Генрих Гиммлер - Роджер Мэнвэлл

Гиммлер остановился в относительной безопасности Хохенлихена и вновь обратил свои помыслы от фюрера к Бернадотту. По словам Шелленберга, Гиммлер послал его на север с конкретным предложением капитулировать перед западными силами от его имени. На следующий день, 23 апреля, Шелленберг, наконец, встретил Бернадотта во Фленсбурге — в тот самый день, когда Геббельс объявил по радио, что Гитлер лично возглавит оборону Берлина, а Геринг в Оберзальцберге подбирал наилучшие фразы для письма, которое он собирался послать Гитлеру и в котором предлагал взять на себя полную власть над рейхом.

Встреча Бернадотта с Гиммлером состоялась ночью в Любеке. Конференция началась при свечах в шведском консульстве — электричество отключили, и, в конце концов, дискуссию прервала воздушная тревога. Тогда они спустились в общее бомбоубежище, где Гиммлер — Министр внутренних дел, начальник гестапо и СС — никем не узнанный, заговорил с небольшой группой немцев, зашедших с улицы, чтобы укрыться от налета. Бернадотт за ним наблюдал. «Он показался мне совершенно измотанным и очень нервным, — писал он впоследствии. — Он выглядел так, как будто призвал всю свою волю, чтобы сохранять внешнее спокойствие».

Когда, вскоре после полуночи, они поднялись наверх, Гиммлер высказал свой взгляд на ситуацию. Возможно, Гитлер уже мертв; столица, в любом случае, долго не продержится; падение режима — вопрос нескольких дней. «Германия войну проиграла», заявил Гиммлер. Бернадотт оставил нам запись следующей части разговора:

Гиммлер: В сложившейся ситуации я считаю свои руки свободными. Для спасения как можно большей части Германии от русского вторжения я готов капитулировать на Западном фронте, чтобы позволить западным союзникам быстрее продвигаться на Восток. Но капитулировать на Восточном фронте я не готов. Я всегда был и всегда останусь заклятым врагом большевизма. Еще в начале мировой войны я всеми силами противился заключению русско-германского пакта. Согласны ли вы передать коммюнике по этому вопросу шведскому министру иностранных дел, чтобы он мог проинформировать западные силы о моем предложении?

Бернадотт: На мой взгляд, совершенно невозможно капитулировать на Западном фронте и при этом продолжить войну на Восточном. Я практически уверен, что ни Англия, ни Америка не пойдут на сепаратные соглашения.

Гиммлер: Я прекрасно понимаю всю трудность сложившегося положения, и все же я хочу попробовать спасти миллионы немцев от русской оккупации.

Бернадотт: Я откажусь передать ваше коммюнике шведскому министру иностранных дел, если вы не пообещаете, что Дания и Норвегия присоединятся к капитуляции.

По окончании переговоров Бернадотт спросил Гиммлера, что он сделает, если его предложения отклонят.

«В этом случае, — ответил тот, — я приму командование Восточным фронтом и погибну в бою».

Затем Гиммлер по просьбе Бернадотта изложил свои предложения в письменном виде, чтобы тот мог вручить их Гюнтеру, шведскому министру. Письмо было тщательно составлено при свете свечей. По словам Гиммлера, день, когда он вручил это письмо Бернадотту, был самым горьким днем его жизни. Затем Шелленберг и Бернадотт собрались возвращаться во Фленсбург, оставив Гиммлера в глубоких раздумьях (как позже сказал Бернадотту Шелленберг) о том, должен ли он пожимать руку главнокомандующему союзных сил или лучше ограничиться формальным поклоном[150].

В бункере Гитлер воспринял тщательно сформулированное послание Геринга как грубое оскорбление. Он назвал его предателем и, лишив всех чинов и должностей, приказал СС его арестовать. Внезапная измена Геринга, а именно в таком свете выставил происходящее Борман, который даже в эти последние моменты все еще стремился избавиться от соперников, снова открыла вопрос о преемнике. Хотя Гиммлер об этом ничего не знал, он считал себя единственным возможным кандидатом[151]. Имеются письменные свидетельства, что Гитлер заявил в марте, что Гиммлер находится в недостаточно хороших отношениях с партией, чтобы унаследовать его пост и «вообще практически бесполезен, поскольку совершенно не имеет вкуса» — это мнение вполне перекликалось с мнением Геббельса. Тем не менее Гиммлер уже мечтал о теневом правительстве, с которым он сможет продолжить жизнь в качестве главы государства при западных союзниках, и большинство оставшихся нацистских министров и военачальников, в том числе Дениц, Шпеер и Шверин фон Крозиг, боялись, что Гиммлер узурпирует власть.

Следующие три дня, с 24 по 26 апреля, были днями ожидания. Боясь быть отрезанным русскими в Хохенлихене, Гиммлер переехал в Шверин, где находилась штаб-квартира Деница. С каждым днем сжимающийся вокруг Берлина фронт продвигался по карте, как чернильное пятно по промокашке, но Гитлер не покидал бункера, управляя войсками, не способными уже ни на атаку, ни на оборону.

27 апреля Шелленберг получает письмо, срочно позвавшее его на встречу с Бернадоттом в аэропорт Оденсе в Ютланде, куда тот прибыл поздно из-за плохой погоды. Он сразу же понял, что Англия и Америка не слишком хорошо отнеслись к предложениям Гиммлера, но решил пока об этом не распространяться, опасаясь, что Гиммлера снова одолеет нерешительность. Бернадотт предложил поехать с ним в Любек на встречу с рейхсфюрером. Как только Гиммлер узнал о том, что его предложения не были с готовностью приняты, он тут же вызвал к себе Шелленберга. В страхе за свою жизнь Шелленберг отправился на юг, чувствуя, что все его тонкие планы находятся на грани краха. Впрочем, он предпринял довольно странные меры предосторожности, позвонив в Гамбург и взяв с собой на это опасное интервью астролога Вильгельма Вульфа. Гиммлера всегда успокаивало чтение собственного гороскопа.

Но ни один астролог не смог бы предсказать того, что приготовила Гиммлеру судьба на другой стороне планеты. История о том, как международная пресса узнала о переговорах Гиммлера с графом Бернадоттом, была лишь недавно подробно рассказана Джеком Вайнокуром, который был в то время директором Британской информационной службы в Вашингтоне[152]. Вайнокур был одним из участников конференции ООН по Международным организациям, начавшейся в апреле 1945 года в Сан-Франциско. В состав британской делегации входил Антони Иден, бывший в то время министром иностранных дел, который, по свидетельству Вайнокура, во время неофициальной встречи делегатов как бы походя, сказал: «Между прочим… из Стокгольма сообщили, что Гиммлер через Бернадотта пытается безоговорочно сдать Германию нам и американцам. Мы, конечно же, известим об этом русских». Утром 25 апреля английский и американский министры в Вашингтоне доложили об этом предложении Черчиллю и Трумэну. Оба они отнеслись к этому как к попытке раскола союзников со стороны Германии, поэтому сразу же поставили в известность Сталина. Был дан ответ, что капитуляцию примут только в том случае, если она будет предложена всем союзникам одновременно.