Вне закона - Дональд Уэйстлейк

В то утро он четыре раза подмел полы в коридоре наверху, дожидаясь, пока доктор Джордж останется один в кабинете. Наконец последний посетитель отбыл, и Харрис торопливо постучал в дверь.

— Извините, доктор Джордж, у нас заканчиваются припасы для анатомического класса.

Он всегда говорил «припасы» вместо «тела», даже когда они были наедине, из опасения, что кто-то может их подслушать.

На лице доктора Джорджа отразилось недоумение.

— Припасы? Ох… ах да, я понял. Есть что-нибудь свеженькое?

— Сегодня состоятся похороны. Маленький мальчик упал с крыши сарая. Я просто хотел узнать, подойдет ли он.

— Да, пожалуй. Хотя мы могли бы использовать жертву желтой лихорадки, если ты о такой услышишь. Должны учить студентов болезням Юга, знаешь ли. В медицинских школах на Севере о них ничего не знают. Почему ты спрашиваешь о мальчике? Ты с ним знаком?

Это не имело значения. Он знал их всех, и давно. Кого-то лучше, кого-то хуже, но теперь видел в них лишь бездушные трупы.

— Нет, мне все равно, кого привозить. Просто хотел узнать, что теперь делать, раз уж будет новый декан и…

Доктор откинулся на спинку стула, вздохнул:

— Да, я понял, Грандисон. Ты узнал.

— Да.

— Это правда, я ухожу с поста декана. Чувствую, для колледжа так будет лучше. — Он поднял со стола несколько бумаг, с широкой улыбкой показал Грандисону. — Но, похоже, остаюсь почетным профессором анатомии. Это петиция, подписанная всеми студентами и преподавателями с просьбой оставить меня в колледже. И попечительский совет с ней согласился.

— Они знают?

— О Фанни? Разумеется. Говорят, их это не касается. Возможно, если человек — врач, он понимает, как в действительности несущественна разница между расами. Только тонкий слой кожи, а под ним все одинаково. Какой бы ни была причина, они настаивают, чтобы я остался в колледже. И я остаюсь.

— Значит, ничего не изменится? В смысле для меня?

Джордж Ньютон покачал головой.

— Мы все равно должны работать с телами, а единственное место, где их можно взять, — Седар-Гроув. В этом ничего не изменится. Но я полагаю, моего влияния хватит для того, чтобы перевезти твою семью в Огасту. Я выполню взятые на себя обязательства. А ты продолжай заниматься порученным тебе делом.

Мэдисон Ньютон родился в последний день февраля, краснолицый, светловолосый, со светло-карими глазами, сморщенный, как капустный лист, но белый.

— Прекрасный ребенок, — улыбнулся Харрис, когда Фанни принесла младенца в дом матери.

Фанни закрыла сына так, что на виду остался только нос малыша.

— Люди хотят посмотреть на него лишь для того, чтобы увидеть, какого он цвета, — пожаловалась она. — А чего они ждут? У него шестнадцать прапрабабушек и прапрадедушек, и только один из них был черным. Остальные — белые. И больше цветные в роду не встречались. Младенец останется белым, хотя многие так не думают.

Он продолжал улыбаться и сказал чистую правду, мол, младенец — прелесть, но злился и никак не мог отделаться от этого чувства. В ту ночь над Седар-Гроув моросил теплый дождь, и Харрис с такой силой вгонял лопату в землю, будто хотел разорвать ее.

— Я полагаю, мисс Фанни сердцем еще белее, чем лицом, — сказал он темноте, углубляясь в могилу. — Жалеет светлоглазого малыша, отец которого — богатый белый врач. Наверное, мисс Фанни хочет видеть луну, даже когда идет дождь.

Он работал и работал лопатой, не думая о человеке, который лежал в гробу. Какой-то пьяный докер из порта, которого в драке слишком сильно стукнули по голове. Харрис даже не помнил имени бедолаги. В эту ночь задача перед ним стояла легкая. Могилу не украшали ни ракушки, ни цветы. Мертвеца уложили в землю безо всякой церемонии. И ему самое место у врачей, где он наконец-то принесет хоть какую-то пользу. Мысленно Грандисон вернулся к своим проблемам. Избалованная мисс Фанни не подумала о его ребенке, когда жаловалась на судьбу своего сына. А каково было бы ей на месте Рашель, разлученной с мужей, вынужденной растить ребенка одной, зная, что в любой момент старая хозяйка может продать дитя?!

Он очистил крышку от последних комьев земли, вогнал в доску острие лопаты. Пробил в крышке дыру. Мисс Фанни Тейлор понятия не имела, что такое беда, а жаловалась…

Звук.

Вроде бы стон, идущий из гроба. Он забыл про Фанни и младенца, опустился на колени, наклонился к дыре в крышке гроба. Задержал дыхание, напрягая слух. И тут же отметил еще одну странность этой могилы. Обычно из гроба шел чуть сладковатый запах только-только начавшей разлагаться плоти, а тут его не было. Зато пахло перегаром.

Он ухватил труп под мышки, вытащил из гроба, но вместо того чтобы засунуть в мешок, положил на влажную землю. Труп застонал.

Грандисон и раньше слышал звуки, издаваемые трупами. Первый раз такое случилось, когда он переносил мешок с трупом с телеги в кладовую медицинского колледжа. Тогда он уронил мешок и бросился к доктору Джорджу с криком, что мертвец ожил.

Джордж Ньютон улыбнулся, но, не сказав ни слова, последовал за уборщиком в кладовую, обследовал тело, которое сам же достал из мешка. Пощупал пульс на запястье и на шее, поднес зеркальце ко рту. Но Грандисон и сам по спокойным и уверенным движениям доктора понял, какой будет поставлен диагноз.

— Этот человек мертв. — Доктор Джордж поднялся, отряхивая с брюк грязь.

— Он только что умер. Я слышал стон.

Доктор Джордж мягко улыбнулся.

— Да, я верю, что ты слышал стон, Грандисон, но этот человек все равно умер до того, как его опустили в могилу.

— Значит, стонал призрак?

— Нет. Это естественный процесс. Когда тело умирает, часть воздуха задерживается в легких. Иногда воздух выходит со стоном. Ужасно, я понимаю. Однажды, еще студентом, я тоже слышал такой стон, но это только остаток жизни, не сама жизнь. Бедняга умер как минимум прошлой ночью.

Он так и не смог забыть тот звук, и хотя потом через его руки прошло множество тел, больше такого не слышал.

— Эй! — позвал он. — Эй, как… — Он разом охрип, а голос в застывшей тишине Седар-Гроув звучал очень уж громко. Да и что вообще положено говорить мертвецу?

Стон перешел в кашель, потом мужчина перекатился на живот, его вырвало.

Харрис вздохнул, отошел на пару шагов. Он видел кое-что и похуже. Нюхал тоже. Но найти живого в гробу многое усложняло. Грандисон тихонько сидел, просчитывая варианты, пока мужчина проблевался.

— Ты в порядке? — спросил он, не поворачиваясь.

— Это кладбище. Барсук Бенсон убил меня?

— Полагаю, пытался. Но ты сумел оклематься. Кто ты?

— Слушай, это я должен тебя спросить. Зачем ты достал меня из-под земли? На ангела ты не похож.

Он улыбнулся:

— Может, я и есть твой ангел. Ты раб или освобожденный?

— Принадлежу мистеру Джонсону. Работаю на его корабле.

— Я так и подумал. Хочешь вернуться к мистеру Джонсону, да?

Мужчина потянулся, дернул ногами, разминая затекшее от долгого лежания тело.

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что для всех ты умер. Тебя похоронили этим утром. А если вернешься к хозяину, люди начнут спрашивать меня, как я тебя нашел, а ты останешься рабом. И получится, что не стоило мне выкапывать тебя из могилы. А вот если ты смоешься отсюда и никогда здесь не появишься, никто не будет знать, что ты ушел, а могила пуста. Для всех ты умер. Не давай никому повода узнать, что ты жив, и никто не будет тебя разыскивать.

Мужчина осторожно коснулся синяка на затылке.

— А как ты нашел меня?

Грандисон поднялся, взял лопату.

— Здесь медицинский колледж добывает тела, которые потом режут в анатомических классах. Врачи колледжа разрезали бы тебя на куски. И они по-прежнему могут это сделать, если ты не смотаешься отсюда. А теперь скажи мне, ты хочешь снова умереть?

Молодой мужчина поднял руку, словно защищаясь от удара:

— Нет-нет! Я тебя понял. Мне нужно уходить.

— И ты сюда не вернешься. И ни с кем не будешь прощаться. Ты мертв, и никого не надо в этом разубеждать.

Молодой человек встал, сделал несколько шагов, ноги слушались его плохо.

— Но куда мне идти?

Грандисон пожал плечами.

— На твоем месте я бы пошел на запад. Через горы в страну индейцев. Если уйдешь далеко, там есть места, где рабство отменили. Я бы пошел туда.

Мужчина посмотрел на него:

— А почему ты здесь? Почему не ушел туда?

— Обо мне не думай. Я-то не умирал. Так ты уходишь или нет?

— Да. Ухожу.

— До рассвета еще три часа. — Он протянул лопату воскрешенному человеку. — Помоги мне засыпать твою могилу.

Хорошо, что я ушел с поста декана медицинского колледжа. Во-первых, у меня не так много времени, чтобы привести в порядок свои дела, а во-вторых, Игнатий Гарвин, который занял мое место, прекрасно справляется со своими обязанностями. Если я смогу оставить Фанни и детей обеспеченными на всю жизнь, то уйду из этого мира без сожаления. Конечно, мне бы хотелось увидеть, как растет мой сын… хотелось стареть рядом с моей очаровательной женой… и я сожалею, что Господь не даровал мне легкую смерть.