Возвращение Томаса - Юрий Никитин

— Убейте же! — прокричал кто-то уже с паникой в голосе.

Олег быстро двигался вправо, влево, вперед, отступал, не давая приноровиться, сам он выглядел чудовищем с двенадцатью руками. И в каждой руке разящий меч.

Их осталось трое, они начали отступать, Олег сделал быстрый шаг вперед, и острое лезвие разрубило голову вместе с железной шапкой до нижней челюсти. Двое бросились бежать, но успели достичь лишь двери: Олег, не сходя с места, швырнул им вслед ненужные уже мечи, и оба бегущих успели только вскрикнуть, когда острые клинки с силой погрузились им в спины, достав сердца.

Томас смотрел затуманенным взором, Олег выдернул нож из горла герцога, Томас пробовал пошевелить разбитыми в кровь губами, Олег сказал успокаивающе:

— Молчи, молчи. Я все знаю, что скажешь.

— Все, — прошептал Томас, — наперед знает... только Господь...

— Вряд ли, — возразил Олег. — Ему самому было бы неинтересно.

Он подхватил грузное тело на плечо. Томас бессильно повис на волхве, Олег бегом понесся прочь из подвала. Холодный ночной воздух чуть охладил раскаленное тело, под ногами не хрустнуло, пока Олег бежал в темноте. Томас успел смутно подивиться, как он видит, если и луна за тучами, и звезды попрятались, потом в голове помутилось, все поплыло, тьма нахлынула и поглотила его с головой.

Очнулся он, как сам понял, не скоро, уже на коне. Ноги привязаны ремнем, пропущенным под конским брюхом, ночь закончилась, из-за горизонта истает радостная алая заря.

Олег едет рядом, время от времени заботливо придерживая его в седле. Томас застонал, с трудом разлепил спекшиеся от жара губы.

— Я же говорил...

— Что? — спросил Олег.

— Не тебе... герцогу... Что Господь меня не оставит...

— Ну?

— Вот он и не оставил...

Олег долго ехал молча, наконец спросил с недоверием:

— А что, он в самом деле на меня похож?

Томас прошептал с отвращением:

— Дурак... он не оставил меня, прислав тебя...

— Вот щас спихну с седла, — пригрозил Олег. Он уже не вертел головой, взгляд устремлен вперед, алая заря разгорается быстро, вот-вот выглянет оранжевый край солнца, и разом проснутся под его лучами шмели, пчелы, жуки и бабочки. — Ишь... ценность...

Томас еще дважды впадал в забытье, очнулся уже на земле, в яме костер, от крупных углей веет хорошим теплом. Суставы болезненно ноют, он подвигал руками, боль стала еще острее, однако руки и ноги слушаются. Пока был в беспамятстве, калика успел вправить суставы. Голова налита расплавленным свинцом, все тело стонет, плачет, требует покоя. За кустами донесся успокаивающий храп и хруст, с которым кони пожирают молодые веточки.

— А как ты коней ухитрился? — спросил Томас.

— Это было непросто, — признался Олег. — К счастью, не все разделяли увлечение герцога сатанизмом... Ты есть уже можешь?

— Попить разве что, — ответил Томас. — Вина...

— А какого? — осведомился Олег. — Фалернского или тосканского?

Томас отмахнулся, поморщился от резкой боли в суставах.

— Любого...

— Вода в ручье, — ответил Олег безжалостно. — Но раз уж ты слаб, могу и принести.

— Не стоит...

Что-то в голосе Олега насторожило Томаса, он поднял голову. Олег, суровый и напряженный, всматривался в чащу леса, поглядывал и на совсем уже светлое небо.

— Все-таки выслали погоню, — сказал он раздраженно, — что за дурь... Да, это редкостная дурь, могли бы урок усвоить получше. Ладно, жди меня здесь.

— А ты?

— Нужно вернуться, — ответил Олег сумрачно. — Оба кузена герцога пустились по нашим следам, это нехорошо. Кроме того, мне кое-что надо узнать...

Томас прохрипел:

— Ты с ума сошел...

— Уже давно, — подтвердил Олег. — Иначе чего бы с тобой связался?

Он отступил за кусты и растворился так бесшумно, словно сам превратился в призрак. Томас прислушивался, но нигде не треснул сучок, не шелестнула ветка.

Лорд Терсегаль, кузен герцога Гере, родственник короля и теперь после гибели Рихарда полновластный хозяин земель вплоть до большой реки, а при выполнении ряда условий договора с Хозяином — хозяин всего королевства, а то и всей Британии, бежал через лес, как последний нищий, удирающий от спущенных на него собак, лишившись меча, шлема и даже коня. Всего час назад погоня, казалось, близилась к завершению, следы проклятого язычника становились все отчетливее и свежее, как вдруг неведомая сила начала вырывать из отряда одного человека за другим.

Его закаленные люди быстро впали в панику, и напрасно Терсегаль доказывал, что волшебством и не пахнет: у каждого погибшего либо торчит из шеи или спины стрела, либо распростерт с размозженной камнем головой, а испачканный кровью камень находится рядом, либо по неведомой дури люди напарывались на острые колья... хотя Терсегаль догадывался, что несчастные не сами накалывались, пару раз даже видели смутное движение за кустами, а один раз — скорченную лохматую фигуру, но все это подходило и под описания наружности Лесного Народа, неуловимого и злобного, так что редеющий отряд волновался все сильнее.

Наконец Оакнер, его брат и первый помощник во всех делах, сказал прямо:

— Против нас весь лес. Надо возвращаться.

— Мы догоним эту сволочь!

За спиной Оакнера виднелись хмурые озлобленные лица, его явно поддерживает весь отряд, только Джон и Морган, старые верные соратники, хранят молчание, эти пойдут за ним, Терсегалем, в огонь и воду.

— Нас уничтожат всех, — возразил Оакнер. — И все равно ничего не добьемся. Нужно вернуться. А там взять больше людей, а еще лучше — сильного колдуна, который оградит нас...

Он вздрогнул, глаза расширились, а из груди, прорвав кожаный панцирь, высунулся треугольный красный от крови наконечник стрелы. Терсегаль пригнулся и, укрывшись щитом, прокричал:

— Джон с пятеркой — туда!.. Морган — обойди слева!..

Сам он присел за огромной корягой, прислушивался к крикам и топоту. С ним осталось десять человек, все прятались за щитами и вслушивались в отдаляющиеся крики. Тело Оакнера лежало посреди поляны, под ним растеклась огромная лужа крови. Между лопаток торчит расщепленный кончик стрелы. Судя по тому, что без оперения, стреляли из ближайших кустов.

Когда топот и треск кустов затихли, Терсегаль прорычал гневно:

— Поняли этот знак богов?.. Он хотел вернуться, и вот он убит за такой призыв. Так что мы найдем...

Так просидели долго, очень долго. И хотя судьба погони стала ясна даже ему, он все еще отказывался верить, что восемь человек, бросившиеся в погоню за одним человеком, пали от его руки.