К далекому синему морю - Дмитрий Манасыпов

– Да.

– Застегнуть капюшон полностью? Холодно может быть.

– А мы на чем?

– Мотолыга.

Морхольд крякнул. МТЛ-Б, мда-а…

– Внутрь никак нельзя? Меня ж или сдует, или расколошматит в хлам. На броне сколько гнать?

– Не один поедешь, не переживай, в компании с Господом Богом, хорошим настроением и чистым небом. – Охотник сел, не забыв поправить «сидушку», смешно болтающуюся сзади. – Курить хочешь? Мы у тебя самокрутки нашли в рюкзаке. Твой рюкзак же? С атласом автомобильным который.

– Мой.

– Ну, ты не обижайся. Курить тебе теперь все равно вредно, дыхалку придется беречь.

– Бои?

– О как… знакомое что-то?

– Типа того. Люди везде одинаковы.

– Ясно. На, сейчас прикурить дам.

Леша вставил ему в рот самокрутку, чуть приподняв и подложив под поясницу что-то жесткое. Ящик или что-то подобное. Получилось практически сидеть. Лица охотника видно не было, все скрывала балаклава. Чиркнули спички, не морхольдовские, самокрутка, в очередной раз отсыревшая, нехотя потрескивая, взялась.

Морхольд, зажав в зубах кончик сигареты, из которого к зубам и языку прилипала махорка, смотрел на водонапорку. Внутри разгоралось пламя. Но озвучивать свои мысли по этому поводу он не стал. Зачем?

Тем более, что барахло все-таки забрали. Вон оно, сваленное в кучи, сейчас летит в раскрытые дверки еще одного тягача. Ну и правильно, на кой ляд пропадать тому, что можно продать. Командир-то алчный и беспринципный. Сам Морхольд так не поступил бы. Слабости начальства рядовые улавливают быстро. И наверняка многие охотники симпатизируют парню, сейчас сидящему рядом с ним.

Даже жаль. Если бы начался передел внутри отряда, Морхольду могло бы и повезти. А так… Только не в этот рейд.

Хана рюкзаку и всему его снаряжению. Уйдет к кому-то. Даже рогатина. Мысль оказалась совершенно философской. Сейчас не до жиру, быть бы живу.

– Судя по отметкам, ты с Самары?

– Ф облафти, – буркнул Морхольд, мусоля сигаретку, – а фто? Пепел сфякхни, пфлста.

Охотник проявил уважение. Не просто тряхнул пепел, а дал Морхолду докурить, засунув остаток самокрутки назад в зубы.

– Не фто, а фто, – передразнил и усмехнулся. – Это хорошо, значит, ты и впрямь серьезный парень.

– Эфо я тебе и так мог фы скафать, – продолжал ворчать Морхольд, – спвафили бы, отфетил.

– Выплевывай, епт, – Леша выдернул у него окурок, – чуть усы себе не спалил. Сказал бы. Мы и так узнали, чего уж там.

– Почему хорошо? – Морхольд сверлил его глазами. – А?

– Думаю, ты пойдешь по хорошей цене, вот почему, – Алексей снова усмехнулся под маской, – чем круче боец, тем лучше платят. Жалко будет, если ты окажешься фуфлом, но нам это будет фиолетово. Сначала продадим, потом проверим. Понимаешь?

– Экая, право слово, радость. Я гипотетически зачислен в сильные бойцы, – Морхольд оскалился. – Польщен, ага… Точно тебе говорю.

– Э, хорош, не выеживайся, – охотник толкнул его назад, заставив опрокинуться. – Давай, отсыпайся. И смотри, не замерзни. Проверять будем каждый час, но все-таки…

– Куда поедем? В Крас?

– Нет. Тебе не все равно?

Морхольд хмыкнул.

– Для развития кругозора…

– Любопытный, ну-ну. Ты зачем с самой Волги пёхом дотрюхал?

– Ты не поймёшь.

– Попробуй объясни.

Морхольд выдохнул. Пар клубился, оседая влагой на воротнике.

– Эффект попутчика. Соседа по купе.

– Что?

– Это когда едешь в поезде и можешь рассказать человеку, который больше тебе не встретится, все накипевшее. А сказать мне хочется. Даже упырю, везущему меня продавать.

– Каждый зарабатывает как может, – тот пожал плечами. – Не думаю, что ты булочник или свинарь.

– Ну да…

– Ты б быстрей, нам скоро отчаливать.

– Быстрее…

Быстрее про двадцать лет стыда перед самим собой? За пару десятков огненных годов, потраченных только на себя любимого? А как еще тут скажешь?

Жил-был мальчишка, хороший, добрый. И его любили. Мама любила, сестренка любила, бабушки с дедами и отец, когда были живы. И он их тоже ведь любил. Пусть и по-своему. Ничто не стоит на месте, мальчик вырос и превратился в легкое подобие Морхольда. Мама и сестра остались вдвоем.

Потом грохнуло, везде и сразу. И началась Беда. Подобие Морхольда погоревало, радостно осклабилось и превратилось в себя настоящего. И было им двадцать лет. И за эти двадцать лет сколько раз он пытался уйти на юг? С призрачной надеждой, опираясь только на веру и немного на логику? Два-три?

Когда чего-то сильно хочешь, то возможно все. И даже перевернуть мир. А не просто протрусить одно-единственное черноморское побережье Кубани. Стыдно тебе, Морхольд? Стыдно. Еще как стыдно.

– Не, – Морхольд покачал головой, – не буду. Ты уж прости, что задержал.

– Ай, – охотник махнул рукой, – бес с тобой.

Вновь затянул ремни попрек груди, застегнул еще одну пуговицу старого спальника. И спрыгнул вниз. Пять минут явно вышли.

Тягач, до этого плавно и мерно урчавший, практически не шевелясь, задрожал. Рыкнул двигатель, набирая обороты, обдал запахом сгорающего топлива. Морхольд, стуча зубами от вибрации, прикрыл глаза. Стянули его так хорошо, что не пошевельнешься. Очень хотелось надеяться, что осматривать будут и впрямь каждый час. А то придется расстаться с какой-нибудь конечностью, если кровоток совсем нарушится. А свои конечности Морхольд любил. Да еще как.

Приятным моментом оказалось явное отсутствие радиации. Кто оставит на броне живой товар, если тот окочурится, хлебнув по дороге рентгенов? Вот-вот, никто. Оставалось только не замерзнуть. И не обоссаться, если сильно припрет.

Именно с такими мыслями, когда МТЛ-Б подкинуло на первых кочках, Морхольд и закрыл глаза. А что? Тепло, уютно даже, укачивает. Прямо как в поезде. И он уснул.

Тягачи, пять штук, рвали снежную степь, выбрасывая из-под гусениц водопады жидкой грязи: снег таял, впитывался в жирные черноземы южной окраины умершей страны. Светлело, черное сменялось низким серым, вновь затопившим горизонт. Вновь повалил снег, оседая на Морхольде с такой скоростью, что он скоро должен был превратиться в сугроб.

На второй остановке, убедившись, что сбегать он не собирается, и оставив только обычные наручники, защелкнутые за спиной, и цепь на ногах, пристегнутую к какой-то скобе, его затащили внутрь МТЛ-Б. И тут-то он понял, что лучше бы остался на броне. Сидеть, согнувшись в три погибели, оказалось хуже некуда. Привал в Сальске показался благословением Господним. Правда, выбраться сам из нутра машины он смог с трудом. Хромая и волоча ногу, дотащился до будки сортира, бдительно конвоируемый одним из охотников.

Смотря через щели в досках на суетящуюся базу, Морхольд сделал несколько выводов и решил следовать им полностью.