За Синей рекой - Елена Хаецкая

Тяжелая дверь библиотеки была приоткрыта, так что оставалась только узенькая щель. Конечно, королю, бессильному и почти развоплощенному, нечего было и мечтать, чтобы отворить эту дверь, однако он мог просочиться в щель, уподобляясь полоске лунного света. Так он и поступил.

В библиотеке было темно и пыльно, как и везде в замке. Ольгерд остановился посреди просторного читального зала. Огнедум не пользовался библиотекой прежних королей, у него имелась своя – десяток тонких книжек, разбросанных по лаборатории. А здесь все оставалось по-прежнему: кресла с высокими спинками, курительные трубки на столиках, изящные томики на полках.

Ольгерд искал библиотекаря – единственного в Королевстве человека, который разбирался в этом громадном книжном собрании. Наверняка старый Август здесь. Никто лучше него не умел подобрать книгу для дождливого вечера или для послеобеденного ожидания партии в твист; для влюбленной девушки или для скучающего холостяка. Кавалеры советовались с ним, выбирая томик, который, будучи как бы случайно забыт в комнате книголюбивой дамы, непременно расположит ее в пользу кавалера. Август знал людей и понимал книги и сводил между собою эти два племени с непревзойденным искусством.

Долго искать Августа и не понадобилось – он сам вынырнул откуда-то из-за книжных полок, как частенько проделывал и раньше, заставляя горделивых кавалеров забавно подпрыгивать от неожиданности.

Библиотекарь ссохся, съежился. Ольгерду вспомнилось, как, бывало, сердился старик, если заставал в библиотеке целующихся. «Чтение располагает душу к возвышенным усладам, но оные отнюдь не должны служить заменою благородному поглощению букв внимательными взорами», – говаривал он, охаживая незадачливую парочку атласной закладкой.

– Чем могу быть полезен… – просипел библиотекарь.

– Книга… – отозвался король.

Старик затрясся в ужасном кашле. При каждом приступе он на мгновение словно бы распадался на клочки, а потом опять кое-как собирался воедино. Король взял его за вздрагивающий локоть и усадил в кресло. Август молчал, быстро моргая. Потом повторил:

– Чем могу быть полезен…

Король осторожно опустился в кресло напротив. Выждал большую паузу, собираясь с силами. Слишком долго не доводилось ему разговаривать. Откликаться эхом – не в счет, это даже камни умеют.

– Чем могу… – в третий раз скрипнул Август.

– Книга, – сказал Ольгерд и весь сжался. Сейчас! Он чувствовал немоту губ. Язык не повиновался. Король потрогал языком зубы. Напрягся. И вытолкнул из себя: – Книга о любви…

Ему стало дурно, и он едва не потерял сознание.

Август откликнулся с облегчением:

– …о любви…

– Книга о любви, – уже легче проговорил Ольгерд.

– …о любви… – снова сказал Август.

– Книга о любви! – Ольгерд почти кричал.

Август встал и широко раскрыл глаза.

– О, ваше величество! – прошептал он. – Книга о любви!

И мелко засеменил куда-то в глубину библиотеки. Он вернулся почти сразу. Август никогда не искал книгу долго, поскольку обыкновенно точно знал, что именно требуется данному человеку в данном расположении духа.

Это был маленький томик размером с ладонь – «Аль-Касим и Бланка-Флора. Их любовь, ее зарождение, развитие и совершенное воплощение, а также препятствия, ей чинимые, и как все завершилось к полнейшему возлюбленных удовольствию, в шести песнях».

– Книга о любви, – сказал старый библиотекарь. – О, книга… книга о любви! – Он повторял это снова и снова, вкладывая в эти простые слова самые разные чувства.

Лютояра обнаружила «Аль-Касима и Бланку-Флору» утром у себя под одеялом. Сперва она решила, что ночью всем раздавали дополнения к уставу (такое иногда случалось). Время военное, устав изменяется приблизительно раз в три поколения. Например, живы еще «факела», которые помнят, как устав предполагал субстрагирование каждого десятого из батальона в случае поражения в бою. Этот пункт отменили после того, как неколько батальонов подряд понесли такие потери, что казнить каждого десятого фактически означало субстрагировать двоих-троих, тяжелораненных и совершенно деморализованных.

Она раскрыла книжку, приготовившись увидеть привычное зачало: «Во имя Пламени Дум Его!» – и далее несколько страниц ясных и четких инструкций, например: «Вместо (пункт 7-а): «Любой враг да будет повержен, добит и истреблен без милости» следует читать: «Поверженный враг да будет подвергнут пыткам (см.Список, пункт 7-д), после чего истреблен без милости».

Вместо этого взгляд споткнулся на странно расположенных строчках – в столбик:

Се – благороднейшее чувство,Что куртуазное искусствоПодчас «томлением» зовет.Оно в крови у нас живет,Ее волнует ежечасно,То веселы мы, то несчастны,Но нет покоя нам с тех пор,Как уязвил сердца Амор…

Лютояра не поняла более половины слов из прочитанного; однако она привыкла доверять всему написанному на бумаге – ведь любые приказы и инструкции выходили из рук непогрешимого властителя Огнедума. Поэтому она сочла за воинский долг вникнуть в текст, разобраться и принять к исполнению.

Она показала книгу Лихобору. Весь день (у них была увольнительная) они просидели в любимой пивнушке за бочкой пива и, склонившись над томиком голова к голове, читали – вслух и хором – поэму о любви рыцарственного и мечтательного Аль-Касима к прекрасной, нежной и отважной Бланке-Флоре.

Время от времени они отрывались от книги и, заново наполнив кружки, обсуждали прочитанное.

– Я что-то не пойму, – сказал Лихобор, едва придя в себя от ступора, в который повергли его строки:

Тут Аль-Касим слезой залился,И обморок с ним тотчас приключился.

– Этот Аль-Касим – он ведь боевой «факел» или как?

Лютояра молча пила пиво. Думала. Потом сказала:

– А как ты полагаешь, они с Бланкой-Флорой ведь побратимы? А «гроб жизни» – это, наверное, субстрат, другая терминология… – И еще раз прочитала:

И поклялись немедля оба:«Навек нам вместе быть до гроба»!

У нас ведь с тобой то же самое!

– Чтоб «факел» – да заревел, как штафирка, а потом хлопнулся в обморок!.. – Лихобор все качал головой. – Разве от потери крови?

– Может, это «факел» старого поколения, – предположила Лютояра. – Что мы, в конце концов, знаем о наших предках по субстрату? Может, те первые «факела» и плакали…

Они почитали еще немного и вместе осилили песнь пятую – «Об усладах сердечных».

– Интересно, почему все-таки это дополнение к уставу выдали только нам? – сказал Лихобор. – Насколько я понял, другие такого не получали.