Мародеры на дорогах истории - Аполлон Григорьевич Кузьмин

хазарами, а жестокость русов во время этих походов, в частности, во время похода 941 года, объясняется тем, что они "имели опытных и влиятельных инструкторов" из хазар ("НС" № 12, с. 168 и далее).

Кожинов верно замечает, что все сведения о "жестокостях" взяты из византийских хроник, но почему-то считает, что византийцы, имевшие многовековой опыт членовредительства и самых изуверских расправ, писали сущую правду и взывали к человеколюбию. А стоит открыть любую европейскую, да и русскую хронику, чтобы убедиться в том, что врагов всегда упрекают в зверствах, а своих зверств не замечают. И если рассказы о зверствах норманнов или татаро-монголов не вызывает сомнений, то это потому, что и в самих их сказаниях говорится примерно о том же, да и результаты — разрушенные города — налицо.

Итак, оба публициста "раздувают" Хазарию, возвышая ее над Русью — неважно каким путем: то ли за счет необыкновенного взлета цивилизованности, то ли как страшного паразита, веками грабившего и угнетавшего русский народ. Поскольку ни то, ни другое не соответствует действительности, неизбежно возникает вопрос: а зачем это делается? Ну и, конечно, кому нужна эта ложь? Славянам? Ни в коем разе! Русам? Тоже нет! Хазарам? Хорезму? Пожалуй, ответ можно еще поискать в особо остром сюжете: иудаизме Хазарии.

Иудаизм Хазарии, естественно, давно привлекал внимание и "семитов", и "антисемитов". И в рассматриваемых публикациях эта тема, может быть, кардинальная. У Гумилева в последней работе вопрос раскрывается до прямолинейности четко: паразиты-евреи погубили добрейших хазар, захватив власть над ними и создав тоталитарную систему. Кожинов старается пройти между Сциллой и Харибдой, предупреждая и возможные обвинения в антисемитизме, и вероятные обвинения в русофобии.

Писать на такие темы трудно: лишь особо уполномоченные имеют право сказать правду. Хотя бы частичную. В свое время опубликовал я небольшую статью о хазарском иудаизме, защищая первого русского историка Татищева от нелепых обвинений в антисемитизме (само это понятие появится лишь во второй половине XIX века). Речь шла об оригинальных сведениях Татищева в связи с восстанием в Киеве в 1113 году и выселением иудеев после восстания 1124 года (статья вышла в "Вестнике МГУ", серия истории, № 5 за 1972 г.). В статье доказывалось, что иудаизм Хазарии не был ортодоксальным, сближаясь с караимством. И хотя талмудисты отозвались парой реплик, развивать критику не стали: обвинение в антисемитизме становилось бессмысленным, поскольку хазары явно семитами не являлись. А несколько лет спустя появилась книга А. Кестлера, который доказывал, что древних евреев-семитов давно уже нигде нет, а есть потомки хазар.

В книге Кестлера сильно преувеличены и роль Хазарии, и место в ней иудаизма. Тем не менее она оказалась очень "неудобной" для сионистов-талмудистов именно потому, что лишала их главного оружия: возможности спекулировать на "антисемитизме". На это обстоятельство обратил внимание известный израильский публицист-антисионист Роберт Давид в статье "Вещий Олег и евреи", опубликованной в "Вестнике еврейской советской культуры" (№ 13 за 1989 г.). Автор призывает евреев не обижаться, когда демонстранты из общества "Память" поют песнь о вещем Олеге, сбирающемся "отомстить неразумным хазарам", и отвечать примерно тем же, напоминая, что и хазары всыпали русским и являются здесь такими же "коренными". К сожалению, популярный публицист не коснулся некоторых догм иудаизма, которых, видимо, не было в общинах, открытых для всех желающих и которые более всего провоцируют напряженность "обрезанных" и "необрезанных".

Концепция Гумилева, неожиданно для многих, оказалась нарочито заостренной против евреев, как некоем неизменном расовом типе. С Кестлером он полемизирует и прямо и подспудно. Караимы у него лишь "бастарды" — незаконные потомки евреев и хазарок. Еврейские купцы, подчинившие чуть ли не всех европейских правителей силой денег, захватили власть и в сильнейшем государстве Восточной Европы. И если, по Роберту Давиду, Кестлер построил концепцию равно неудобную сионистам и их крайним оппонентам из антисемитов, то Гумилев как будто постарался удовлетворить и тех, и других. Ту же линию, более осторожно и, как всегда, противоречиво, проводит и Кожинов, обкладывая ее ватой оговорок, отступлений, оправданий.

История утверждения иудаизма в Хазарии в основных чертах изложена и Артамоновым, и Плетневой. Единодушны они и в том, что иудаизм спровоцировал кризис в Каганате, добавив к социальным и этническим противоречиям религиозные. Не оспаривает этого заключения и Новосельцев. По вопросу об "источниках" хазарского иудаизма он ограничился указанием на то, что с торговыми караванами евреи шли и из Багдада, и из Хорасана, и из Византии, а какие-то общины издревле существовали и на месте. Кожинов поставил задачу подкрепить соображение С.П. Толстова о преобладающей роли Хорезма, с чем связал и отступление в историю еврейства, и пропаганду "евразийской концепции" ("НС" № 11, с. 172).

Нестойким "евразийцам" напоминают о том, что "к VIII веку Хорезм представлял собой государство с исключительно высокой цивилизацией и культурой". Евреи в авангарде этого подъема, и сам Хорезм основан ими. Автора привлекает эпизод начала VIII века, когда родственник шаха Хуразад попытался захватить власть. Соединив мнения узбекского историка Я.Г. Гулямова и Толстова, Кожинов увязал в этом движении военнослужилое сословие со старым дехканством (в пояснении Кожинова "феодалов") и еврейскую "интеллигенцию". Те и другие каким-то образом сошлись на идеях маздакизма, а это движение "было "социалистическое" или "коммунистическое" по своей направленности", преследовавшее "цель установления экономического равенства и общности имущества — вплоть до обращения в "коллективную собственность" женщин" (с. 173).

Борьбой за власть в Хорезме воспользовались арабы. В результате "коммунистам" пришлось бежать в Хазарию. Если бы они по пути заглянули в Горган, то обрели бы еще и Красное знамя (под таким знаменем проходило восстание в VIII веке в Горгане). Но, захватив власть в Хазарии, еврейские "коммунисты" не спешили воплощать провозглашаемые идеалы. "Необходимо отметить, — прозрачно намекает Кожинов, — что, встав во главе Каганата, иудеи отнюдь не стремились насаждать маздакитский "коммунизм", который нужен был лишь тогда, когда задача состояла в сокрушении наличной государственной власти, — как в Иране начала VI века или, позднее, в Хорезме начала VIII века. Так, у хазарского кагана, полностью подвластного царю-каганбеку, был обширный гарем, и на него никто не покушался…" (с. 174). На наши времена это, конечно, очень походит. Но факта отсутствия "коммунистических" идей у хазарских иудеев все-таки маловато для признания их за "коммунистов" Хорезма.

Сюжет, как видим, для тех, кто раздражается при одном упоминании о "пламенных революционерах". Ну а для тех, кто, напротив, испытывает к ним симпатию, можно порекомендовать статью в "Дне" (№ 18 за 1992 г.), где автор не без гордости говорит о своих родственниках из их числа.

Иудейская знать в Хазарии действительно не чуралась гаремов. И это лишний повод для разговора о