Обнаженная натура - Лорел Гамильтон

— Езжай, — сказал Эдуард.

Бернардо поехал.

— Анита, сними жилет. Надо посмотреть, не прижать ли рану.

Будь мы здесь вдвоем с Эдуардом, не было бы проблем, но рядом со мной навис темной глыбой Олаф. Я покосилась на его лицо — и ничего не было в этом лице, что вызвало бы у меня желание при нем раздеться.

— Перестань быть девчонкой, — сказал Эдуард. — Снимай жилет.

— Ты несправедлив, — возмутилась я.

— Да, я понимаю, почему ты не хочешь, но умереть от потери крови только потому, что ты не хочешь показываться Олафу окровавленной и полуголой, было бы глупо.

Ну, в такой формулировке…

— Ладно, — сказала я, вложив в это слово столько злости, сколько туда влезло.

Помогла Эдуарду снять с меня кобуры и оружие. Отдала их Эдуарду, как было и при входе в дом Вивианы, потому что кому же еще могла я все это доверить? Но тогда у Эдуарда руки оказались заняты, и Олафу пришлось меня расстегивать. Я думала, он будет зависать над каждым движением, как в морге, но он был до странности деловит — просто расстегнул липучки на боках и снял с меня жилет. На голубизне футболки виднелись красные мазки на уровне живота, где просочилась кровь. Плохо.

Вдруг у Олафа в руке оказался нож.

— Нет! — крикнула я. — Не надо срезать футболку!

Я стала вытаскивать ее из штанов. Признаю, что напряглась, готова была к тому, что она застрянет, что будет больно ранам. Да, срезать было бы практичнее, и все равно футболка пропала, но вид этого человека, наклонившегося надо мной с большим зазубренным ножом в руке… ни за что на свете не дам я ему предлога поднести нож к моей коже.

Наверное, я как-то невольно застонала от боли, потому что Эдуард, положив на пол мое оружие, достал собственный нож.

— Нам нужно посмотреть, Анита.

Я хотела возразить, но он оттянул футболку и уже резал. Я могла бы его остановить, но он был прав, а Эдуарда я не боюсь. Лезвием настолько острым, что оставался прямой, почти хирургический разрез, он вскрыл футболку посередине до самого воротника. Я могла бы возразить, что теперь я и вправду полуголая, но увидела собственный живот, и тот факт, что мой лифчик оказался на всеобщем обозрении, потерял актуальность.

— Блин! — выругалась я.

На животе остались кровавые следы когтей. У меня выступила кровь, когда я бывала близка к превращению, но только из-под ногтей. Такого, как сейчас, никогда не было.

Пальцы Олафа повисли над раной с рваными краями. Я хотела уже сказать: «Не трогай», как он сказал сам:

— Неправильные края у раны.

— Они изнутри наружу, а не наоборот, — ответил Эдуард.

Я посмотрела вниз, на раны, но угол оказался неудобным — или вообще трудно рассматривать собственное вскрытое тело и анализировать раны. Я постаралась мыслить позитивно:

— Хотя бы не так плохо, как предыдущая рана в живот.

— Верно, — согласился Эдуард.

— Да, на этот раз внутренности не висят наружу, — сказал Олаф, и сказал так спокойно, будто это и тогда не имело знамения, и сейчас не имеет. Ну, что с социопата возьмешь?

Он положил большие пальцы поверх ран. Рука его едва заметно содрогнулась, и ему пришлось поднять ее, чтобы согнуть. Потом он снова положил руку на раны и повел вдоль них.

— Похоже, будто что-то вырывалось оттуда наружу, а не полоснуло издали.

Он расправил над ранами ладонь. Я начала было возражать, но сообразила, что его рука полностью накрывает рану — миниатюрная звериная лапа, если можно так назвать. Такая же миниатюрная, как та, что оставила следы на жертвах.

— Тот же размер, — сказал он и положил руку на раны.

Остро и резко ударила боль, и я знаю, что тихо застонала, потому что одновременно произошли две вещи: Эдуард сказал. «Олаф», — и в этом слове слышалось предупреждение, а сам Олаф испустил вздох, никак не гармонирующий с ранами и кровью. Ну, это если ты не серийный убийца.

— Прекрати меня трогать, — сказала я, подчеркивая каждое слово так твердо и отчетливо, как никогда в жизни. Не знаю почему, но впервые это его поведение меня не напугало, а только разозлило. Будем считать, что это была злость.

Он убрал руку и посмотрел на меня глазами-пещерами. Что бы ни увидел он у меня на лице, это его не обрадовало, потому что он сказал:

— Ты не боишься.

— Тебя — да, ты прав. Только что какая-то дрянь пыталась разорвать меня, чтобы выбраться — извини, но на шкале страхов мое внимание перешло на это. А теперь перестань дрочить на мою боль и помоги мне, черт возьми.

Он снял кожаную куртку, сложил ее и приложил мне к животу.

— Будет больно, но если приложить к ранам давление, ты не будешь терять столько крови.

— Давай, — сказала я.

Он надавил, и было больно, но иногда надо вытерпеть боль сейчас, чтобы не было намного больнее потом. Наверное, я попискивала, потому что Эдуард спросил:

— Он тебе делает больно?

— Не больше, чем нужно, — ответила я, гордясь, что голос прозвучал почти ровно. Пусть слышат, как разговаривает железная охотница на вампиров: ни здоровенный серийный убийца ее не смутит, ни таящиеся в ней самой звери. Блин!

— Виктор! — окликнула я.

Он повернулся на сиденье, посмотрел на меня. Очки, наверное, он оставил на тротуаре, потому что я смотрела в светло-голубые глаза его тигра. Нет, его самого. Потому что тиграми-оборотнями, такими как Виктор, рождаются, а не становятся.

— Да, маленькая королева?

— Во-первых, прекрати меня так называть. Во-вторых: эти следы когтей на мне — такой была бы по размеру моя тигрица, если бы выбралась наружу?

Он задумался на пару секунд. Бернардо вынужден был спросить:

— Повернул, куда ты сказал. Дальше куда?

Он снова сказал, куда ехать, потом повернулся ко мне.

— Ты какой-то… совсем особый случай. Но я думаю, что да. Именно такого размера была бы ты.

— Блин, — повторила я.

— У Мартина Мендеса руки были больше, чем у Аниты, даже в человеческом виде, — заметил Эдуард.

— Наш убийца — женщина, — сказала я.

— Нет, есть мужчины с такими же маленькими руками, как у тебя, — возразил Олаф.

— У кого-нибудь из ваших мужчин-тигров есть такие маленькие руки? — спросила я, подняв руку, чтобы Виктору было, с чем сравнить. Он протянул руку между сиденьями, приложил свою ладонь к моей.

— Только Пола Чу.

— Стоп, — сказал Бернардо. — Если Бендес не тот тигр, которого мы ищем, зачем он напал на полицейских?

— Хороший вопрос, — оценил Эдуард.

Ответ дал нам Виктор:

— Он был разведен с женой, которая обвинила его в побоях. Его нельзя назвать большой ценностью для нашей общины. Если бы обвинения были доказаны, он получил бы или пожизненное, или…