СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ - Юрий Рожицын

 — Пройдите в залу, — засуетился полковник. — Застанет на кухне, невесть что подумает.

   Зазвенел звонок, хозяин перекрестился и поспешил к двери. Пузатый,упитанный немец от порога выкинул руку в фашистском приветствии.

 — Хайль Гитлер!

 — Хайль! — лениво отмахнулся Лисовский и в упор уставился на квартального уполномоченного нацистской партии. — Что вас сюда привело?

   Тот заметно сник и с опаской покосился на развалившегося в кресле Сергея, с безразличным видом наблюдавшего за ним.

 — Я обязан знать, кто и к кому приезжает...

   Костя вплотную подошел к нему, показал жетон службы безопасности и строго спросил:

 — Почему не защищаете фатерлянд в фольксштурме?

 — У меня плоскостопие...

 — Симулянт? — и раздраженно скомандовал: — Смирно! Кругом! Шагом марш!

   Блоклейтер дрессированно выполнил приказание, ухитрившись дважды щелкнуть каблуками. Когда за ним захлопнулась дверь, хозяин изумленно уставился на Лисовского.

 — Хват, парень! — и поразмыслив, посоветовал: - Не увлекайтесь, Константин Стефанович, люди себя на дурном теряют.

 — Он прав, дядя Саша, — вступился за друга Сергей. — Этому типу по-доброму не объяснишь, цепляться, как репей, начнет. А Костя цыкнул, и он все понял.

 — Как вы повзрослели! Я добрый десяток лет живу среди германцев и не умею разговаривать с ними в подобном тоне.

 — Не я с ним разговаривал, а мундир, — сконфуженно проговорил Лисовский, — Язык эсэсовского мундира и офицерских погон немцы без перевода понимают.

 — Я не в укор, а по-отцовски предостерег...  Пойдем, Сереженька, хозяйничать, а Костя пусть Москву послушает...

 — А вы не боитесь,   что  полиция  заметит  распломбированную шкалу?

 — Э-э, мой друг, если всего бояться, то на белом свете жить не стоит! Да и устал я от страха, всю жизнь под пулями хожу... А в приемнике я хитрую загогулину приспособил, мастеру она под силу, у полицейского инспектора ума-разума на ее разгадку не хватит.

   Сергей скинул мундир, засучил рукава рубашки, принялся щепать лучину. Аккуратно сложил ее в плиту, сверху приспособил дрова и поджег. Подождал, пока разгорится огонь, и захлопнул чугунную дверцу. Выпрямился и еле сдержал стон от внезапной боли в позвоночнике.

 — Прострел? — участливо спросил полковник.

 — В Бельгии, когда самолет в деревья врезался, спиной о перегородку стукнулся. В лагере ходил, будто палку проглотил.

   То ли от дыма, густыми клубами повалившего из всех щелей печки, то ли от раскуренной трубки глаза Бахова подозрительно заблестели, и он поспешил переменить разговор.

 — Хитрая у тебя сбруя для пистолета. Я давно мечтал о такой, да как-то случай не подвертывался ею владеть.

 — С американца содрал. Он нас в свои шпионы блатовал...

 — Говорит Москва! Говорит Москва! — донесся голос давнего знакомца Левитана. — От Советского Информбюро...

   Сергей мигом подхватился и кинулся на голос, а Бахов напутствовал:

 — Послушай, послушай, Сереженька. В кои веки родную Москву услышите!

 — ...С выходом советских войск на Одер и захватом на его западном берегу плацдармов войска Первого Украинского и Первого Белорусского фронтов завершили Висло-Одерскую операцию, — голос диктора звучал приподнято и взволнованно. — В ходе операции нашими войсками полностью уничтожено 35 дивизий противника, а еще 25 дивизий потеряли от 50 до 70 процентов личного состава. Гитлеровское командование вынуждено было прекратить наступление на западе и перебросить на восточный фронт более двадцати дивизий...

 — Сподобил господь бог дожить до светлого праздника! — истово перекрестился полковник. — Мне отмщение, и аз воздам... Шестьдесят верст осталось пройти русским воинам до гадючьего гнезда!

 — Боже, картошка-то выкипела, — спохватился Бахов и поспешил на кухню. — Совсем забыл, старый дурень! Оно и не мудрено потерять голову от великой радости!

   Сергей поискал взглядом пепельницу, не нашел и стряхнул серый столбик с конца сигареты в подцветочник. Лисовский осуждающе на него посмотрел, но тот беспечно отозвался:

 — Ничё, потом вытряхну, какие мои годы. Вон и дядя Саша трубку на пол выбивает.

 — Оба хороши, — проворчал Костя.

 — Прошу откушать, чем бог порадовал, — пригласил хозяин. — Не велики мои достатки, но с вашими харчами обед получился приличный.

   В эмалированной чашке дымилась картошка в мундирах, в тарелке — крупно искромсанная селедка, глубокую сковороду переполняло разогретое консервированное мясо, в сухарнице — три ломтика черного хлеба и горка галет. Полковник радостно потер руки, откупорил бутылку со шнапсом и бережно разлил но граненым стаканчикам. Поднялся за столом, громоздкий, сутуловатый, и приподнято провозгласил:

 — Мой тост, молодые люди, за блистательные победы русского оружия!

   Стоя выпил, внушительно крякнул и добавил:

 — Дай бог и нам до великой победы дожить!

   Сергей очистил картофелину, обмакнул в блюдечко с растительным маслом и солью, откусил, разжевал и зажмурился от блаженства.

 — Вкуснотища, кто понимает!

 — Выпьем еще по чарочке, — предложил хозяин. — Ноне спешить нам вроде не к чему, блоклейтер больше не заглянет. По русскому обычаю посидим вечерок, по душам поболтаем.

 — Знаете, Александр Мардарьевич, — поднял стопку Костя, — выпьемте за светлую память лесника Георга и нашего общего друга Эриха...

 — Чего ты, что, ты, родной! — всполошился Бахов. - Зачем живого человека в поминальник записывать?

 — Живой! — парни обрадованно уставились на полковника.

 — Да, да, живой... Весточку через друзей передал из Саксенхаузена.

 — Заксенхаузена, — поправил машинально Лисовский и радостно подхватил. — Главное — живой, а остальное приложится.

 — Лагерь не сахар, сами испытали, — в сомнении покачал головой Сергей.

 — Твоя правда, Сергей Михайлович, — вздохнул Бахов. — Условия невыносимые, политических заключенных уничтожают в первую очередь. Я боюсь за Эриха!

 — Выручать его надо, — забеспокоился Костя. — Себя он ради людей не щадил, теперь и о нем самом мы обязаны побеспокоиться.

   Полковник набил трубку табаком, прикурил от зажигалки Груздева и потянул дым в себя. Чубук зачмокал, завсхлипывал.

 — Почистить бы надо, да все руки не доходят. Забился, аж не продувается.

 — Не тяни резину, дядя Саша, и не таись перед нами, — решительно проговорил Сергей. — С Эрихом нам вместе довелось хлебнуть сладкого досыта, горького до слез. Мы бы и его в Эссене выручили, да самих эсэсы к стенке приперли.

 — Наслышан, наслышан... Через вас и я в доверие к хорошим людям вошел. Имеют они намерение его освободить, да силенок у них маловато.