На внутреннем фронте. Всевеликое войско Донское (сборник) - Петр Николаевич Краснов

Даже спутник атамана по Абиссинии и большой его поклонник, правоверный старовер, урядник лейб-гвардии Атаманского полка Архипов, не желая, видимо, выходить в атаманском мундире без погон, явился в какой-то вычурной синей гусарской венгерке, расшитой черными шнурами. Круг в лице своей серой части на всякий случай «демократизировался» и играл под большевиков. В президиуме заседал толстый и жирный Н.Е. Парамонов и узкими острыми глазками гипнотизировал Круг. В августе его не было. Тогда его за две недели до Круга арестовали немцы, обвинивши его в сношениях с союзниками. Теперь он был здесь, и чувствовалось, что многие из членов Круга уже подавлены его миллионами. Да он и сам не скрывал, что несколько десятков тысяч брошено им на обработку серой части Круга.

При входе атамана Круг не встал. Но, когда атаман вышел на трибуну, чтобы говорить речь, его приветствовали аплодисментами, которые стали общими и захватили Круг.

Донской атаман в большой речи обрисовал современное положение Дона. Он не скрывал трудности момента. Подробно изложил историю и роль немецкой оккупации Украины, ход переговоров и сношений с союзниками, историю вопроса о едином командовании Вооруженными силами Юга России. Высказываясь о причинах поражения, он относил их, главным образом, к чрезмерной растянутости фронта, увеличившейся после ухода немецких гарнизонов с пограничной территории Украины, к непосильности для Донской армии борьбы с противником, численно превосходным и технически лучше оборудованным, и к болезни, охватившей фронт и именуемой большевизмом. Вполне понимая всю ответственность момента, атаман предложил в секретном заседании прослушать в ряде документов о тех мерах, которые им принимались и принимаются для исправления положения. Он закончил свою речь выражением полной уверенности, что с помощью Добровольческой армии беда будет уничтожена и враг снова выгнан за пределы Донского войска.

Речь атамана захватила Круг, и по окончании ее его уже приветствовали по-старому.

Был объявлен перерыв, и посторонняя публика удалена из залы заседаний. Снова вышел атаман и в простой беседе, без ораторских приемов, рассказал о подлости представителя Франции капитана Фуке, прочел его «условия», свое письмо по этому поводу генералу Деникину и его ответ и огласил свою переписку с генералом Деникиным и кубанским атаманом о помощи Донскому войску и сказал, что две дивизии кубанцев обещаны ему. Он намекнул и о том плане, который был выработан командующим армией и при помощи которого он надеется восстановить в ближайшие дни положение. В 4 часа дня заседание кончилось и возобновилось в 7 часов вечера.

Вечером около часа читал свой доклад председатель совета управляющих генерал-лейтенант Богаевский о внешнем положении Войска Донского. Он напирал на то, что теперь, при осуществлении единого командования, Войско Донское может ни за что не тревожиться, так как сила Добровольческой армии несокрушима и дело находится в надежных руках.

После генерала Богаевского говорил генерал Денисов. Бледный, страшно исхудавший за эти последние дни, нервный и измученный чрезмерной лихорадочной работой и бессонными ночами, он на ряде громадных наглядных карт и схем пояснил Кругу, что Войско Донское поставлено в слишком тяжелые условия борьбы. Десять месяцев войны, зима, необычайно суровая в этом году, болезни не могли не отозваться на нем.

– Утомление казаков, – говорил Денисов, – чувствовалось ясно еще в ноябре месяце. Начальник штаба генерал Поляков докладывал, что его не радуют все те огромные успехи, какие были нами достигнуты, и если нам не будет оказана посторонняя помощь, то вряд ли мы удержим все то, чем завладели.

Второй причиной была гибель надежды на иноземную помощь, – продолжал командующий, – об этой помощи много говорилось и писалось, и фронт слишком долго ждал прибытия этой помощи. Нам присылалось много телеграмм с вопросом: когда же, наконец, придут союзники? И их неприход сыграл роковую роль.

Но главную роль в наших неудачах сыграла агитация. Агитация не только большевистская, пустившая в ход все средства – подкупы, посулы, обман, клевету и прочее, но и другие, которые выражались в том, что общественные деятели домогались несколько раз моего свержения, настаивая несколько раз на моей отставке.

По окончании доклада генерала Денисова на трибуну начали выходить один за другим все те генералы и штаб-офицеры, которые были в свое время удалены генералом Денисовым от службы и добились звания членов Войскового Круга. Вышел генерального штаба полковник Бабкин, удаленный за трусость и глупость, вышел генерал Семилетов, лихой предводитель детских партизанских отрядов, эксплуатировавший детей и командовавший партизанами из такого далека, где не слышны были пушечные выстрелы, удаленный за неправильно составленные отчеты, вышел генерального штаба полковник Гнилорыбов, удаленный за трусость и агитацию против атамана, генерал-лейтенант Семенов, обвиненный в лихоимстве в Ростове, и, наконец, генерал-майор Сидорин.

Они задавали совершенно праздные, но волнующие большинство Круга, серую его часть, вопросы:

– Достаточно ли было уделено внимания нуждам фронта и нуждам станиц?

– Посетил ли командующий армией все важнейшие пункты фронта и беседовал ли с казаками?

– Были ли своевременно приняты меры против злоупотреблений реквизициями, особенно против действий монархической организации так называемой Южной армии и ее карательных отрядов?

– Приведены ли в исполнение принятые Войсковым Кругом постановления о пособии семьям мобилизованных, о вознаграждении за утраченных лошадей, имущество и прочее? (Более чем на два миллиарда рублей!)

– Была ли армия обута и одета?

– Почему своевременно не были мобилизованы иногородние?

– Обращалось ли достаточное внимание на состояние железных дорог? На санитарную часть? На состояние вооружения?

И наконец, после только что обнародованного ряда писем атамана к генералу Деникину уже не с просьбами, а с мольбами о помощи, один из членов Круга задал вопрос:

– Не было ли в силу излишней самоуверенности в своих силах отклонено предложение помощи со стороны Добровольческой армии?

Генерал Денисов с полным спокойствием и самообладанием отвечал на все яростные на него нападки атаман видел явную преднамеренность многих вопросов – ведь должны же были понимать те, кто их задавал, что la plus jolie tille ne peux donner plus guelle – знали же они экономическое, финансовое и промышленное состояние Войска, знали, в каком состоянии были приняты Войском железные дороги? Они знали одно: qui s'excuse s'accuse, и они поставили генерала Денисова в положение ученика, отвечающего на вопросы придирающегося к нему учителя. Эта моральная пытка командующего Донскою армиею продолжалась уже около трех часов, и все новые и новые ораторы шли к председателю, чтобы задавать новые бездельные вопросы и заставлять генерала Денисова оправдываться в преступлениях, которые он не совершал.

Это возмутило атамана.

Он потребовал себе слова и сказал:

– Вот уже три часа я присутствую при недопустимой травле командующего армией. Того, кто освободил от большевиков Новочеркасск, лично руководя атакующими цепями,