выполнишь все как полагается, я не скажу ни слова ни лейтенанту, ни капитану». Лейтенант, капитан… понятия не имею, почему я сказал именно это! Просто пришло в голову, и все. Так вот, значит, я его тащу, а он упирается, говорит, боится темноты… А потом как начнет опять орать, ну чисто корова на сносях! Ах ты, думаю, беда какая! Что делать? Вот и пришлось дать ему разок кулаком по черепушке, тут он сразу сник, даже вздохнуть не успел… Так уж вышло, генерал… Потом, значит, взял я свой ремень, связал ему руки и заткнул глотку, чтобы и пикнуть не смел… Но мое такое мнение, что он мог бы рассказать вам кое-что интересное, этот проныра!..