Игра Льва - Нельсон Демилль

Асад Халил еще раз глубоко вздохнул и сказал:

— Но вы говорили, что погибла его дочь.

— Да… так получилось. Но таков наш проклятый мир. Верно? Вот когда пытались взорвать Гитлера, вокруг него погибла куча людей, а этому засранцу хоть бы что. Куда смотрит Бог? Не знаете? Погибает маленькая девочка, мы выглядим убийцами, а главный подонок благополучно сматывается.

Халил промолчал.

— А еще один удар наносила другая эскадрилья. Я вам рассказывал об этом? Им наметили цели в Триполи, и одной из них было французское посольство. Конечно, сейчас в этом никто не признается. Предполагалось потом объяснить все это ошибкой, но один из наших парней намеренно сбросил бомбу во двор французского посольства. Никто не погиб, в такой ранний час там и не должно было никого быть. Но подумайте… мы бомбим дом Каддафи, а он оказывается во дворе. Мы специально бомбим двор французского посольства, но там никого нет. Улавливаете мою мысль? Что, если было бы наоборот? Видимо, той ночью Аллах хранил эту сволочь.

Халил почувствовал, что у него дрожат руки, а потом затряслось и все тело. Если бы они были на земле, он убил бы эту собаку-неверного голыми руками. Закрыв глаза, Халил стал молиться.

А Сатеруэйт продолжил:

— Ронни был храбрым малым. Нам нужны такие люди в Белом доме. А Буш был пилотом истребителя. Вы знаете об этом? Его сбили японцы над Тихим океаном. Нормальный парень. А потом пришел этот чудак из Арканзаса… вы знаете наших политиков?

Халил открыл глаза и ответил:

— Я гость в вашей стране, поэтому не обсуждаю американских политиков.

— Да? Понятно. Но как бы там ни было, гребаные ливийцы получили по заслугам за взрыв на дискотеке.

Некоторое время Халил молчал, потом заметил:

— Это было так давно, но вы, похоже, все прекрасно помните.

— Да… трудно забыть боевой опыт.

— Уверен, что и в Ливии ничего не забыли.

Сатеруэйт рассмеялся.

— Наверняка не забыли. Знаете, у этих чертовых арабов хорошая память. Через два года после бомбардировки Ливии они взорвали в воздухе самолет компании «Пан-Ам».

— Как гласит еврейская пословица, око за око, зуб за зуб.

— Да. И удивительно, что мы не отплатили им за это. Но как бы там ни было, этот трусливый Каддафи выдал тех, кто подложил бомбу. Меня удивил его поступок. Интересно, что это за игра?

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу сказать, что у этого негодяя наверняка припрятана какая-то подлянка в рукаве. Понимаете? Зачем ему понадобилось выдавать своих людей, которые по его приказу подложили бомбу в самолет?

— Возможно, на него оказал сильное давление Международный трибунал.

— Да? А что дальше? Теперь ему требуется сохранить лицо перед своими дружками, арабскими террористами, и он организует новый террористический акт. Вероятно, таким актом и было то, что произошло с рейсом один семь пять компании «Транс-континенталь». Ведь в этом деле подозревают ливийца, так ведь?

— Я мало знаком с этим случаем.

— Я тоже, честно говоря. Знаю только то, что говорят в «Новостях».

Халил кивнул.

— Но возможно, вы правы и последний террористический акт является местью за то, что ливийцев вынудили выдать своих людей. А может, Ливия еще полностью на отомстила за тот авианалет.

— Кто знает? Мозги сломаешь, пока поймешь этих арабов.

Халил промолчал.

Полет продолжался, а Сатеруэйт, похоже, потерял интерес к разговору и несколько раз зевнул. Самолет двигался вдоль побережья штата Нью-Джерси, солнце уже садилось. Халил увидел внизу разбросанные огни.

— Что это? — спросил он.

— Где? А-а… это Атлантик-Сити, я был здесь однажды. Отличное место, если вы любите вино, женщин и песни.

Халилу вспомнилась строчка из стихотворения великого персидского поэта Омара Хайяма: «Будут гурии, мед и вино — все услады вкусить нам в раю суждено».

— Значит, это рай? — спросил он.

Сатеруэйт рассмеялся.

— Да. Или ад. Зависит от того, как карта ляжет. Вы игрок?

— Нет.

— А я думал, что сицилийцы азартные игроки.

— Мы вовлекаем других в игру. Побеждают те, кто сам не участвует в игре.

— Тут вы правы.

Сатеруэйт сделал правый разворот, и самолет лег на новый курс.

— Здесь мы перелетим через кусочек Атлантики и попадем прямо на Лонг-Айленд. Я начинаю снижаться, так что может слегка заложить уши.

Халил взглянул на свои часы: пятнадцать минут восьмого, солнце уже почти зашло за горизонт на западе. На земле внизу было темно. Халил снял солнцезащитные очки, положил их в карман пиджака и надел обычные очки.

— Я вот думаю, какое совпадение, что у вас друг живет на Лонг-Айленде, — обратился он к Сатеруэйту.

— Это точно.

— А у меня есть клиент на Лонг-Айленде, которого тоже зовут Джим.

— Но это не может быть Джим Маккой.

— Да, его фамилия Маккой.

— Он ваш клиент? Джим Маккой?

— Так это тот самый директор Музея авиации?

— Да, черт меня побери! Откуда вы знаете его?

— Он покупает полотно на моей фабрике в Сицилии. Это специальное полотно для масляных красок, но оно прекрасно подходит для того, чтобы обтягивать им каркасы старых самолетов в его музее.

— Бывает же такое! Значит, вы продаете Джиму полотно?

— Я продаю их музею. С самим мистером Маккоем я никогда не встречался, но он очень доволен качеством моего полотна. Оно не такое тяжелое, как корабельная парусина, а поскольку его нужно натягивать на каркасы, то масса материала имеет большое значение. — Халил постарался вспомнить, что еще ему рассказывали в Триполи, и продолжил: — Так как моя ткань предназначена для художников, она обладает способностью поглощать самолетную краску гораздо лучше, чем парусина. Парусина в любом случае сегодня встречается редко, ведь большинство парусов изготавливают из синтетических волокон.

— Да? А я и не знал.

Халил помолчал некоторое время, затем спросил:

— А мы могли бы сегодня вечером навестить мистера Маккоя?

Билл Сатеруэйт задумался.

— Наверное… я могу ему позвонить…

— Я не стану пользоваться тем, что он ваш друг, и не буду вести деловых разговоров. Я только хочу увидеть самолет, крылья которого обтянуты моим полотном.

— Понятно. Я думаю…

— И разумеется, я буду настаивать, чтобы за эту услугу вы приняли от меня небольшой подарок… скажем, пятьсот долларов.

— Договорились. Я позвоню ему в офис и узнаю, на месте ли он.

— А если нет, то, может, вы позвоните ему домой и попросите принять нас в музее?

— Конечно. Джим сделает это для меня. Он давно приглашал меня на экскурсию.

— Отлично. А то утром у меня может не быть времени. Я хочу в рекламных целях подарить музею две тысячи квадратных метров полотна. Такая встреча даст мне возможность преподнести свой подарок.

— Разумеется. Да, бывают же совпадения. Мир тесен.

— И с каждым годом он становится все теснее.

Халил мысленно рассмеялся. Не было насущной необходимости в том, чтобы этот пилот устраивал ему встречу с бывшим лейтенантом Маккоем, но так получалось проще. У Халила имелся домашний адрес Маккоя, и не имело значения, где убить этого человека — дома вместе с женой или в музее. В музее, пожалуй, даже лучше, это было бы символично. Важно сейчас было только одно: ему, Асаду Халилу, требовалось сегодня вечером улететь на запад для завершения финальной части его деловой поездки в Америку.

Пока все шло так, как и планировалось. Через день или два американские спецслужбы могут установить определенную связь между убийствами, которые на первый взгляд совершенно не связаны между собой. А если они уже сделали это, то он готов сейчас умереть, потому что и так уже сделал много: Хамбрехт, Уэйклифф и Грей. Если он сумеет добавить к ним Маккоя, то совсем хорошо. Но если его поджидают в аэропорту, или в музее, или в доме Маккоя, а то и во всех этих местах, то по крайней мере умрет эта поганая свинья, которая сидит рядом. Халил бросил взгляд на пилота и улыбнулся. «Ты труп, лейтенант Сатеруэйт, но ты еще этого не знаешь».

Они продолжали снижаться, направляясь к Лонг-Айленду, и Халил уже мог видеть впереди береговую линию. Вдоль побережья горело множество огней, слева виднелись нью-йоркские небоскребы.

— Мы будем пролетать рядом с аэропортом Кеннеди? — спросил Халил.

— Нет, но вы можете увидеть его вон там, за заливом. — Сатеруэйт указал на огромное освещенное пространство рядом с водой. — Видите?

— Да.

— Мы сейчас на высоте тысяча футов, ниже схем посадок аэропорта Кеннеди, поэтому нам, слава Богу, не нужно иметь дело с этими ослами, которые сидят в диспетчерской вышке.

Халила удивляло, как запросто богохульствует этот человек. Конечно, в его стране тоже встречались богохульники, но не такие злостные. В Ливии за подобное кощунство, за упоминание имени Аллаха всуе, эту свинью высекли бы плетьми.