Вице-адмирал - Василий Сахаров

Расположились в отдельной комнате, чтобы никто не мешал и не бился в истериках. С нами не только военные, но и гражданские, а они люди впечатлительные, и, несмотря на бомбежки и оккупацию родной планеты, у некоторых все еще сидят в голове тараканы. Они могут вспомнить о недопустимости пыток, а нам это ни к чему, так как мы люди простые. Есть враг, и его жалеть нельзя. Тем более что никаких конвенций с централами никто не подписывал: ни имперцы, ни корпоранты.

В общем, место было. Я присел за стол, и привели связанного пленника, которого усадили напротив.

Майор, что странно, был моим ровесником. Скуластый брюнет чуть старше двадцати лет, а уже гвардейский офицер в немалом чине. Впрочем, если подумать, ничего странного. Я тоже молодой, а уже адмирал. И пленник мог стать майором по протекции.

Бросив на него взгляд, я начал допрос:

– Как тебя звать?

Он покачал головой, зыркнул на меня исподлобья и пробурчал:

– Я буду молчать.

– Не хочешь по-хорошему?

– Нет.

– Что же, это твой выбор. – Я кивнул Ломову: – Начинай, Жора.

Ломов кивнул в ответ и рванул рукав пленника. Темно-зеленый камуфляж не выдержал, ткань треснула и обнажила плечо гвардейца. После чего Жора вонзил в него шприц и вколол централу «сыворотку правды».

Пленник хранил молчание, а мы наблюдали за ним, и вскоре хитрая микстура сработала. Веки гвардейца слегка прикрылись, зрачки сузились, а на лбу пленника выступила густая испарина. Можно продолжать допрос, и я повторил свой вопрос:

– Как тебя звать?

Гвардеец не хотел отвечать – то ли слишком упрямый, то ли очень правильный и решил хранить верность присяге. Но присяга хороша во дворцах или на парадах. Там клятвы властителю и государству кажутся незыблемыми. А в полевых условиях все гораздо проще и жестче. «Сыворотка правды» – самый мягкий вариант, а если действовать грубо, расколоть можно любого. Засунуть под ногти иглу, отрубать пальцы, просто избивать или засунуть человеку в задний проход подогретую железку. Человечество много чего придумало, дабы другие люди не могли хранить тайны. Так что могу сказать, что несгибаемых героев нет, таковых в принципе не существует, и пленный централ не исключение. Поэтому, немного помедлив, он ответил:

– Арнольд Шлех.

– Звание?

– Майор.

– В каком подразделении служишь?

– Вторая рота, третий батальон шестой бригады отдельного гвардейского корпуса.

– Какую должность занимаешь в данный момент?

– Адъютант генерала Ивара Логана.

«Надо же, – промелькнула у меня мысль, – действительно, важную птицу захватили. И Шлех наверняка знает, где сейчас Обадия Ноймарк».

– Ты единственный адъютант генерала?

– Нет.

– Сколько вас всего?

– Шесть.

– Все гвардейцы?

– Нет. Я один из гвардии, остальные армейцы.

– По какой причине ты оказался в бронеколонне?

– Мне нужны записи в боевую книжку. Поэтому вызвался на выезд. Участвовал в разгроме вражеской базы и лично сопровождал пленных к аэродрому.

– И генерал тебя отпустил?

– Да. Он недолюбливает гвардейцев.

– Почему?

– Мы не только солдаты, но и наблюдатели. Следим за командирами кораблей и соединений. Оцениваем каждого и составляем на него рапорт. В случае подозрения на измену самостоятельно принимаем решение, кому жить, а кому умереть.

– Советник Бартоломью Эшенбах до сих пор при штабе Логана?

– Да.

– А тоффер Обадия Ноймарк с ним?

– Да.

– Ты лично с ним знаком?

– Нет. У нас никаких общих интересов.

– План-схему штаба в Ольсбурге нарисовать сможешь?

– Смогу.

– Коды к внутренней информсети штаба знаешь?

– Знаю.

– Нам они могут пригодиться?

– Нет.

– Почему?

– Коды меняются каждые шесть часов.

Разговаривать с пленником, который находился под воздействием наркотиков, было сложно. На бо́льшую часть вопросов он отвечал односложно, в основном «да» или «нет». По этой причине допрос затянулся. Но в итоге я вытащил из него очень много ценной информации. Каковы силы противника? Каковы планы генерала Ивара Логана? Насколько сильно укреплен Ольсбург? Ну и так далее. Только что делать с этой информацией и как ее использовать, я не знал. Понятно, что самое главное сброшу Бальдуру Саксу, который передаст сведения в штабы корпорантов. Это нужно сделать сразу, как только связисты развернут нашу собственную радиостанцию с системой ЗАС. А что потом? В данном случае от меня ничего не зависело. И, отправив пленного в камеру, я достал планшет другого гвардейца, Хасана, которого убил на борту «Розалинды».

Глава 27

Третий день в бункере. Вылазок больше не было, нас обложили плотно. По этой причине мы затихли. Сидели, словно барсуки в норе, не шумели и не выходили на связь. Где-то наверху по развалинам ползали вражеские разведчики, мехстрелки и штурмботы, а в воздухе висели беспилотники и ударные дроны. Пускай. Обнаружить нас они по-прежнему не могли. И все бы ничего, но скука одолевала. Хотя мне было чем заняться. Я продолжал допрашивать пленного майора, а еще изучал содержимое планшета, который принадлежал покойному Хасану, кстати, по званию он был лейтенантом.

Вот и сегодня, пока заняться нечем, лежал на кровати и занимался разбором документов, которые остались после гвардейца.

Спрашивается: чего интересного может быть в планшете офицера, пусть даже и гвардейского? Личные письма, с этим понятно. Какие-то записи, игры, тактические схемы, копии приказов, уставы и порнография. Обычно кроме этого больше ничего. Но Хасан оказался человеком нестандартным и необычным.

Во-первых, до вступления в ряды гвардии, в мире Термен, он был самым настоящим ханом. Во-вторых, Хасан вел дневник, в котором весьма подробно расписывал свою жизнь. Ну а в-третьих, он планировал когда-нибудь вернуться назад на родную планету и создать собственную коммерческую структуру с криминальным уклоном. Если быть более точным, контору наемных убийц и шпионов. И планы его были конкретными. Покойный Хасан, которому оставалось дослужить до выхода на пенсию всего полтора года, знал, к кому обратиться, что ему предстоит сделать и откуда он возьмет исполнителей. Вот такие у Орландо Таги гвардейцы попадались – амбициозные, расчетливые и с развернутым бизнес-планом.

В общем, мне задумка Хасана понравилась, тем более что про жизнь в Центральных мирах я знал много. С документами работал, пленных допрашивал и с вынужденными колонистами на Строгове общался. Одно к одному, фрагмент к фрагменту. Общая картина сложилась, так что информации хватало. Поэтому я понимал, о чем писал Хасан, и у меня родилась бредовая идея.