Витой посох. Преодоление - Иар Эльтеррус

– Если надо, жрецы найдутся, – хрипло пообещал виконт, не сомневаясь в том, что найти желающих добровольно принести себя в жертву Великой, к сожалению, нетрудно, но он надеялся этого избежать.

Трент, не отдавая себе отчета, прошелся туда-сюда, посмотрел на Лартина, на Халега, затем по очереди на остальных.

– Радость, – сказал он непонятно к чему. – Только она может спасти.

После этого некромант отошел в сторону, явно передумав уходить. Видимо, после этого разговора не хотел оставаться в одиночестве.

Никто не обратил внимания, как подошла Рада и все это время молча слушала разговор касательно «черной ночи».

– И зачем вам понадобилось говорить об этом вслух? – ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовалась ведающая, проводив взглядом Трента. – Вам не хватило?

– А в чем дело? – с недоумением посмотрел на нее Лартин.

– Упомянув кое-что, очень сложно заставить это уйти. Но мы постараемся…

Темная ведьма покосилась на Альну, неслышно перебиравшую струны незнакомого пузатого музыкального инструмента, затем решительно двинулась к Телии и тихо просила:

– Не может ли твоя фрейлина что-то сыграть для всех? Сейчас это очень нужно.

Принцесса удивилась, но обратилась к Альне и озвучила просьбу Рады. Та смутилась, но все же заиграла нехитрую, но чистую и светлую мелодию. Все в зале замолчали, повернувшись в ее сторону. И напряжение постепенно стало спадать. Молодая женщина сыграла еще одну пьесу, а потом даже решилась запеть, слушатели оживились и подбадривали исполнительницу хлопками по коленям, а кое-кто даже тихо подпевал.

Когда она закончила очередную песню и хотела было начать следующую, к королю наклонился неожиданно подошедший слуга и что-то шепнул на ухо. Тот скривился, встал, извинился и вышел. Повисло молчание. Глаза певицы потухли, и она опустила голову.

Альна все еще задумчиво перебирала струны, когда к ней медленно подошел Арен.

– Ты так хорошо играла, – негромко произнес он. – Я почти забыл, как ты умеешь играть… Прости меня, я не смог дать тебе того, что нужно.

– Я не держу обиды, ты не виноват, – ответила она, не поднимая головы от инструмента. – Мы действительно не подходим друг другу. Хотя, возможно, я ждала того, чего ты действительно не мог дать. Надеюсь, у тебя теперь все хорошо?

– Да, – пожал плечами лучник. – Но я не знаю, чем помочь тебе. – Он погладил Альну по волосам, как прежде.

– У меня просто пропало желание жить. Это иногда случается с людьми. – Она подняла глаза, полные безнадежности.

– А как же Нисса?! – с горечью воскликнул Арен, не зная, что еще сказать.

– Она умная девочка и уже проживет без меня.

Комок встал в горле, и охотник-маг замолчал, не имея слов и не зная, как вернуть жизнь пусть не любимому, но близкому и дорогому для него человеку. Такие ясные прежде глаза девушки почти затянула мутная пелена, что-то чуждое неумолимо отнимало у нее радость вместе с жизнью. Арен отошел, ему хотелось расплакаться или умереть.

В это время вернулся Лартин и сел на свое место. Присутствующие негромко переговаривались друг с другом. Альфар о чем-то допытывался у Эльнара. Тиаллир, блестя глазами и размахивая руками, повествовал Ралии, Халегу и Эталиару. Энелион увлеченно беседовал с Элвиораном и Сенелем. Король окинул взглядом эту картину и поинтересовался у Мелианора:

– Давно хотел спросить, почему князем стал ваш младший брат, а не вы…

– Это надо видеть.

Княжич улыбнулся и тихо окликнул Энелиона. Тот, извинившись перед собеседниками, подошел.

– Энели, – обратился к нему брат, – а смог бы ты сейчас станцевать? Хотя бы немного.

Юноша с удивлением посмотрел на брата, потом на сестру, которая явно была готова провалиться сквозь землю от стыда из-за затеянного непотребства, и ответил:

– Да. Я могу.

– Нужна какая-нибудь музыка?

– Необязательно, хотя с музыкой лучше. Достаточно, если мне подыграет она. – Энелион кивнул на Альну. – Она очень хорошо поет.

Мелианор снова улыбнулся, подошел к той и попросил ее об услуге. Она поначалу опять смутилась, но взяла себя в руки, окинула взглядом зал и неожиданно для себя потихоньку стала наигрывать древнюю балладу, в свое время так поразившую Арена, когда он еще был почти беспомощным одноглазым инвалидом с искалеченной рукой, что юноша решился попробовать научиться стрелять из лука.

Энелион быстро скинул парадный камзол и остался в одной нижней рубашке. А потом он начал танец. В мелодию струн незаметно вплелся напев флейты в руках Далиорана и повел вдаль. Где-то там разворачивалась история о певце и охотнике, которые в давние времена подняли восстание против дорского владычества на Северных Пустошах. Юноша танцевал, и изумленным зрителям казалось, что они видят происходившее в те времена, как наяву. История дружбы, борьбы и смерти, навсегда сохранившаяся в памяти северян, оживала перед ними. Руки танцора взлетали в призыве к небесам, в которые превратился свод, и звезды смотрели оттуда вниз в маленький зал, где застыли, сдерживая дыхание, изумленные люди. Кружилась посреди зала светлая фигурка, и свивался сверкающим вихрем звездный ветер, пронизывая черноту бесконечной ночи и вызывая из памяти веков полузабытые имена. Зрителям казалось, что это они сжимают оружие, их тело пронзает вражеская сталь, и близкий человек навсегда уходит из этого мира. Однако когда легенда закончилась, танцор не остановился, и Альна завороженно продолжала играть. Страшная боль от потерь становилась легкой печалью, подобно утреннему туману, укрывающему израненную землю. А потом из него начали пробиваться ростки новой жизни и радости. Последняя песня, видимо из народных, была очень простой, но уже о жизни и счастье. И радость входила в уставшие и измученные сердца глотком воды посреди пыльной пустыни. У многих зрителей на глазах блестели слезы.

Когда Энелион наконец замер и поклонился, певицу внезапно скрутила страшная судорога, и у нее началась рвота. Сидевшая рядом Телия побледнела и отшатнулась, потому что из тела Альны стали выскакивать серые сгустки, больше похожие на мерзких бесформенных слизней. Девушка вскрикивала и задыхалась, к ней рванулись ведающие и маги, но танцор жестом остановил их и подозвал Тиаля. Тот опустился на колени перед несчастной, достал из-за пазухи небольшой сверток и раскрыл его, поднеся к ладони Альны. Она задрожала и расслабленно вытянулась на полу. Когда певицу подняли и усадили в кресло, она была вся мокрая от пота, но в открывшихся глазах уже не было ни тени бессилия и безумия, а на губах впервые за много месяцев заиграла слабая улыбка.

Принцесса с удивлением смотрела на князя, пока он танцевал, и вспоминала странный сон, приснившийся ей два года назад: тот самый беловолосый юноша, танцевавший на полутемной сцене и призывавший к себе близких по духу, сейчас стоял в этом зале.

– Вот поэтому он – князь, а я только маг, – слегка усмехнулся Мелианор, повернувшись к Лартину. – Энели почти не обучен магии, но уже умеет то, до чего другие пытаются дойти десятилетиями… и не всегда доходят…

Лиерия безмолвно сидела, не в силах пошевелиться, по ее щекам текли слезы, она даже не могла подняться, чтобы обнять младшего брата или встать перед ним на колени.

Танцор тем временем тихо отошел и опустился в свое кресло.

«На самом севере, на высокой скале, стоит древо. От него во все миры протянулись нити. Сталь сияет на древе в свете всех лун, и священны приходящие к нему. На древе ночей стоит знак, он говорит о том, что каждый Страж сумеет взять то, что прочим дастся с трудом. И лунная сталь на древе горит, и полнится смыслом взгляд узревшего сие. Дороги идут с запада до Порога, до Края с востока и до глубинного предела с юга; лишь с севера идут все, кто мыслил вернуться; и идут не спеша до Дикого Дола и далее проходами древних в суть земли и твердь, ставшую огнем», – примерно так вещал полуседой карайн десятника Лохри всем собравшимся на очередной «вечер сказаний». Остальные кивали и вторили ему, это была одна из новых историй, которая должна войти в анналы всех племен.

То, что рассказывал Марк во время экспедиции, было чистой правдой. Карайны на базе невидимок в последнее время действительно вели себя очень странно. Стоило уставшим за день людям лечь спать, как все коты базы собирались за дальним краем полигона и, улегшись кружком, начинали рассказывать сказки. Обычно начинал кто-то один, а остальные вторили ему, словно заучивая на память. Впрочем, так оно и было – новые карайны передавали собратьям неизвестные тем повествования, чтобы они смогли пересказать их своим потомкам. Наибольшей популярностью пользовались истории Ведьмы – самой старой кошки из недавно появившихся маленьких собратьев. Почти каждый вечер кто-то из двухвостых бежал к дому, где осталась жить мудрая карайна, и привозил ее на себе, чтобы не утруждать пожилую родственницу, которую все пепельные почтительно величали бабушкой.