Исход (Том 1) - Стивен Кинг

— Гарольд, извини.

— Не надо, я не имел права ничего говорить. Послушай, если хочешь, я могу помочь.

— Спасибо, но лучше мне сделать это одной. Это…

— Это личное. Конечно, я понимаю.

Она могла достать бы футболку из шкафа, но он, конечно, догадался бы, почему она это сделала, а Франни не хотела снова ставить его в неловкое положение. Гарольд изо всех сил старался быть хорошим парнем — правда, это немного напоминало разговор на иностранном языке. Франни вышла на крыльцо, и они простояли там несколько минут, глядя на сад, на яму с грудами земли по сторонам. А летний зной продолжал звенеть вокруг них, будто ничего не изменилось.

— Что ты собираешься делать? — спросила она Гарольда.

— Не знаю, — ответил он — Знаешь… — Он заколебался- Мне очень трудно признаться в этом. Я не самый любимый человек в этом участке Новой Англии. Сомневаюсь, что мне когда-нибудь воздвигнут памятник в центре города, даже если я стану знаменитым писателем, как я когда-то надеялся. Иначе говоря, я верую, что буду уже глубоким старцем с бородой до пояса, прежде чем появится другой такой же талантливый писатель, как я.

Франни ничего не ответила; она просто смотрела на него.

— Итак! — воскликнул Гарольд и дернулся всем телом, будто это слово взорвалось в нем. — Итак, я вынужден размышлять над всей этой несправедливостью. Несправедливость кажется, по крайней мере мне, настолько чудовищной, что легче поверить, что этот грубый деревенщина, который учит уму-разуму в нашей местной цитадели просвещения, наконец-то преуспел и свел меня с ума.

Он подтолкнул очки вверх, и Франни с сочувствием отметила про себя, насколько действительно ужасна его проблема с прыщами. «Неужели никто не говорил ему, — удивилась она, — что мыло и вода могут хоть как-то помочь в этом?» Неужели все они были слишком заняты собственной персоной, даже милашка Эми, которая проскочила в университет штата Мэн, не имея для этого веских оснований? Милашка Эми, которая была настолько смышленой и любезной, насколько Гарольд оставался неприятной букой.

— … свел меня с ума, — мягко повторил Гарольд. — Я исколесил весь город в «кадиллаке». А посмотри на эти ботинки. — Он немного приподнял штанины джинсов, показывая сверкающие ковбойские ботинки. — Восемьдесят шесть долларов. Я просто вошел в обувной магазин и выбрал свой размер. Я чувствую себя мошенником. Актером в каком-то спектакле. Сегодня были такие моменты, когда я был уверен, что сошел с ума.

— Это не так, — ответила Франни. От Гарольда несло так, будто он не мылся дня три-четыре, но это больше не вызывало у нее отвращения. (Откуда эта строка — «Я буду в твоих мечтах, если ты будешь в моих»?) — Мы не сумасшедшие, Гарольд.

— Возможно, было бы лучше, если бы мы сошли с ума.

— Кто-то же должен появиться, — сказала Франни. — Немного погодя. Когда эта болезнь, чем бы это ни было, пожрет самое себя.

— Кто?

— Кто-нибудь, кто отвечает за все, — неуверенно произнесла она. — Кто-нибудь, кто сможет… ну… привести все в порядок.

Он горько рассмеялся:

— Мое дорогое дитя… извини, Фран. Именно люди, облеченные властью, сделали это. Они отлично умеют снова приводить все в порядок. Они разрешили проблемы ослабленной экономики, загрязнения окружающей среды, дефицита топлива и холодной войны одним махом. Да, они приводят все в порядок, ладно. Они разрешили все так же, как Александр Македонский справился с Гордиевым узлом — разрубив его мечом на две части.

— Но это же просто эпидемия гриппа, Гарольд. Я слышала это по радио…

— Мать-Природа не может выдумать подобное, Фран. Твой некто, облеченный властью, имеет в распоряжении целую кучу вирусологов, бактериологов и эпидемиологов, собранных в каком-нибудь государственном учреждении, чтобы посмотреть, сколько же забавных жучков они смогут выдумать. Бактерии. Вирусы. Микробы. А в один прекрасный день какой-нибудь высокооплачиваемый лизоблюд сказал: «Посмотрите, что я изобрел. Оно убивает почти всех. Разве это не грандиозно?» И они повесили ему медаль на грудь и дали премию и огромный дом, а потом кто-то выпустил «это» наружу… Что ты собираешься делать, Фран?

— Похоронить отца, — мягко ответила она.

— О… да, конечно. — Гарольд несколько мгновений смотрел на нее, а потом поспешно, торопясь и сбиваясь, сказал: — Послушай, я собираюсь выбраться отсюда. Из Оганквита. Если я еще задержусь здесь, я действительно сойду с ума. Фран, почему бы тебе не поехать со мной?

— Куда?

— Не знаю. Пока еще не знаю.

— Ну что ж, если ты решишь куда именно, сообщи мне.

Лицо Гарольда просветлело:

— Хорошо, с удовольствием. Это… видишь ли, это вопрос… — Он замолчал и, нелепо покачиваясь, стал спускаться по ступеням крыльца. Его новые ковбойские ботинки сверкали на солнце. Франни наблюдала за ним с грустным удивлением.

Перед тем как сесть за руль машины, Гарольд помахал ей рукой. Франни махнула в ответ. Машина непрофессионально дернулась, когда он включил зажигание, а затем рывками и толчками попятилась по подъездной дорожке. Гарольд сдал влево, ломая колесами цветы Карлы, и чуть не съехал в кювет, когда выезжал на дорогу. Затем он, дважды посигналив, уехал. Франни смотрела ему вслед, пока машина не скрылась из вида, а потом вернулась в отцовский сад.

Часа в четыре Франни, вся дрожа, выбиваясь из последних сил, поднялась по лестнице. Тупая боль в висках была вызвана жарой, напряжением и усталостью. Она говорила себе, что можно дождаться следующего дня, но это только бы все осложнило. Под мышкой у нее была зажата лучшая дамасская скатерть ее матери, та, которую расстилали специально для гостей.

Все шло не так хорошо, как она надеялась, но все же не настолько плохо, как она опасалась. На лице отца копошились мухи: перелетали, сцепляли свои волосатые передние лапки вместе, потом расцепляли их, лицо его почернело, но он так загорел от работы в саду, что это было почти незаметно… если заставить разум не замечать этого. Запаха не было, именно этого Франни боялась больше всего.

Кровать, на которой он умер, была двуспальной, многие годы Питер делил ее с Карлой. Франни разложила скатерть на половине матери так, чтобы рубчик прикасался к рукам, бедрам и ногам отца. Затем, глубоко вдохнув (в голове оглушительно стучало), она приготовилась, завернуть отца в его саван. Питер Голдсмит был одет в полосатую пижаму, и это показалось Франни фривольным и пошлым до крайности, но что поделаешь. Она не могла вынести даже мысли о том, чтобы сначала раздеть его, а потом снова одеть.