К далекому синему морю - Дмитрий Манасыпов

– Да? Ну, живой же? Живой. Чего теперь переживать. У тебя впереди много интересного. Целая новая жизнь. Правда, думаю, короткая. Впрочем, это от тебя зависит.

Морхольд не ответил. Он сам людьми торговал? Пусть и их головами? Да, еще как. Вот, судя по всему, расплата. По закону бумеранга, не иначе.

С неба снова повалил снег. Огромными сухими хлопьями. Снег падал, закрывая серость и грязь вокруг, даже топорную громаду грязного бронированного локомотива превращая во что-то красивое. Такой поезд мог быть у Деда Мороза. Помешанного на оружии и войне Деда Мороза. С составом в семь вагонов, три из которых украшали башни от БТРов со всеми прилагающимися фишками. То есть КПВТ и даже одной тридцатимиллиметровой авиационной пушкой, снятой с совсем новых предвоенных моделей. Еще раз подтверждая серьезность ребят с Кропоткина.

А потом пришла пора торга. Но ее Морхольд не увидел. Зато увидел следующее средство передвижения, куда его сразу и потащили, после того, как врач, если судить по войсковой эмблеме, осмотрел состояние… товара.

Ирония судьбы. Не так давно он держал в руках вырывающуюся Дашу Дармову, плачущую после «жратвовозки» у Тургеневки. Тогда Морхольд был пассажиром, пассажиром с целью. И средства для ее достижения не выбирал. И вот, нате, получите и выкусите. Его самого, засадив в не очень большую стальную клетку в глухом вагоне, больше всего смахивающем на рефрижераторный, скоро повезут куда-то, где его может ждать смерть. Причем смерть ожидаемая и под свист зевак, жаждущих крови и зрелищ. Судьба явно любит иронично улыбнуться и подмигнуть.

Морхольд хмуро посмотрел на закрывающуюся дверь в вагон. Сел, отодвинувшись в угол. Ведро-параша и кружка с водой. На всякий случай он принюхался к ней. Хотя оно оказалось глупым. Вагон так провонял, что понять – не пользовались ли ведерком для чего-то, кроме хранения воды, было совершенно невозможно.

А вонь стояла жуткая. Как и шум. Вагон оказался не пустым, и клетки, стоявшие в два ряда, одна на другой, были практически все заняты. Остро пахло зверьем и теми, с кем Морхольд не хотел бы оказаться один на один без оружия. Мутантами. И хорошо, что света практически не было. Рассматривать в свете дежурных лампочек соседей, сильно отличающихся от нормы, Морхольд не собирался.

Ему хватило даже верхнего. Сухая и длинная рука тут же, как только отошли тюремщики, просунулась вниз, хватая воздух крючковатыми пальцами с серо-зеленоватой кожей. На что надеялся неведомый уродец? На глупость Морхольда, решившего с ним поздороваться за ручку?

В целом же вполне можно прокатиться. Лишь бы с толком. Умирать на чью-то потеху считать «толком» не получалось. Морхольд харкнул в шарящую поверху клетки жабье-ящериную кисть и стал оглядываться вокруг, привыкая. Сойдет, пусть и без пива.

Осталось обустроиться. Сколько ехать? Непонятно. Выбраться? Нужно подумать. Клетка серьезная, прутья приварены к стальному дну, толстые, с палец толщиной. Причем палец большой и большого человека, а не Морхольда. Матрац? Да, есть. И даже одеялко имеется, пусть и тоненькое, заблеванное и уж точно обоссанное.

Караул? Вот тут уже повезло. Караульного пока не заметно. Появится? Наверное, осталось дождаться его появления и тогда подумать – что и как сделать. Благо цепи пленному не надели. Руки-ноги свободные… так, значит, что? Значит, проверять его руки-ноги не будут, делать это надо каждые два часа. И, вполне ясно, катить поезд будет не меньше, чем эти самые два часа. Хотя, думалось Морхольду, как бы не сутки.

Дверь вагона лязгнула, откатываясь в сторону. И только сейчас до Морхольда дошел весь плюс его положения. Вагон, если он правильно помнил, располагался предпоследним. Но позади не было ни тамбура, ни перехода. Точно, точно, етит колотит, там же и не вагон, о да.

Морхольд хищно ухмыльнулся. Все верно. Замыкала состав моторисса, пусть и переделанная под боевой вариант. Автономная единица, в случае чего легко отцепляемая. Прикрывающая или сбрасывающая нападающих. Или даже, если перебраться по крышам состава, предназначенная для отступления кого-то важного. А он сидит в самом обычном рефрижераторе с откатываемой дверью-воротами. Господи благослови дурость его хозяев. Или их самоуверенность.

В вагон, тяжело ступая, зашли четыре человека. Ясное дело, что тяжело, если им приходилось нести Молота. О как, Морхольд с интересом смотрел на происходящее. Да, предположения подтверждались. Ехать им долго, и такой драгоценный боец явно должен быть непострадавшим. Как же, как же, Морхольд усмехнулся, противника ему точно будут искать среди мутантов. Накачали чем-то, как пить дать. Великан не шевелился, и явно не из-за толстых ремней, спутывающих его с головы до ног. Слишком вяло болталась огромная кисть, притянутая к бедру.

Кряхтя и матерясь, четверо здоровяков, пыхтя с заметной натугой, дотащили Молота до клетки, что стояла практически напротив Морхольда. Соседи, вот такие дела. Стало не по себе. Особенно после того, как, держа великана на прицеле, мужики быстро срезали ремни и торопливо закрыли дверь клетки. На два засова и три замка. И только после этого перестали нервничать.

А потом, сразу за вышедшими крепышами, внутрь затащили Дочь Зимы, все такую же привлекательную и с фингалом. В клетку к ней, порадовав и огорчив, кинули Жуть. Слабо вякнувшую, но не поднявшуюся.

Морхольд свистнул:

– Эй, красавицы!

Сосед сверху тут же снова просунул руку между прутьями и дождался своего плевка. Милена даже не посмотрела в его сторону. А вот Жуть ожила, да, зверушка приподняла голову и еле слышно присвистнула.

– Ты ж моя лапушка, – Морхольд ногтями поцарапал пол, – иди сюда.

Он понимал, что ничего не получится. Прутья стояли часто, как Жуть смогла бы пролезть? И удивился. Надо думать, удивились все наблюдающие. Звук вот только оказался мерзким.

Череп Жути, скрипнув, сплющился и удлинился. Морхольд, раскрыв рот, наблюдал за фокусом, творящимся на его глазах. Нос, челюсти, глаза, массивные и такие, казалось бы, твердые надглазья, выступающие лопатки, крылозародыши, таз… узкий хвост вильнул, ускользнув от пальцев кинувшейся за Жутью Милены. Чуть притормозя у пары клеток по дороге, довольно скалившаяся Жуть, топорща спинной гребень и свирепо шипя, поцокала коготками к Морхольду. Смотреть на процесс влезания к нему он не стал, отвернувшись и ожидая прибытия.

Но перед этим коротко чавкнуло, сверху приглушенно заохало и раздалось довольное покхекивание Жути. Морхольд расплылся в улыбке, понимая, что сосед сверху получил свое. И хорошо, если не заработал яд. То, что ящерка-монстрик могла им поделиться, он уже понял.

В ладонь толкнулась теплая шишкастая башка, и Жуть, довольно урча, забралась ему на плечо. Морхольд с удовольствием ткнулся носом ей в лоб, почесал надглазья, слушая воркотню и чайникоподобное урчание.