Севастопольский конвой - Богдан Сушинский

– И каков же его практический интерес? – вернулся маршал на свое место за столом.

– Известно только, что после донесения одного из офицеров СД бригадефюрер лично озаботился судьбой Черного Комиссара. С помощью чинов сигуранцы, естественно. После чего комендант Очаковского лагеря слегка угомонился.

– Еще бы…

– Кстати, офицеры из штаба германской дивизии потребовали, чтобы все пленные моряки, в том числе и «Черный Комиссар», были казнены или же переданы для казни им. Оказывается, содержать в плену «черных комиссаров» у них не принято, существует специальная директива СД.

– А вот это уже не их дело, – помрачнел главнокомандующий. – Разве Черного Комиссара и прочих морских пехотинцев в плен брали германские солдаты?

– Никак нет, румынские.

– Тогда в чем дело?

– В последнее время сотрудники СД вообще пытаются вести себя так, словно все румынские части, в том числе военная разведка и сигуранца, находятся в их юрисдикции, – вкрадчиво объяснил Романовский.

– С теми моряками, которых возьмут в плен солдаты вермахта, они могут поступать, как им заблагорассудится. Однако ни одного пленного, добытого моими солдатами, германцы не получат, – жестко молвил кондукэтор. – Мы не должны забывать, что в русском плену тоже находится немало румынских солдат.

– Значит, я могу подобрать нескольких морских пехотинцев для службы в десантно-диверсионном Центре? – поспешил командор определить для себя то, самое важное, ради чего кондукэтор вызвал его в свой кабинет.

– Можете, – резко обронил Антонеску, отрываясь от кресла и давая понять, что аудиенция закончилась.

– Благодарю, господин маршал. Сейчас же, немедленно, вылетаю в Одессу, с пилотами офицерского санитарного самолета я уже договорился. Как и с комендантом порта, который обещал задержать баржу с пленными на его рейде.

– Похвальная предусмотрительность. Только не пытайтесь усложнить и без того непростые отношения с командованием «СД-Валахии», особенно с самим фон Гравсом. Он уже не раз оказывал нам услуги, когда нужно было выйти на главнокомандующего германской авиацией Геринга или на руководство Главного управления имперской безопасности рейха.

– Сотрудничество со специалистами из «СД-Валахии» принесет Центру больше пользы, нежели пикировка с ними, в этом я не сомневаюсь, – заверил его барон Романовский.

38

Дальнейший ход бунта на барже «Сатул-Маре» предопределил трагический случай, который произошел ночью. У какого-то пленного, которого все называли «кавалеристом», явно сдали нервы. Не выдержав удушающей атмосферы своей темницы, он метнулся к трапу, начал стучать в расположенную в надстройке дверь и материть румын, требуя, чтобы ее открыли и проветрили трюм. Пленного пытались успокоить, но, казалось, он находился в таком состоянии, что угомонить его уже было невозможно.

Гродов протолкался к трапу и начал подниматься по нему, чтобы стащить оттуда крикуна силой, но в это время дверь приоткрылась и прозвучал пистолетный выстрел. Кавалерист глухо охнул и упал прямо на Дмитрия, чуть было не снеся его с нижних ступенек трапа. Но теперь уже не мог успокоиться офицер конвоя: он, не целясь, выстрелил еще раз, в полумрак трюма, но, к счастью, и эту пулю тоже приняло на себя тело кавалериста, повисшее на Гродове.

Однако румын ошибся: убийство кавалериста не только не испугало остальных пленных, а наоборот, взбудоражило их. Трюм буквально забурлил человеческими страстями. Кто-то прокричал: «Бойцы, борта у этого румынского корыта гнилые, палуба тоже! Выбивай доски!» Кто-то бросился к трапу, однако Дмитрий остановил его.

– Слушайте меня внимательно, – как можно громче и тверже произнес он. – С вами говорит бывший командир десантного полка морской пехоты майор Гродов.

– Неужели тот самый? – тут же отреагировал кто-то из тех, кто слышал о пребывании майора в их группе впервые.

– …Того полка, что высаживался под Григорьевкой?!

– Ох, и пустили же они тогда кровушки румынам!

– Возможно, все мы так и погибнем на этой барже, – не реагировал на их возгласы десантник. – Но мы не можем допустить, чтобы смерть наша оказалась бессмысленной. Если уж гибнуть, то в борьбе, нанося урон противнику. Поэтому никакой паники, никакой истерии и никаких непродуманных действий! Теперь уже скрываться нечего, поэтому скажу: мы, несколько командиров и красноармейцев, создали штаб восстания. Вы уже знаете, что баржа держит курс на дунайский порт Галац. Это значит, что, миновав рейд Одессы, она пойдет вдоль побережья, то есть вдоль наших родных берегов, до устья Дуная. Исходя из этого, штаб предлагает такой план действий. Под вечер мы потребуем от конвойных убрать тело убитого красноармейца. Переговоры поведу я сам, поскольку владею молдавским языком. Если румыны пойдут на наши условия, – а мы уверены, что пойдут, – то прикажут нескольким из нас вынести тело на палубу и предать морю. В этом и состоит наш единственный шанс. Нам следует завладеть оружием хотя бы одного конвоира и поднять восстание. До темноты баржа должна оказаться в наших руках. Мы подойдем к берегу, высадимся и, ведя партизанскую борьбу, будем пробиваться тылами врага то ли к Одессе, то ли в лесистые молдавские горы, Кодры.

– В Кодрах мы долго не продержимся, слишком много вокруг будет предателей, – заметил кто-то. – Мне пришлось несколько месяцев поработать в партийных органах Молдавии, а потому знаю, какие прорумынские настроения там царили.

– Ничего странного, – заметил Комов, – если учесть, что только год назад румыны вывели из этой республики свои войска. Но и красные партизаны там тоже наверняка водятся.

– Важно, – вновь взял инициативу в свои руки Гродов, – что оттуда уже недалеко до севера Одесской области, до Подолии, с которой начинаются украинские леса. Словом, будем действовать исходя из ситуации. Вопросы есть?

– Они появятся на берегу, – откликнулся кто-то из дальнего угла баржи.

– Нет, один все-таки появился уже сейчас, – парировали ему. – Я танкист, радист-стрелок. И вопрос такой: если мы захватим баржу, то почему бы не пойти на ней в Крым? Или уйти подальше в море и добираться до кавказских берегов?

– К своим на этой тихоходной посудине нам не добраться, – возразил ему рулевой. – Тем более что мы уже на траверзе Одессы. Любой вражеский катер нас настигнет, любой «юнкерс» потопит. И вообще, сначала нужно захватить баржу, а потом уже решать, что делать дальше. Кстати, как думаешь, радист, связь с берегом у них есть?

– Поскольку баржа самоходная – то обязательно, я даже успел заметить антенну над ходовым мостиком.

– Тогда нападение наше должно происходить молниеносно, чтобы их радист не успел выйти на связь, иначе…

– Правильно мыслишь, боец, – поддержал его майор. – Пока что нам нужны тридцать добровольцев, которые, вместе с членами штаба, первыми ринутся на врага. Преимущество будет отдаваться разведчикам, десантникам, морским пехотинцам, словом, всем, кто хоть немного владеет приемами рукопашного боя, кто сумел сохранить силы. Предупреждаю: у румын человек двадцать. У них пулемет и несколько автоматов, так что штурмовая группа по существу идет на гибель.

– Вот умеешь ты, командир, перед боем «подбодрить» и «обнадежить» – притворно вздохнул Жодин. Майор помнил эту фразу, которой Жорка завершал каждое напутственное слово командира перед атакой или диверсионной операцией и которая уже превратилась в ритуальную.

– Да, это я умею, – в тон ему ответил Гродов. – Добровольцев прошу собраться здесь, у рундука с песком. К слову, во время штурма каждому бойцу советую взять в карман пару горстей песка. Бросок его в лицо, особенно в глаза, противника, подарит вам несколько мгновений для нападения. Вроде бы старый уличный прием, однако же действует…

– Слушай, камандыр, мы – добровольцы, панымаешь? – протолкался к Гродову широкоплечий грузин. – Красноармеец Горидзе перед тобой стоит. Вместе со мной – земляк, Вано Шешуашвили. Первыми пойдем.

– Ефрейтор Конюхов, – появился вслед за ними приземистый веснусчатый парнишка. – Пулеметчик я, на зенитной спарке служил. Мне бы только до их пулемета дорваться, и тогда мы еще повоюем.

– И мы действительно повоюем, – поддержал его настрой майор.

Добровольцев оказалось больше, чем он предполагал. Вместе с Комовым они тут же начали делить их на боевые группы-пятерки, две из которых, во главе с пулеметчиком, должны были броситься на пулемет; две во главе с рулевым – в машинное отделение. Остальные под командованием Гродова должны были захватить ходовой мостик и ликвидировать охранников.

Когда все приготовления, казалось, были завершены, механик вдруг заглушил двигатель баржи, и она легла в дрейф. Чем он был вызван, этого Гродов понять не мог. Вряд ли румынское командование решится втиснуть в трюм баржи еще одну группу пленных, он и так забит до невозможности.