Гонки с дьяволом - Владимир Кузьменко

Мне показалось, что в настроении полковника сейчас происходит какой-то перелом и я поспешил этим воспользоваться:

— Сегодня вечером у нас будет небольшой бал. Прошу вас быть моим гостем! — я встал и протянул ему руку.

Он ее крепко пожал и направился к двери. Первая часть нашего сценария закончилась.

Глава XXXIII

«МЫ ЭТО ЦЕНИМ, НО, ПОЙМИ, ЭТО СОВСЕМ НЕ ТО»

В назначенное время все приглашенные собрались в большом зале санатория. Я поискал глазами полковника. Тот стоял возле колонны и о чем-то оживленно разговаривал с Паскевичем. Неподалеку, в окружении «офицеров штаба» стоял «генерал Павлов». Как и было решено в самом начале — одни мужчины были в штатском, другие — в парадной форме.

— Ну, как тебе нравится? — услышал я рядом с собой голос Евгении, — я подобрала самых красивых, как ты велел.

Я обернулся. На ней было плотно облегающее фигуру черное платье, на фоне которого бриллиантовое колье выглядело особенно эффектно.

— Ты все-таки лучше всех!

— Благодарю! — присела она в реверансе.

— Обрати внимание, с каким вкусом одеты наши женщины.

— Вижу. Сокровища Можиевского пришлись кстати.

— Это первый наш бал, пусть даже «камуфляжный»! Когда-нибудь мы обязательно устроим настоящий.

— Это так надо?

— Как ты не понимаешь?! Ты пойми, большинство женщин у нас в возрасте от 18 до 22 лет. Что мы видели? Жизнь только начиналась, как разразилась катастрофа. Что нужно женщине? Немного восхищения! Мы три года не вылезали из лыжных костюмов. Утром работа, днем работа и вечером работа. Как это надоело! Хотя бы немного развлечений. Пусть не часто, редко, но, чтобы забыть на время поле, кухню, ферму и прочее. Почувствовать себя женщиной, ловить восхищенные взгляды…

— Ты права, я не подумал об этом. Кстати, почему перестали демонстрировать фильмы? Ведь у нас столько их собрано.

— Это совсем не то. Кроме того, смотреть фильмы стало тягостно. Они вызывают воспоминания о прошлом, о потерянных навсегда близких. Мы их поэтому и перестали смотреть. Лучше не вспоминать. Это страшно. Мы стараемся забыть все.

— И удается?

— Что?

— Забыть. Мне кажется, что это очень трудно, почти невозможно.

— Женщине легче. Это вы, мужчины, живете и в прошлом, и в будущем. Для нас же главное — настоящее. Мы меньше думаем о том, что будет и стараемся забыть о том, что было. Нам больно вспоминать прошлое, так как в нем остается молодость и страшно думать о будущем, так как там — старость.

Заиграла музыка. Мы закружились в вальсе.

— Наш век короток!

— Почему же? Вы ведь живете дольше нас, мужчин.

— Я не о том. Мы живем всего лет десять-пятнадцать. Это время, когда мы остаемся женщинами в глазах мужчин. Не спорь! Я прекрасно понимаю все. Мы можем пользоваться любовью и уважением со стороны мужчин и позже. Но это не та любовь. В ней больше уважения и мало восхищения. А нам нужно восхищение! Вы любите нас почти как верных жен, как заботливых матерей. Мы это ценим, но пойми, это совсем не то!

— Ты будешь вызывать восхищение еще много-много лет!

— Это ложь, но все равно спасибо!

— Я совершенно искренне!

— Я понимаю! Воспитанный мужчина отличается от невоспитанного тем, что первый умеет говорить женщине то, во что она хочет верить.

— Послушай! Ты такая молодая! Откуда у тебя опыт зрелой женщины?

— Это не опыт. Это врожденные знания. Только мужчины с возрастом набираются опыта. Женщины получают его с молоком матери.

Музыка прекратилась и распорядитель пригласил собравшихся в банкетный зал. К нам подошла Оксана.

— Все в порядке! — сообщила она.

Ей и двум ее подругам была поручена вербовка спутников полковника. Мы решили, что нам не помешает еще одна независимая шпионская сеть, которая могла бы сообщать нам о намерениях командования и способствовать развитию дезертирства. Если работа новой группы будет такой же эффективной, как уже имеющейся, то к лету будущего года в «Армии Возрождения» совсем не останется солдат.

«Скорее бы все это кончилось!» — подумал я с надеждой. Сам по себе я человек глубоко штатский. Военный мундир всегда вызывал у меня смешанное чувство неприязни и насмешки. Из всех войн, которые вело человечество, я признавал только вынужденную оборону от нападения. Все великие завоеватели, начиная от Дария и Македонского и, кончая Наполеоном, вызывали у меня чувство отвращения. Война и армия в конце двадцатого столетия представлялись мне как верх нелепости и маразма человеческой организации. В жизни нашей общины создался комический парадокс. Паскевич, который обожал военные мундиры и все, что с ними связано, вынужден был во время всех военных операций оставаться дома, я же, в котором все это вызывало отвращение, должен был заниматься организацией боевых действий, стрелять, убивать, карать. Долго это не могло продолжаться. Я чувствовал, что силы мои истощаются. Иногда я сам себя не понимал. Можно ли чувствовать такое отвращение к убийству и насилию и, в то же время быть способным хладнокровно планировать уничтожение двух сотен людей, пусть даже бандитов, и столь же хладнокровно приводить план в исполнение? Хорошо помню, что, оглядывая луг, усеянный мертвыми телами, я не испытывал никакого другого чувства, кроме удовлетворения от хорошо выполненной работы. Как пахарь, оглядывает только что вспаханное им поле. Мне даже в голову не пришло предложить банде сдаться. Странно… Как происходит трансформация человеческой психики? Те же самые бандиты… Ведь когда-то они были детьми… Возможно, ласковыми, как все дети. Имели любящих родителей, сами, наверное, были хорошими отцами. Что заставляет людей становиться убежденными, непримиримыми врагами? Не может быть, чтобы это предопределялось. Какая-то случайная нелепость и все — жизнь пошла по другому пути и назад дороги нет.

Где лежит причина возникающих конфликтов? В индивидуальности или в обществе? Социальная несправедливость порождает преступность. Это так! Но кто создает социальную несправедливость? Сами же люди! Порочный круг. Есть ли выход из него? Невольно напрашивается аналогия с генетическими болезнями. Там, в результате генетического дефекта, возникают порочные круги в извращении обмена веществ и отправлении функций. Нет ли в развитии цивилизации такого изначального генетического дефекта?

Глава XXXIV

«МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЭТО ЕДИНСТВЕННО ПО-НАСТОЯЩЕМУ ПОЛЕЗНОЕ ДЕЛО, КОТОРОЕ Я СОВЕРШИЛ В СВОЕЙ ЖИЗНИ…»

Человек! Как трудно тебя понять. Я убежден, что значительно легче предсказать поведение общества, целого государства, чем одного-единственного человека. Иной раз кажется, что ты уже предусмотрел все варианты предполагаемого ответного поведения на твои действия, и вдруг — самая неожиданная реакция. Меньше всего ожидаемая, если судить по тому, что тебе об этом человеке известно. Это напоминает игру в шахматы, когда ты, изучив противника, рассчитал заранее все его ответные ходы, ожидаешь одного и… Следует самый неожиданный ход, в результате чего оказывается, что все твои расчеты, вся твоя «модель» летит к черту!