Город, которым мы стали - Нора Кейта Джемисин

Вторая авеню заканчивается у станции метро «Хьюстон-стрит», поэтому навигатор выводит их на более извилистый маршрут в сторону Бруклина. Теперь они в Нижнем Ист-Сайде. «Старбакс» здесь только один, на Деланси-стрит – старый, потрепанный, похожий на рыбу, он безуспешно брыкается и даже не может выскочить за пределы собственного бордюра. Чтобы окончательно его унизить, Бронка, проезжая мимо, сбавляет скорость до разрешенной.

Вильямсбургского моста больше нет, да упокоится он с миром. В воде, за предупреждающими знаками, бетонными заграждениями и мемориальными фотоколлажами, виднеется что-то белое, органическое, как будто дышащее. Это нечто, похоже, заполняет всю Ист-Ривер; оно настолько огромно, что возвышается над одинокой опорой моста, оставшейся стоять. Когда они проезжают Деланси-стрит, прямо у них на глазах это белое нечто начинает медленно подниматься. Оно излучает тошнотворный зеленовато-белый свет, от которого у Бронки начинают болеть глаза, и из-за этого она сворачивает с Деланси раньше, чем могла бы.

– О нет, – негромко, полным ужаса голосом бормочет Куинс. – Это же та тварь, которая разрушила мост. Я не думала, что она все еще тут. – Никто ей не отвечает, в основном потому, что сказать-то и нечего.

Вместо этого Бруклин клацает пальцем по телефону Бронки.

– Я меняю маршрут, чтобы мы проехали через Бруклинский мост. На магистрали Бруклин – Куинс нет сетевых магазинов.

– Да, хорошо, – говорит Бронка. Затем, пока они все еще находятся на одной из небольших улиц, где нет опасностей, она снова останавливается у тротуара.

– Что…

– Терпеть не могу ездить через Бруклин, – говорит Бронка, отстегивая ремень безопасности. – Твой боро, вот ты с ним и разбирайся.

Бруклин невольно смеется и выходит, чтобы поменяться с ней местами.

– Можешь сесть за руль, когда доберемся до Статен-Айленда. Хочешь? – спрашивает она у Куинс, пока они пристегиваются.

– Я же не умею водить, помнишь? – Куинс выглядит смущенной.

– О, точно, забыла.

– Что значит «не умею водить машину»? – хмурясь, спрашивает Конг.

– А то, что обычно ньюйоркцам это не нужно, – рявкает на него Бронка. Не то чтобы ей сильно нравилась Куинс, но она привыкла защищать других женщин от нападок мужчин, и, кроме того, Куинс – это Нью-Йорк, а Гонконг вообще не местный. – А теперь снова заткнись. Ты только-только перестал меня бесить.

Остальная часть поездки к Статен-Айленду проходит без происшествий. Тем не менее когда они въезжают на самую высокую точку Верразано, откуда открывается хороший вид на остров, то видят еще несколько башен. Их по меньшей мере две, хотя вдалеке виднеется еще что-то горбатое и покрытое узлами, похожее не то на страшно уродливый стадион, не то на вообще не пойми что.

На Статен-Айленде Бруклин сбавляет скорость – во-первых, улицы здесь у́же и вокруг много полицейских, а во-вторых, оказавшись во владениях аватара Статен-Айленда, они чувствуют ее. Ощущение странное, но оно не сильно отличается от той связи с главным аватаром, которая пронизывает их всех и которая осталась с того момента, как они вошли в коллективный транс. Как будто в их головах есть что-то вроде компаса, одна стрелка которого указывает не на север, а на станцию «Сити-холл». Другая же стрелка ведет их куда-то в центр Статен-Айленда, в район, который Конг указал им на карте и который называется Хартленд-Виллидж.

Чтобы добраться туда, им приходится ехать через обширный холмистый лес, который в ту ночь полон странных теней. Всю дорогу они проводят в напряжении, вглядываясь в пустоту между деревьями и готовясь ко всему. Ничего не происходит, но и беспокойство никуда не уходит – Бронка замечает, что оно усиливается по мере их продвижения вглубь острова. Вскоре они выезжают на аккуратную маленькую улочку с симпатичными двухэтажными домиками на одну семью, которые перемежаются дуплексами. По форме эти дома до жути похожи один на другой, хотя все они по-разному покрашены, облицованы разным сайдингом и обнесены разными изгородями. Это пригород, где конформизм важнее комфорта. Бронке никогда не нравились такие места.

Однако здесь они останавливаются. Потому что на лужайке перед домом, который, вероятно, принадлежит их цели, растет еще одна белая башня. Бронка думает, что это уже дурной знак. Однако, когда они выходят из машины и направляются к дому, из ниоткуда появляются белые вьющиеся растения, похожие на виноградные лозы. Они вырываются из почвы, спускаются с башни, становятся толще, сплетаются, образуют клубок размером с человека… и наконец перед ними возникает Женщина в Белом. Ее руки скрещены, ноги широко расставлены, и она твердо стоит на земле.

На этот раз у нее длинные прямые волосы, уложенные в рваную прическу. Этот изящный стиль из семидесятых очень подходит ее новому лицу – заостренному, узкому и черноглазому. Одежда, правда, подобрана нелепо: на ней вызывающе короткие шорты и свободный топ. Она похожа на злобную версию Джони Митчелл в середине ее карьеры.

И на этот раз она не одна. За живой изгородью и на газонах соседей Бронка видит длинные, мягкие, узкие тени, которые, как ей кажется поначалу, принадлежат фонарным столбам на улице. Но когда тени начинают раскачиваться и двигаться, становится ясно, что они представляют собой нечто иное. Это движение сопровождают звуки: живое, ритмичное гиканье, сухой треск, словно от ломающихся ветвей; низкие, едва слышные вибрации – топот, который издает нечто тяжелое, но почти невидимое. Красочных людей-пятен здесь нет. Мельком посмотрев на новых противников, сотканных из теней, Бронка даже немного скучает по ним.

– Я почти ничего не вижу, – приглушенно говорит Куинс. – Почему я не могу их разглядеть? Мне приходится отводить взгляд. А если я смотрю прямо на них…

– Да уж, – говорит Бронка. – Похоже, с каждой новой встречей трюков у нее становится все больше. – Слева от Бронки что-то раскачивается из стороны в сторону, изредка останавливаясь и неуклюже подпрыгивая вверх, как какая-нибудь амфибия. Оно не близко, прячется за живой изгородью одного из соседних домов, но Бронке это движение почему-то сильно не нравится. У нее складывается чувство, будто та тварь готовится к прыжку.

– Все неправильно, – говорит Конг. Сунув руку под пиджак, он судорожно пытается за что-то схватиться. – Она всегда была огромной и чудовищной, нападала на города сразу после рождения, пока те еще слабы. Но никогда не принимала человеческий облик. Никогда не разговаривала. Ни разу. Нам казалось…

– Когда кажется, – говорит Женщина в Белом, – креститься надо.

Внезапно всех четверых резко переносит в другое измерение, где время и пространство не имеют значения, и все они щетинятся строительными кранами, ржавыми балками и мутными витражами. За их спинами маячит гигантский Гонконг, но он не на своем месте – куда лучше него Бронка видит небоскребы Манхэттена, хотя тот и стоит чуть поодаль. Статен-Айленд тоже здесь, но она почему-то в стороне от остальных и уступает им размерами и блеском, хотя они и находятся в ее владениях.

Но между ней и остальными стоит кое-что еще. Другой город, заслонивший собой Статен-Айленд, будто бы защищая ее.

Город этот – не часть Нью-Йорка. Он огромен, больше всех них, вместе взятых. Каждая его деталь кажется неправильной, и стоит он так близко, что Бронка отшатывается и, защищаясь, рефлекторно поднимает строительные леса. В плане этот город идеально круглый. Его башни сверкают, районы расползаются в стороны, парки пышут цветом и здоровьем, но все же все они неправильны. «Это не башни, – с растущим ужасом думает Бронка. Они ведь дышат. – Это не здания. Я не знаю, что это за…» – Она даже не может думать. Чужой город стоит слишком близко. На него больно даже смотреть.

И каждое перекошенное здание, каждая идеально выверенная улица и гниющий организм этого города сверкают ярчайшим, совершенным, неестественным белым светом.

Они резко возвращаются в мир людей – точнее, их вышвыривает туда. Они стоят, обомлев от осознания того, что Женщина в Белом – город, еще один город, чудовищный город не из этой вселенной и даже не из ее окрестностей, каждая черта которого и даже его улицы враждебны всему их миру.

– Здравствуйте, аватары Нью-Йорка, – произносит Женщина в Белом, пока они недвижно стоят в ночной тени ее башни. Ее