Говори мне о любви - Дороти Иден

Уильям стал очень молчаливым после получения этого письма, и Флоренс прокомментировала, что Дези выросла жестокой. Флоренс всегда подозревала, что Дези будет такой, особенно после того, насколько равнодушно она отнеслась, причинив Флоренс боль, когда очаровала капитана Филдинга. Так что теперь Дези предпочитает комфорт и прежде всего благосостояние. Вскоре она устанет от своего нового мужа. Возможно, она вышла за него замуж, только чтобы выбраться из России. И что тогда?

Флоренс утверждала, что она понимает человеческую натуру. Она достаточно повидала людей и наблюдала, как постепенно развивается в них цинизм. Ни один человек – добрый, любящий, хороший – не был, в сущности, таким, как сам о себе думал. Каждый в конце концов преследовал свои собственные интересы. Даже мама, которая стремилась быть неэгоистичной и любящей женой. Разве она не классический пример соблюдения своих интересов?

Итак, теперь увидим. Дези не приедет в Лондон до тех пор, пока у нее не будет скрытых мотивов.

Оказалось, Флоренс была права. Дези не приехала. Вместо этого она и ее русский князь отправились в Америку: Дези надеялась с ее титулом иметь грандиозный успех в обществе на Манхэттене.

И, наконец, осталась дочь Анна, которую отправили в Англию, в Лондон, в Овертон Хауз.

Глава 26

Дрожащий ребенок, худенький, как грудка цыпленка, в соломенной шляпке на голове, в сползающей с плеч яркой гимназической курточке (форма последней школы, из которой она сбежала) вскарабкался в старомодный «даймлер» и сел рядом с небольшого роста прямой женщиной – ее бабушкой.

Анна бурно протестовала против поездки в Лондон («нет другого места, где ты можешь находиться, кроме как там», – сказала ей разгневанная мать). Теперь она здесь, но сразу не хотела этого, ей хотелось скорей покинуть вокзал Виктория, окутанный огромными клубами дыма, и серые улицы, вдоль которых тянулись толпы народа.

Встретив ее, бабушка бросила на нее жесткий испытующий взгляд, затем взяла ее дрожащими руками и велела сесть в «даймлер», где она накинула сложенный шерстяной плед на ободранные колени Анны и сказала шоферу, куда ехать.

– В магазин «Боннингтон», Бейтс. Меня ждут кое-какие дела, и я уверена, что мисс Анна с интересом посмотрит на магазин.

– Хорошо, мадам.

– У меня вокзал Виктория всегда ассоциируется со встречей твоего дедушки. Он был большой любитель путешествовать, – сказала Беатрис Анне. – Так, значит, твоя мать отправилась в Америку?

Анна кивнула, но не открыла рта и зажмурила глаза, чтобы сдержать нечаянно выступившие слезы.

– Ну, говори, детка. Надеюсь, у тебя есть язык? Опять то же самое. Где твой язык, Анна? Ты проглотила его?

Как раз в эту минуту, когда бабушка держала ее руки, вместо того чтобы бездумно расцеловать ее, Анне показалось, что теперь с ней будут обращаться как со взрослой, или как с кем-то, кто не был полупридурком.

Но это было не так.

Значит, она будет молчать. Она была готова к этому, и целыми неделями обходилась без разговора после того, как обсуждались планы послать ее к дедушке с бабушкой в Англию. Она убежала уже из третьей школы-интерната, и ее нашли, умирающую от голода, грязную и испуганную, прятавшуюся под одним из мостов через Сену. Разве кто-нибудь ей сказал, какие ужасные, отвратительные эти французские школы? Правда, ее мать и отчим тоже окончили французскую школу, но там, кажется, были добрые жандармы. А теперь суровая старая леди сидела рядом с ней. Значит, опять она одинока, как всегда, худенькая, уродливая маленькая девочка, которая никому не нравится.

– Вот это, – сказала бабушка, показывая на высокую кирпичную стену, за которой располагались широко разбросанные здания, – это Букингемский дворец, где живут король Георг и королева Мэри. Мы находимся сейчас на углу Гайд-парка. Мы проедем на ту сторону парка в мой магазин на Бейсвотер Роуд. Если ты посмотришь налево, то увидишь Ротер Роуд, где ездят верхом леди и джентльмены. На другой стороне Парк Лейн, и там самые прекрасные дома Лондона. И большинство наших покупателей живут там. Когда мой отец умер и я возглавила магазин «Боннингтон», мы всегда имели дело с аристократией. Моя дочь Флоренс говорит, что теперь мы должны повернуться к массам, но это не означает такое неприятное слово, как стадо животных. Гораздо приятнее было обслуживать высшие классы, особенно после того, как я добилась диплома поставщика королевского двора. Надеюсь, ты не такая маленькая, чтобы не знать, что это значит? У тебя, конечно, не было возможности услышать, что такое бизнес?

Колкие серые глаза изучали девочку.

– Я опережала свое время. На деловую женщину в прошлом веке смотрели как на что-то странное. Путь, по которому пошли твой дедушка и я, казался выходящим за рамки разумного, подобно твоему бегству из школы. Ты можешь сделать выбор, пойдешь ты в обычную дневную школу, в школу-интернат, или будешь учиться с гувернанткой. Но что бы ты ни выбрала, мы будем надеяться на честное согласие с твоей стороны. Теперь смотри, вот эта арка с мраморными скульптурами, видишь? Вон там деревья, это государственный флаг развевается над «Боннингтоном». Я верная патриотка. Мне кажется, ты совсем запуталась, к какой стране ты принадлежишь. Ты наполовину англичанка, и ничего не может быть лучше, чем проявить свою преданность Англии… – Бейтс, остановитесь у главного входа в магазин. Кажется, у нас очень молчаливый пассажир, но, вероятно, в таких обстоятельствах придется быть терпеливее… Пойдем, моя дорогая. Ты можешь поговорить с твоей тетей Флоренс, пока я просмотрю счета за сегодняшний день. А потом мы поедем домой.

– О, ты не похожа на мать, ты знаешь? – сказала высокая стройная женщина в строгом черном платье. Она не улыбалась, а только критически смотрела на Анну, как если бы Анна была чем-то, что можно продать в этом обширном сверкающем магазине, но не тем, что можно выставить на витрину, а совсем наоборот. Анна уже однажды испытала такое чувство. Это была семейная реакция. Все эти неприятные начальницы были совершенно одинаковы.

– Я твоя тетя Флоренс. Хочешь стакан молока и какой-нибудь кекс, пока ты ждешь маму? Она изучает счета этого отдела и закончит через час. Знаешь, крыша этого дома обвалится, если мама не сосчитает все шестипенсовики каждый день. Ладно… ты не говоришь по-английски?

Анна посчитала ее более свободной в выражениях, чем мама, которая однажды сказала, что дочь у нее слабоумная.

Тетя Флоренс вздохнула.

– О Господи! Я вижу, хлопоты еще впереди. – Ее голос был резким, но добрым, и в конце концов она не сказала: «есть у тебя язык?»

Флоренс взяла Анну за руку и повела к золоченой винтовой лестнице, покрытой красивым густо-зеленым ковром. Наверху были пальмы с листьями и папоротники в горшках, и дюжина маленьких столиков, накрытых бледно-розовыми скатертями.