По Уссурийскому краю - Владимир Арсеньев

На следующий день мы пошли вверх по реке Сипе. Чем дальше, тем тайга становилась глуше. Разрушающая рука лесопромышленника ещё не коснулась этого девственного леса. Кроме кедра, тополя, ели, пробкового дерева, пихты и ореха, тут росли: китайский ясень (Fraxinus phynchophyla Hance) — красивое дерево с серой корой и с овальными остроконечными листьями; дейция мелкоцветная (Deutzia parviflora В.) — небольшое деревце с мелкими чёрными ягодами; корзиночная ива (Salix vimmalis L.) — весьма распространённая по всему Уссурийскому краю и растущая обыкновенно по галечниковым отмелям вблизи рек. Растительное сообщество по берегам протоков состояло из кустарниковой ольхи (Ainus fruticosa Rupr.) с резкими жилками на крупных листьях; перистого боярышника (Crataegus pinnatifida Bge.), который имеет серую кору, клиновидные листья и редкие шипы; рябины бузинолистной (Sorbus sambucifolia Trautv.) с тёмно-зеленьпяи листьями и с крупными ярко-красными плодами; жимолости съедобной (Lonicera edulis Turcz.), её легко узнать по бурой коре, мелкой листве и удлинённым ягодам тёмно-синего цвета с матовым налётом, и наконец даурского луносемянника (Menispermum dauricum DC.), вьющегося около других кустарников.

По мере того как исчезали следы человеческие, встречалось всё более и более следов звериных. Тигр, рысь, медведь, росомаха, изюбр, олень, козуля и кабан — постоянные обитатели здешней тайги.

Река Сипа быстрая и порожистая. Пороги её не похожи на пороги других рек Уссурийского края. Это скорее шумные и пенистые каскады. В среднем течении река шириной около 10 метров и имеет быстроту течения 8 километров в час в малую воду. Истоки её представляются в виде одного большого ручья, принимающего в себя множество мелких ручьёв, стекающих с гор по коротким распадкам.

Поднявшись на Сихотэ-Алинь, я увидел, как и надо было ожидать, пологий склон к западу и обрывистый — к востоку. Такая же резкая разница наблюдается в растительности. С западной стороны растёт хвойный лес, а с восточной — смешанный, который низке по реке очень скоро сменяется лиственным.

За водоразделом мы нашли ручей, который привёл нас к реке Дананце, впадающей в Кулумбе (верхний приток Имана). Пройдя по ней километров десять, мы повернули на восток и снова взобрались на Сихотэ-Алинь, а затем спустились к реке Да-Лазагоу (приток Силы). Название это китайское и в переводе означает Падь больших скал.

В геологическом отношении долина Да-Лазагоу денудационная. Если идти от истоков к устью, горные породы располагаются в следующем порядке: глинистые сланцы, окрашенные окисью бурого железняка, затем серые граниты и кварцевый порфир. По среднему течению — диабазовый афанит с неправильным глыбовым распадением и осыпи из туфовидного кварцепорфира. Пороги на реке Сице состоят: верхний из песчаниковистого сланца и нижний — из микропегматита (гранофира) с метаморфозом жёлтого и ржавого цвета.

Дерсу шёл молча и смотрел на все равнодушно. Я восторгался пейзажами, а он рассматривал сломанный сучок на высоте кисти руки человека, и по тому, куда прутик был нагнут, он знал о направлении, в котором шёл человек. По свежести излома он определял время, когда это произошло, угадывал обувь и т. д. Каждый раз, когда я не понимал чего-нибудь или высказывал сомнение, он говорил мне:

— Как тебе, столько года в сопках ходи, понимай нету? То, что для меня было непонятно, ему казалось простым и ясным. Иногда он замечал следы там, где при всём желании что-либо усмотреть я ничего не видел. А он видел, что прошла старая матка изюбра и годовалый телёнок. Они щипали листву таволожника, потом стремительно убежали, испугавшись чего-то.

Всё это делалось не ради рисовки: мы слишком хорошо знали друг друга. Делалось это просто по вкоренившейся многолетней привычке не пропускать никакой мелочи и ко всему относиться внимательно. Если бы он не занимался изучением следов с детства, то умер бы с голода. Когда я пропускал какой-нибудь ясный след, Дерсу подсмеивался надо мной, покачивал головой и говорил:

— Гм! Все равно мальчик. Так ходи, головой качай. Глаза есть, посмотри не могу, понимай нету. Верно — это люди в городе живи. Олень искай не надо; кушай хочу — купи. Один сопка живи не могу — скоро пропади.

Да, он был прав. Тысячи опасностей ожидают одинокого путешественника в тайге, и только тот, кто умеет разбираться в следах, может рассчитывать на благополучное окончание маршрута.

Во время пути я наступил на колючее дерево. Острый шип проколол обувь и вонзился в ногу. Я быстро разулся и вытащил занозу, но, должно быть, не всю. Вероятно, кончик её остался в ране, потому что на другой день ногу стало ломить. Я попросил Дерсу ещё раз осмотреть рану, но она уже успела запухнуть по краям. Этот день я шёл, зато ночью нога сильно болела. До самого рассвета я не мог сомкнуть глаз. Наутро стало ясно, что на ноге у меня образовался большой нарыв.

Недостаток взятого с собой продовольствия принуждал идти вперёд.

Мы уже и так сидели без хлеба и кормились только тем, что добывали охотой. На биваке были и перевязочные материалы и медикаменты. В тайте могло застать ненастье, и не известно, сколько времени я провалялся бы без движения. Поэтому, как ни больно было, но я решил идти дальше. Я твёрдо ступал только на одну правую ногу, а левую волочил за собой. Дерсу взял мои котомку и ружьё. При спусках около оврагов он поддерживал меня и всячески старался облегчить мои страдания. С большим трудом мы прошли в этот день только 8 километров, а до бивака осталось ещё 24 километра.

Ночью ноту страшно ломило. Опухоль распространилась по всей ступне. Удастся ли мне дотащиться хотя бы до первой тазовской фанзы? Эта мысль, видимо, беспокоила и Дерсу. Он часто поглядывал на небо. Я думал, что он смотрит, не будет ли дождя, но у него были опасения другого рода. По небу тянулась какая-то мгла: она сгущалась всё больше и больше. Месяц только что зарождался, но лик его не был светлым, как всегда, а казался красноватым и тусклым. Порой его совсем не было видно. Наконец из-за гор показалось зарево.

— Шибко большой дым, — сказал мой спутник.

Чуть свет мы были уже на ногах. Все равно спать я не мог, и, пока была хоть малейшая возможность, надо было идти. Я никогда не забуду этого дня. Я шёл и через каждые сто шагов садился на землю. Чтобы обувь не давила ногу, я распорол её.

Скоро мы дошли до того места, где Да-Лазагоу впадает в Сицу. Теперь мы вошли в лес, заваленный буреломом. Кругом всё было окутано дымом. В пятидесяти шагах нельзя было рассмотреть деревьев.

— Капитан! Надо торопиться, — говорил Дерсу. — Моя мало-мало боится. Трава гори нету, лес — гори!

Последние усилия собрал я и потащился дальше. Где был хоть маленький подъем, я полз на коленях. Каждый корень, еловая шишка, маленький камешек, прутик, попавший под больную ногу, заставлял меня вскрикивать и ложиться на землю.