Под южным солнцем - Маргарет Пембертон

Когда оркестр снова заиграл и до них донеслись приглушенные звуки «Розы юга», Катерина сказала с невероятным простодушием:

— Нет. Не поэтому. Тогда я наивно думала, что вы хотите жениться на мне и готовы сделать предложение.

Джулиан судорожно втянул воздух, как будто она ударила его в грудь, и Катерина тут же горько пожалела о сказанном.

Только что он чувствовал себя совершенно легко в ее обществе.

Теперь этого никогда больше не будет.

— Прошу прощения, — хрипло произнесла она, пытаясь высвободить свои руки. — Это была большая глупость с моей стороны. Я не хотела ставить вас в затруднительное положение…

Он продолжал крепко держать ее за руки.

— Нет, нет… — Было совершенно ясно, что крылось за ее словами, и он никак не мог в это поверить. — Я не чувствую себя неловко, Катерина. Просто я не мог представить… Мне никогда не приходило в голову…

— Да, — сказала она с таким чувством, что сама удивилась. — Я знаю.

Джулиан продолжал смотреть ей в глаза, мысленно возвращаясь к весне и началу лета 1914 года. Он вспомнил, как всегда искал с ней встречи в Конаке на традиционном чаепитии и на других приемах; как легко и дружески они болтали на разные темы; как его не покидало чувство, что он влюблен именно в нее, а не в эту чаровницу с кошачьим личиком и что она — истинная красавица в семействе Василовичей.

Он вспомнил и совсем недавнее: как в Ницце он снова встретился с Катериной, испытав при этом необычайную радость; как с трудом объяснял Алексию и Зите, почему принял назначение в город, куда Наталье запрещено приезжать, и какое огромное облегчение почувствовал, когда нашелся хоть один человек на свете, которому не надо было лгать. Он вспомнил, с каким нежным чувством всегда относился к Катерине и как высоко ценил ее смелость и честность.

Почти не веря в ее признание, скрытое за случайно вырвавшимися у нее словами, он медленно произнес:

— А если бы я сделал предложение вам? Вы приняли бы его, Катерина?

Казалось, время замерло. Ночной воздух холодил ее щеки.

В соседних кустах шуршал какой-то зверек.

— Да, — тихо сказала она, не думая о последствиях.

Джулиан долго не двигался и ничего не говорил. Он не занимался самоанализом, но неожиданно в этот момент открыл для себя истину. Несмотря на то что он был безнадежно влюблен в Наталью, ему следовало жениться на Катерине. Как он мог все эти годы не замечать очевидного? Внезапно его осенило. Он испытывал к ней не просто симпатию. Это чувство было гораздо глубже. Кажется, он близок к тому, чтобы ее полюбить.

Катерина понимала его молчание и печальное выражение глаз, которое в любой момент могло смениться сожалением.

Музыка снова смолкла, и, стараясь выйти из затруднительного положения, в которое они оба попали по ее вине, она сказала каким-то неестественным голосом:

— Должно быть, приглашают на ужин. Ваша дама, вероятно, вас разыскивает.

— Я никого не должен вести к столу.

В его голосе появились новые нотки, которые Катерина еще не могла истолковать, но это явно не было сожалением.

Джулиан не двигался с места и продолжал держать ее за руки. В лунном свете ее волнистые волосы, зачесанные кверху, блестели, а нежные губы были полураскрыты, как лепестки розы, Джулиана охватило желание. Ему хотелось почувствовать тяжесть ее распущенных волос на своей ладони и ощутить сладость ее губ. Ему показалось, что он недооценивает всю глубину своих чувств к этой женщине. Он не просто близок к тому, чтобы в нее влюбиться. Он уже влюблен. Но совсем не так, как в Наталью. То было внезапным, безрассудным, слепым увлечением, которое бывает раз в жизни и никогда не повторяется. Сейчас же он испытывал любовь совсем другого рода. Это было настоящее, всепоглощающее взаимное чувство.

Нежно, но очень решительно он привлек ее к себе.

— Я совершил непростительную ошибку в прошлый раз, когда мы были здесь в саду при лунном свете, — глухо произнес Джулиан. — Но больше этому не бывать.

Теперь не было сомнений, какое чувство и какое намерение звучало в его словах, и сердце Катерины забилось с такой силой, что ей даже стало больно.

Когда он обнял ее за талию, в душу Катерины закралась тень сомнения, но, вспомнив об ужасном признании Натальи в Ницце, она оставила колебания. Наталья никогда его не любила. Это не будет предательством по отношению к сестре. Hе чувствуя себя виновной и уверенная в своей любви к Джулиану, Катерина обняла его за шею, и ее губы призывно раскрылись под его губами.

Неделю спустя, гуляя в Калемегданских садах, Джулиан, осторожно сказал:

— Я переехал из моей квартиры, примыкающей к миссии, в небольшой домик в переулке за площадью Теразие. Он в венгерском стиле и утопает в сирени и жасмине. Мы могли бы встречаться там, не привлекая внимания соседей.

Они чинно прогуливались бок о бок, хотя Катерине ужасно хотелось прижаться к нему и взять его под руку.

— Я смогу приходить туда только днем, — сказала она, и в ее голосе прозвучало опасение, что он может не понять, как трудно ей вырваться из дома. — По понедельникам и пятницам у Петра днем занятия музыкой, а по средам уроки французского. Обычно в это время я прогуливаюсь здесь или у реки, но теперь…

Ее щеки слегка зарделись, и Джулиан усмехнулся, поражаясь тому, какое сильное чувство он к ней испытывает.

— Теперь ты будешь проводить это время со мной, — сказал он и, не заботясь о том, что кто-то может их увидеть, взял ее за руку в белой перчатке.

Их пальцы крепко сплелись. Впереди, довольно далеко, Петр бежал к разрушенной крепости, а за ним по пятам следовал щенок-далматинец. Эту собачку мальчику подарил Джулиан, и Катерина с болью в сердце понимала, что такой подарок он купил бы и Стефану.

— Я хочу, чтобы у нас была нормальная семья! — сказала она с неожиданным пылом. — Чтобы нам не надо было лгать и притворяться! Чтобы мы жили втроем, не таясь от людей, в этом маленьком домике за площадью Теразие!

Какая-то пара впереди свернула на тропинку между кустами, и они, обоюдно испытывая мучительное чувство, разжали руки.

— Боже милостивый! Ты думаешь, я не хочу того же? — сказал Джулиан с болью в голосе, отчего у нее перехватило дыхание. — Будь хоть какая-нибудь возможность, я бы ею воспользовался. Но ничего не выйдет. Ты — моя свояченица, и даже если я разведусь с Натальей, брак между нами невозможен.

— Я знаю, — сокрушенно сказала она, желая снова взять его за руку и дать понять, что очень сожалеет о вырвавшихся у нее от безысходности словах. — Я знаю, что невозможно ничего изменить. Я не хотела об этом говорить, и больше это не повторится.

— Ты имеешь на это право, — глухо произнес он. — Ты рождена, чтобы быть женой и матерью, а не любовницей.