Глеб Белозерский - Лев Демин

Старшему сыну Бориса Дмитрию шел уже двадцать третий год. К этому времени князья обычно обзаводились семьей. Но Дмитрий с женитьбой не спешил, хотя отец и предпринимал неоднократные попытки высватать сыну невесту княжеского рода. Но неожиданно княжич увлекся одной ростовской боярышней и заявил отцу, что хотел бы на ней жениться. Борис был недоволен выбором сына. Боярышня принадлежала к роду не самому сановному среди ростовских бояр, красотой особой не блистала. Мог бы и лучшую партию найти. Но княжич упрямо стоял на своем.

- Что скажешь, брат? Как поступить со строптивым сыном? - спросил Борис Глеба.

- Коли приворожила боярышня сынка твоего, не препятствуй.

Борис примирился с выбором сына, решил воспользоваться приездом брата и племянника и сыграть свадьбу. Но в пику строптивому сыну решил никого из других родичей на свадьбу не приглашать: ни ярославского Федора, ни угличского Романа, ни муромчан, ни тем более других, более отдаленных родственников.

Свадьба была не слишком пышной и многолюдной. Среди гостей, кроме князя Глеба с сыном, были только родные невесты, другие ростовские бояре, да кое-кто из местных купцов. Глеб спохватился, что ему ничего не было заранее известно о свадьбе племянника и поэтому у него нет подарка. Пришлось побродить по лавкам ростовских купцов. В конце концов выбрал серебряный жбан для вина и блюдо, украшенное чеканным узором, для жениха и тяжелое ожерелье из камней-самоцветов - для невесты.

- Спасибо, дядя Глеб, - сказал, обнимая его, племянник. - Хоть ты меня понимаешь.

Перед свадьбой Глеб Василькович посетил могилы родителей, над которыми настоятель собора совершил поминальный молебен. Владыку Игнатия, готовившегося к венчанию молодых, не стал беспокоить. Потом посетил в женском монастыре келью матери. В ней оставалось все так, как было при ее жизни. Даже Библия лежала на столе, раскрытая на той самой странице, на которой инокиня Марфа прервала чтение…

Когда Глеб с сыном возвращались на испытанном дощанике в Белоозеро, князь подумал, что вот уже прошло полтора года, как нет Феодоры. Да и в последние два-три года ее жизни он не имел физической близости с женой из-за ее болезни. Ведь мог бы, воспользовавшись своими возможностями, подобрать пригожую наложницу и жить в свое удовольствие. Однако же не сделал этого: считал себя повязанным священными узами брака с больной женой и вел воздержанный образ жизни.

А нужно ли теперь придерживаться прежнего образа жизни? Ему шел тридцать девятый год: возраст немалый. Не юноша, а человек, испытавший на своем веку многое. Жениться, что ли, вторично, как это сделал ярославский князь Федор? Разве не нашлась бы и для него выгодная партия в ханском окружении, даже в ханской семье?

Глеб Василькович не принял какое-либо решение на сей счет. Не поздно ли думать о второй женитьбе? Исчезла в нем прежняя юношеская легкость и прыть. Не то чтобы одряхлел, но годы дают о себе знать.

Неожиданно вспомнилась весянка Василиса. Не пришла она к нему, а ведь живет в великой нужде. По ней видно: гордячка. Отыскать ее, что ли? Вспомнить увлечение молодости? Греховная мысль становилась все навязчивее. Вспомнилось, как предавались они когда-то бурным молодым ласкам у большого камня на берегу Белого озера. Он, Глеб, скрывавший свое княжеское достоинство, назвался тогда дружинником Василием. Все происходило как в счастливой сказке, внезапно оборвавшейся…

Глеб сообщил приближенным, что отправляется охотиться на уток. Власий спросил, не нуждается ли князь в охране, хотя бы в паре дружинников. Глеб категорически отказался, добавив, что, если вдруг прибудет гонец из Ростова, от князя Бориса или от баскака, не ищите. Гонец может и подождать.

На утлом челноке Глеб приплыл к знакомому камню, вышел на берег, прошелся прибрежной тропинкой до весянского селения. Затаился в кустах и стал следить за избами. Крайняя изба принадлежала родным Василисы. Ждал долго, пока из избы не вышла Василиса с корзиной в руках. Глеб тихо окликнул ее, Василиса услышала, бросила корзину, подошла к кустам.

- Василисушка, солнышко мое. Истосковался по тебе, - воскликнул Глеб, обнимая весянку. - Почему не наведалась ко мне?

- Не могла. Не ровня я тебе.

- Пустое. Перед Богом мы все равны. Пойдем к нашему камню.

- Обожди. Принесу в дом хвороста, растоплю печь, а ты жди меня у камня.

- Дочку-то замуж выдала?

- Не дочка она мне, падчерица. Недавно выдала за соседова сына.

- Приходи скорее к камню. Поговорим.

Ожидание, казалось, тянулось целую вечность. Василиса делала свои дела домашние, переодевалась в другое платье, которое было латаным-перелатаным. Ноги в лаптях. Сафьяновые сапожки, подаренные когда-то Глебом, видно, давно сношены.

- Видишь, обносилась я и постарела, - сказала Василиса грустно, подходя к камню. Глеб смог отчетливо разглядеть ее. Действительно, возраст давал о себе знать. Лицо осунулось, у уголков рта появились резкие морщины. Но тело оставалось все таким же стройным, крепким, упругим, как туго натянутая струна.

- Что смотришь? Постарела?

- Смотрю, потому что давно не видел, скучал. А стареем мы все. Уж так Бог распорядился. Одежонку-то тебе надо бы новую справить. Уж я об этом позабочусь.

- Надо ли?

- Надо, Василисушка. Я теперь человек вольный. Супружество меня более не держит.

- Найдешь другую. Ханскую дочь или княжну какую-нибудь.

- Не будет этого, коли я тебе придусь по душе.

Глеб мягко обнял Василису, ощутив крепкое и упругое тело. Почувствовал прилив возбуждения и страстного желания.

…Потом, как и много лет тому назад, они сидели на отшлифованном ветрами и дождями камне, тесно прижавшись друг к другу.

- Что же будет дальше, Глебушка? - спрашивала Василиса. - Опять будем воровски встречаться?

- Я знаю примеры, когда князья женились на красавицах-простолюдинках, которые им очень приглянулись. Молва утверждает, что княгиня Ольга, жена князя Игоря, была простой лодочницей. Моя матушка, правда, отрицала это и считала Ольгу дочерью богатого псковского боярина.

- Наверное, твоя матушка права. Какая из меня княгиня? Мы с тобой не ровня. Придумай что-нибудь, чтоб мы всегда были вместе. Сделай меня своей служанкой. Я на все согласна. Мой покойный муж был тяжелым человеком, даже, бывало, поколачивал. А ты хороший, добрый. Разве поднимешь руку на беззащитную весянку?

- Что ты, Господь с тобой, Василисушка. Хочешь, возьму тебя горничной в свои палаты? Будешь убирать внутренние покои. Отведу хорошую комнату, одену хорошо, положу жалование. Станешь помогать родным.

- Пусть будет так, Глебушка.

Вернувшись, Глеб объявил, что весянка Василиса - вдова человека, в устройстве судьбы которого он в свое время принял участие. Сейчас его долг позаботиться о вдове. Василиса станет убирать внутренние комнаты княжеских палат.

Вызвав к себе Каллистрата, который был теперь не только княжеским портным, но и дворецким, Глеб приказал ему, указывая на Василису:

- Поручаю тебе, Каллистратушка. Одень эту женщину во все новое, чтоб не стыдно было в палатах показаться. И подбери ей комнату.

- Слушаюсь.

Так Василиса вошла в княжеские палаты, официально считаясь горничной. Когда голоса в палатах замолкали, шаги затихали, княжья челядь разбредалась ночевать по своим домам и оставались только рослые стражники у входа со стороны красного крыльца да в передней, Василиса, скинув новые сафьяновые сапожки, неслышно пробиралась в Глебову опочивальню. В жарком вихре объятий сплетались тела князя Глеба и весянки Василисы на ложе…

Ранней весной года 1277 по современному летоисчислению в Белоозеро прибыл из Владимира человек великого баскака Амрагана, державшийся вежливо, но начальственно.

- Амраган передает тебе повеление великого хана, - произнес надменно незваный гость.

- Повинуюсь хану, - в тон ответил Глеб.

- Ты должен прибыть в Сарай со всей воинской дружиной и сыном. У тебя один сын?

- Один, к сожалению. Других Бог прибрал.

- Велик ли сын?

- Четырнадцать годиков ему.

- Приезжай с сыном.

Далее Глеб узнал, что хан приглашает в Сарай не только его, а еще и других русских князей. Приглашается ростовский князь Борис с женой Марьей и обоими сыновьями, Дмитрием и Константином. (Младший Василий, малолеток, недавно умер от детской болезни.) Также ярославский князь Федор Ростиславич и городецкий князь Андрей Александрович, третий сын Александра Ярославича Невского. По-видимому, хан замышлял большую военную кампанию с участием русских князей. О какой именно кампании могла идти речь, приезжий ордынец не знал или не хотел распространяться.

- Как скоро я должен отплыть в Сарай? - спросил князь Глеб.

- На сборы тебе дается две недели. Место сбора всех князей, о которых я упомянул, Нижний Новгород. Далее поплывете общим караваном.