Кто погасил свет? - Олег Зайончковский

С тех пор прошло уже года два. Конечно, я давно взял себя в руки, выписал себе газету и ежедневно ее читаю. За истекший период у меня состоялись еще две или три встречи с читателями, но ни на одной из них мне больше не попадался тот человек с улицы. Тем не менее я регулярно слежу за колебаниями биржевых курсов – на всякий случай.

Лелик, танцуй!

Вот он и снова пришел в Москву – настоящий осенний дождик. Я узнаю о нем не по грому и молниям, не по реву низвергающихся вод, а по тихому таинственному шепотку, по шуршанию и шелесту, раздающимся в темноте за окнами. Словно тысячи паучков на тоненьких чутких ножках прокрались в город и щекочут, ощупывая каждую его подробность. Но не сплести им тумана. Завтрашнее утро будет холоднее ночи; от дождя останутся только лужи да медленные студеные ручьи. И никто не пустит кораблика по этим ручьям, потому что за лето все дети выросли.

Сурова наша осень; она моет город без мыла, трет его шершавым мочалом туч. И знать не знает Москва, что уготовано ей после помывки – уложат ее в свежую белую постельку или выставят голой на мороз.

Я узнаю этот дождик по тихому медитативному постукиванию. Что он хочет – ввести меня в транс или о чем-то напомнить? Некоторые авторы говорят, что в дождь им хорошо работается. Другие – что спится. Я не решаюсь, что выбрать.

Окно снаружи обрызгано множеством маленьких недоразвившихся капель, слишком слабеньких, чтобы пуститься в дорогу по запыленному стеклу. Они так и будут дрожать на ветру, пока не высохнут, не растворятся опять в атмосфере, оставив лишь оспинки минерального осадка. Теперь до весны.

Крыши разных построек, жестяные «ракушки», тротуары – все внизу блестит, словно вспрыснуто лаком. Двор будто выделали «под хром». Прямо подо мной на газоне искрится россыпь пустых бутылок и разноцветных жестяных банок. С давних пор этот газон под моими окнами сделался чем-то вроде форума для нашей местной молодежи. Здесь юноши и девушки от тринадцати лет принимают энергетические напитки, грызут орешки, курят, сквернословят и на забавном молодежном языке судачат о своих делах. Каждое утро дворники-таджики собирают с газона невообразимый урожай мусора, и каждый вечер неутомимые подростки засевают его снова. Прогнать их с излюбленного газона может только дождь или град. Я назвал их подростками, но это определение подходит не ко всем из них. Многие из здешних завсегдатаев успели на моих глазах вырасти и даже завести животики. Под задами этих бывших подростков металлический заборчик, ограждающий газон, давно потерял свою форму.

Сколькими ночами, особенно летними, я засыпал под их звонкий смех и матерное воркование. А сколько раз мне не спалось и хотелось окатить их с балкона водой, как когда-то матушка моя поступала с котами, разоравшимися в палисаднике. Только слаб я характером для такого поступка – сегодня за меня подростков разлил дождик, а я не знаю, радоваться мне или нет. Нахальное, оговорчивое, непослушное племя младое покорилось стихии и разбрелось по домам, чтобы остаток вечера провести за компьютерными стрелялками.

Опустел молодежный «пятачок» – только Лелик, наш дворовый дурачок, один-одинешенек танцует посреди него в фонарном свете. Изящно ступая между разбросанных бутылок, он танцует на мокром газоне – и танцует хорошо. Вдохновенное его соло питается музыкой – музыкой, слышной лишь одному Лелику. В ушах его два маленьких динамика, а где-то под курткой, у сердца, спрятан плеер, с которым Лелик не расстается нигде и никогда.

Когда-то, благодаря этому плееру, не только в душе его, но и в общественном положении совершилась великая и счастливая перемена. Купив Лелику такую не по уму игрушку, родители его, сами того не подозревая, оказали сыну благодеяние, второе по значимости после того, как, тоже, впрочем, случайно, подарили ему жизнь.

Когда отец вправил Лелику в уши динамики, а потом нажал на плеере заветную кнопочку, окружающий мир перестал для мальчика существовать. От уха до уха музыка заполнила его голову целиком. Пытаясь выразить охвативший его восторг, Лелик взревел, но был остановлен родительским подзатыльником. Вскоре он и сам сообразил, что собственный его голос не добавляет музыке гармонии. Что-то, но уж точно не родители, подсказало Лелику иной способ выражения чувств – пластический.

Так он начал танцевать и, подобно всем дурачкам, отдался этому увлечению целиком и полностью. Лелик танцевал дома, пока родители были на работе, танцевал по дороге в магазин и обратно, танцевал во дворе на потеху другим, нормальным, подросткам. Но, между прочим, потешаясь над ним, эти дворовые подростки не заметили того, как приняли Лелика в свою компанию. Раньше они гнали его от себя, как гонят все дети тех, кто тупее или умнее, чем они сами, но теперь, когда Лелик затанцевал, вдруг оказалось, что и он может быть им полезен. С ним было не так скучно коротать время, когда у подростков временно иссякали темы для трепа или когда задерживался «гонец», посланный в магазин за пивом. Танцующий Лелик стал даже отличительной особенностью их компании – в других компаниях, в других дворах такого чудика не было. Теперь, если наши подростки отправлялись куда-нибудь прошвырнуться, они вели его с собой, как цыгане медведя.

С тех пор жизнь у Лелика стала гораздо интереснее – он перепробовал разные чипсы, узнал вкус пива и джина-тоника. Но главное – ему теперь кажется, что хотя он и не такой, как все, но уже не отверженный, что он нужен людям. Они, люди, больше не отвешивают ему походя пинков и затрещин, а если отвешивают, то для того только, чтобы попросить: «Лелик, станцуй!» И Лелик танцует. Даже когда, как сегодня, случаются непогода и дождь, он танцует – без публики, без затрещин, сам для себя.

Я смотрю на него и завидую. Завидую, потому что нет у меня волшебного плеера, а танцевать надо. Вчера я получил от издательства хорошего пинка – намек на то, что пора дописывать книгу. Беда только, что я не Лелик и от пинков у меня вдохновения не прибавляется. Да и дождик, надо признаться, больше располагает меня ко сну, чем к работе.

Финал

Хороший сон – лучшая профилактика неврозов. Я это знаю, потому что до конца прочитываю еженедельничек с телевизионной программой. Не все готовы в этом признаться, но думаю, что подобных мне углубленных пользователей у таких журнальчиков немало. Утратившие актуальность, но не выброшенные, эти непритязательные медиа еще некоторое время разделяют с нами наше утреннее или вечернее вынужденное уединение. Теленеделя прожита и забыта, но они в тишине продолжают снабжать нас разными сведениями, имеющими непреходящее значение. В частности, в моем журнальчике между кулинарными рецептами и гороскопами есть медицинская страничка, на которой помещены рекомендации о том, что делать при болях в животе, как уберечь стопы ног от грибка и тому подобное. Голова там тоже не бывает забыта – борьбе с перхотью и правильному подбору зубной щетки составители странички всегда уделяют должное внимание. Много полезных советов содержит медицинская страничка, но, к сожалению, о душевных недугах она, на мой взгляд, трактует недостаточно. «Хороший сон – лучшая профилактика неврозов». И все. Сказали бы еще: «Утро вечера мудреней».

Что ж, пусть так; поговорим о хорошем сне. Господа составители странички утверждают, что хороший сон – это правильный сон. А правильный, говорят они, это когда человек ложится спать до полуночи, а наутро просыпается естественным образом, то есть сам, без будильника, и не от того, что его вытаскивают из постели за ногу. Таким образом, получается, что, если вы вечером лишите себя хорошего кино, которое у нас всегда показывают за полночь, а утром вскочите ни свет ни заря, это и будет для вас правильный сон. Правда, трель будильника все равно вас догонит, только вы не сможете ее заткнуть, потому что застанет она вас в то самое время, когда вы уже пребываете в обществе тележурнальчика.

Кроме того, составители медицинской странички помогут вам с выбором подушки, а также подскажут, как с помощью практики фэн-шуй сориентировать ваше ложе по сторонам света. Если вы исполните все их несложные рекомендации, они гарантируют вам правильный сон и отсутствие неврозов. Но господа составители не учитывают еще одного важного условия. Покойная моя матушка, помнится, говаривала: «Хорошо спится тому, у кого совесть чиста». Совесть! Ее чистоту она ставила впереди чистоты рук. Что бы она ни делала, все делала с чистой совестью – даже драла меня за уши. Впрочем, составители журнальчика матушки моей не знавали, как и забытой ныне практики «жить по совести».

Что касается меня, то я сплю долго и крепко. И совесть моя чиста настолько, насколько это прилично для интеллигентного человека. А на грани невроза я оттого, что мне надо заканчивать книжку. Я знаю, что эту книжку ждет не дождется вся читающая публика, но что гораздо страшнее, ее ждут мои издатели. Однажды эти добрые люди выплатили мне аванс, а с меня взяли расписку в том, что я к такому такого-то сего года, кровь из носу, напишу книгу. Представляете? – книгу! С авансом я покончил давно и успешно, но вот с книгой пока не получается. А такое такого-то уже на носу, из которого, того гляди, и вправду пойдет кровь. Но только носовой кровью книжку все равно не напишешь.