Судьба наизнанку - Дмитрий Селин

Пока он пропадал в приёмной, в Москве советское руководство успело взобраться на мавзолей согласно неписаной табели о рангам. Камера с ГУМа выхватила центр властной композиции. Алексей не спеша отхлёбывал кофё и смотрел на такие живые лица Сталина, Молотова, Берии, Микояна, Маленкова. Слева в кадр изредка попадал Каганович. Вожди внимательно смотрели, как парадные расчёты объезжал нарком обороны Тимошенко. Открытый "ЗиС" наркома кроме "самого" имел на борту компактную радиостанцию, поэтому зрители и слушатели могли уловить каждое его слово и ответ командира парадной "коробки". В общем, почти всё как в "старом добром времени", году так в 2008, за исключением меньшего числа точек трансляции и формы участников парада.

Как и в прошедшем будущем, нарком успешно завершил объезд и поднялся на трибуну мавзолея отрапортовать руководству страны. Алексей ещё в самом начале выключил звук и просто смотрел сквозь разделяющие Харьков и Москву километры на неподвижно стоявших на брусчатке солдат. Да, не солдат ещё, а красноармейцев – поправил он себя. До этого звания очень многие из тех, по чьим парадным расчётам медленно скользил холодный взгляд видеокамеры, в истории Харькова просто не успели дожить. Во многом по вине тех, кто сейчас стоял за ними на вершине гранитной пирамиды.

Вот парадные расчёты пришли в движение, разворачиваясь и чеканя шаг мимо мавзолея. Пока они проходили, Алексей успел допить одну чашку. Самое интересное должно было начаться только сейчас – на площадь выруливала военная техника. Что нового покажет Советский Союз всему миру, сможет ли удивить присутствующих на этом параде военных атташе из многих стран, а также скрытых шпионов и разведчиков. Зрителей на постперенесённых территориях, скорее всего, удивит то, что не покажут на этом параде.

Первыми на площадь выкатились четыре открытых джипа. Рядом с водителем стоял знаменосец, удерживая развевающееся на ветру знамя. Машины напоминали нечто среднее между "эмкой" и "ГАЗ-69". От "эмки" машине достались фары и капот с поднятыми повыше раздутыми крыльями, от послевоенного джипа – общая компоновка и пара характерных дверей в виде треугольника с обрезанной вершиной. Правда, в этом варианте они имели несколько большую длину, чем в прошедшем для Харькова времени, облегчающую проникновение за передние сиденья. За первыми машинами катила вторая четвёрка, лихо таща по заледенелой брусчатке небольшие короткоствольные пушки с очень низким щитом – практически не выше линии отсутствующего на машинах остекления. Пушки мелко подпрыгивали и слегка юзили на поворотах, но общую симметрию коллективного проезда артиллерийских расчётов это не нарушало.

"Быстро предки справились" подумал Алексей, вспомнив, как в середине августа начались поставки в Горький первой партии снятых с хранения запчастей к армейским "уазам". Тогда на Волгу отправилась пара вагонов с деталями трансмиссий и ходовой части вездеходов и около двадцати специалистов по сборке и ремонту машин. Поскольку собственного автопроизводства в области никогда не было, пришлось отправить вместе с практиками из разнокалиберных автосервисов ещё шесть преподавателей из ХАДИ. Вместе с ними поехали два врача и три представителя областных силовых структур. Это не считая связистов со своим вагоном аппаратуры. В общем и целом этот проект уже начал давать отдачу – командированные в августе успели вернуться, передав вахту сменщикам, кое-что из новинок смогли начать делать в СССР, но очень многие детали, например ШРУСы и главные передачи до сих пор поставлялись из Харькова. Делать их за "чертой" было просто не на чем, а переводить в Союз станочный парк харьковских заводов, высшим руководством области было признано абсолютно нецелесообразным. Товарищу Сталину это, конечно не нравилось, но что он мог поделать – возможность быстрого занятия попаданской территории в хаосе и неразберихе первых дней была уже упущена. Так что СССР, при всём объеме встречных поставок до сих пор имел огромное отрицательное сальдо. Менять сырьё на продукцию высоких технологий выгодно не было никогда – эта нехитрая истина начала двадцать первого века была ещё раз подтверждена в середине двадцатого. Что наполняло сердца очень многих харьковчан законной гордостью – из технологических задворок глобальной цивилизации они вдруг оказались на самом передовом технологическом уровне. Побочным эффектом данного подарка судьбы был резкий рост студентов технических и прочих факультетов, готовящих квалифицированных специалистов для новой индустриализации. Правда, в отличие от "братской помощи" советских времён взаимоотношения с контрагентом теперь строились на жёсткой коммерческой основе.

Алексей немного отвлёкся, вспоминая, и совсем упустил момент проезда грузовиков, полных вооружённых красноармейцев, квадрата таких же машин, но буксирующих полевые пушки и смог вернуться к просмотру только в момент выезда на Красную площадь танков.

Возглавляли бронетанковую колонну многобашенные "Т-35", очень легко, без надрыва и клуб дыма из выхлопных труб, выехавшие к мавзолею. По обеим сторонам, словно охраняя чудеса советского танкопрома, неслись в один ряд лёгкие танки, вроде "Т-37". За первой бронекоробкой парада последовала вторая, организованная по такому же принципу. На этот раз "КВ" с длинными пушками эскортировали танки, очертаниями напоминавшие "Т-50" военных лет. За ударным квадратом проехали в два ряда танкетки, с поднятыми под большим углом спаренными стволами. "Эрзац-Шилки, что ли?" подумал Алексей, узнав в установленном вооружении машин первого ряда проданные комплекты ЗСУ-23-2. Замыкающие бронемашины несли в качестве вооружения спаренные ДШК. За колоннами бронетехники проследовали шеренгой уже знакомые джипы с установленными крупнокалиберными пулемётами. На крайних машинах вместо пулемётов на станках были смонтированы пусковые установки – четыре объединенных в один блок трубы, напоминавших неоднократно виденный Алексеем в боевиках счетверённый американский гранатомёт, правда, немного увеличенного размера.

Последние машины завернули налево, а на площади так никто и не появился. Алексей переключил обзор на камеру с "ГУМа". Вожди оживлённо переговаривались и чего-то ждали, бросая взгляду куда-то влево от себя. Вот Микоян вытянул руку, указывая куда-то вверх. Алексей вернулся на предыдущую позицию. На экране площадь уже исчезла, камера смотрела в направлении чуть выше музея революции в затянутое высокими облаками ноябрьское небо. Началась авиационная часть парада.

Нескончаемым потоком неслись, сменяя друг друга, практически все выпускавшиеся на том момент в СССР самолёты – от маленьких И-16 до огромных ТБ-3. Выстроенные в небесах углы и прочие фигуры периодически сменяли составленные из самолётов огромные надписи "СССР", "СТАЛИН", "РККА". Небо над Красной площадью дрожало от шума двигателей в течение почти двадцати минут – Алексей немного добавил громкости в колонках, вслушиваясь в незнакомые для него звуки поршневых самолётов. Последними пролетели ТБ-3, но камера всё так же упрямо смотрела вверх. "Что стоим, кого ждём?" — подумал Алексей, снова переключившись на мавзолей. Вожди не отрываясь, смотрели в небо. Вдруг в динамиках, пока ещё на пределе слышимости раздался с небес звук работающих на полную мощность двигателей тяжёлого самолёта. Алексей не успел поставить чашку на стол, как на экране промелькнул незнакомый бумерангоподобный силуэт, пролетевший буквально на уровне кремлёвских звёзд. За ним над площадью проплыла, заливая брусчатку мощным гулом, тройка Пе-8, они же ТБ-7, в сопровождении двух пар истребителей, напомнивших Мишину американские F-117A "Стелс", странным образом скрещенные с приснопамятной "Рамой" Люфтваффе. Выглядели машины настолько неестественно по соседству с привычным глазу бомберами, что это даже не смог нивелировать обычный винтовой привод, необычно используемый с обеих сторон короткого фюзеляжа. "А это-то откуда??" поразился Алексей, переключив обзор на мавзолей. Там товарищ Сталин благодушно улыбался в камеру, аплодировал мастерству лётчиков и достигнутому технологическому уровню. Мишину было же не до смеха. Неоднократно и в том числе в письменном виде, было согласовано, что ничего из высокотехнологичного оружия, переданного СССР для изучения и первоначального обучения личного состава ни в каких публичных акциях засвечено не будет!

На системной панели телефона замигал вызов. Мишин снял трубку и, не дожидаясь слов собеседника, быстро спросил

— Чего теперь ждать, коллега?

— Ты видел, видел! — голос Меркушева прямо-таки лил через мембрану потоки восторга, — смотри, что они сделали! Получается, слава тебе господи!.

Восторг Николая был Алексею в общем-то понятен, но такое восхищение успехами предков принять ему было сложно. Легко им идти по проторенному когда-то и кем-то пути, имея в кармане точный путеводитель. Тем более, когда рядом есть люди, всегда готовые им помочь. Такой стороны взаимоотношений не ожидал никто. Харьковчане, работавшие в тесном контакте со своими советскими коллегами, поневоле перенимали свойственный предкам энтузиазм. Только форму он приобретал немного странную, названную в закрытом обзоре для руководства республики "синдромом прогрессора". Социологи и психологи, работавшие в группах обеспечения переговорного процесса, первыми заметили, что у многих попаданцев (термин ещё не стал официальным, но активно использовался в служебных документах) появлялось навязчивое стремление помочь советским гражданам как можно быстрее освоить все достижения прошедшего прогресса. Выделялось несколько вариаций данного состояния, от безобидных разговоров "не по теме" до граничащих с государственной изменой передачей чертежей и технологических документов, коих в избытке можно было найти в закромах многочисленных заводов и НИИ. Однако одним техническим просвещением "синдром прогрессора" не исчерпывался. Кроме железок, с точки зрения некоторых харьковчан, соответствующего апгрейда требовал сам советский строй – в виде ли экономических, социальных и прочих перемен в обществе диктатуры пролетариата. Именно по этой причине третий из них – Олег Мирошниченко не только не был уволен с госслужбы, но и получил некоторые, особые полномочия, о реальном содержании которых Мишин старался даже не думать. Хватало ему своих проблем выше крыши и трудности увеличения влияния православия в Советском Союзе казались ему чем-то абстрактным и немного мифологичным. Как и сама религия, яростным адептом которой оказался Мирошниченко. "На Кавказе к богу пришёл", — туманно отвечал Олег на возникающие вопросы о его дороге в небо. Но это не мешало ему регулярно ездить на каждую воскресную службу в восстановленную пятнадцать лет назад церквушку в Октябрьском, соблюдать посты и прочие обеты. Он даже Алексея пытался сагитировать окрестится, но преодолеть атеистические аргументы не мог, хотя очень старался.