Степан Разин - Андрей Николаевич Сахаров

взглянуть вниз было некогда: со всех сторон наседали яростно дворяне и дети боярские. Не успел он обернуться вовремя, рубанули его наотмашь саблей по голове, разрубили шапку, стесали кожу, кровь залила глаза, потекла по лицу, а Степан все продолжал рубиться, кричал своим, чтобы не уступали дворянским собакам, мясникам, держались кучнее.

Но все меньше оставалось вокруг него товарищей, а Борятинский издали следил за Разиным, посылал против него то одного, то другого, видел, что уже ранен Стенька и можно взять его живым. Но все посланные князя гибли от руки Степана — кого доставал саблей, кого пулей. Стал пробиваться к Степану алатырский дворянин Семен Степанов. Пробился, кинулся на Степана сзади, свалил, подмял под себя и уже хотел было вязать его ременным гужом, как кинулись на выручку казаки, здесь же, над Степаном, изрубили алатырского дворянина. А Разина оттащили в сторону от свалки, но он все порывался назад, утирал рукавом кафтана кровь с лица, потом увидел, что окружают казаков, отрезают их от города, загоняют на берег Свияги, и сразу остыл атаман, весь воинский угар как рукой сняло, уже не рвался с саблей в кучу, расставил людей, где было надобно, прикрыл края своего отряда, дал приказ медленно и спокойно отходить всем к острогу, а в острог послал гонца, чтобы при подходе Борятинского к городу вслед за казаками били бы по князю из острожных пуш&к и пищалей и не подпускали бы к воротам.

Но не спешил Борятинский к острогу, дал отойти Разину и запереться, а потом уже стал подтягивать своих людей и тут же устраиваться обозом, окружать стан телегами на случай, если вдруг захотят казаки совершить вылазку.

Трудный это был день для Разина. Хотя и увел он свое войско назад в порядке, но многих потерял в бою. Рассыпались по окрестным лесам симбирские уездные люди, побежали по своим деревням, больше ста человек захватили государевы ратные люди здесь же на месте и почти всех закололи на глазах у разинцев, которые смотрели на эту расправу из-за острога. Отбил Борятинский у казаков четыре пушки, четырнадцать знамен, литавры. Сам Разин лежал в избе на посаде, под тулупом, с простреленной ногой и порубленной головой. Пока был в бою, не замечал, а сейчас нога сильно болела, а из-под повязки на голове все сочилась кровь, смачивала подушку.

Следующий день прошел спокойно. Разин приводил свое войско в порядок, считал людей, смотрел пушки, обходил, опираясь на палку, своих товарищей, приобадривал их, присаживался к кострам, шутил. И что за беда, что побил его Борятинский. Судьба переменчива. С ним сидит в остроге почти двадцать тысяч человек, а по всей Волге стоят за ним его, казацкие, города, и атаманы сидят по всей черте в городах и селах.

В тот же день послал Степан людей к Харитонову, Осипову, Иванову, чтобы подвигались к Симбирску, помогли ему совладать с Борятинским. Не особенно тревожился Степан и об ушедших и разбежавшихся крестьянских отрядах. Эти могут вернуться быстро, придут в себя по чащобам и снова пойдут бить своих вотчинников и помещиков. Раз уж почувствовал мужик волю, так назад в ярмо уже так легко не загонишь.

Слушали повстанцы Разина, дивились на силу духа его, на храбрость и мужество, а Степан ковылял от одной кучки к другой, и крепла вера в казацком лагере, — и готовы были повстанцы наутро вновь идти против московских воевод, если скажет батька Степан Тимофеевич.

Одно беспокоило Разина, но не говорил он об этом своим товарищам. Борятинский, наведя мосты через Свиягу, подошел вплотную к городу с южной стороны. Там он разметал небольшие заслоны повстанцев и пробился наконец к Милославскому. Теперь город был как бы разделен на две части. Вся северная часть с выходом на Волгу, к стругам, с посадом и острогом была в руках Разина, южная же с Малым городом — в руках Милославского и Борятинского. Но князь Юрий не входил в кремль, остановился возле города. Видно, хотели воеводы с разных сторон ударить на повстанцев. А к вечеру прибежал переметчик из Малого города и сказал, что был у воевод совет и решили они первым делом отбить у Разина струги, чтобы тем вконец сгубить и разметать все казацкое войско и не дать уйти ему на низ.

Разин усилил охрану стругов и решил во что бы то ни стало овладеть кремлем, благо все было готово к последнему приступу.

Но воеводы первыми перешли в наступление.

К вечеру 3 октября вдруг открылись ворота Малого города, и ратные люди Милославского ударили по засевшим в шанцах казакам, прошли их и обрушились на разинский обоз, стоявший около города. Степан не стал отбивать обоз, а бросил все свои силы на кремль. Метая за стену зажженные дрова, стреляя из ружей, лезли по приступным лестницам казаки, татары, мордва, черемисы. Три тысячи человек вел за собой Разин на приступ. Сам он, хромая, с обвязанной головой шел в первых рядах.

— Ну же, робята, вперед! — весело кричал Степан. — Устроим баню мясникам!

Казаки рвались за своим батькой; татары и мордва хоть и не понимали, что кричал им Разин, но тоже веселели, не отставали. Накатывалась повстанческая волна на стены Малого города со всех сторон.

Над Симбирском опустилась ночь. В темноте четко были видны летящие по воздуху огненные поленья; горел кремль, отовсюду тянуло гарью. В страхе метались на стене поредевшие защитники Малого города; кое-где казаки дрались уже на самом верху, снизу подлезали с ножами в руках мордва и татары. Все складывалось хорошо, Милославский завяз в обозе, Борятинский, видно, не поспевал подойти с южной стороны. Только бы перевалить за стены, перетащить пушки на южную стену, встретить там князя Юрия.

В это время со стороны Свияги раздался вдруг страшный крик. Кричали тысячи людей. В обход острога, в тыл к разинцам, заходил рейтарский полк Андрея Чубарова. Так уж задумал Борятинский, чтобы не просто вышел его полк со Свияги, а именно с шумом. И тут же побежали к Разину люди, закричали, что обошел их с тылу Борятинский, отрезает от стругов, что уже хватают люди князя Юрия струги и лодки и топят их. Похолодели казаки. Сразу же остановились. А полк Чубарова шел на них сзади, слышалась стрельба в обозе, внизу под городом. И тут же встрепенулись защитники Малого города, ударили по разинцам из пушек и пищалей. И вдруг смешалось все кругом. Не видно было, где свои, а где чужие, и уже катились вниз со стен казаки, а