Тайны политических убийств - Сергей Утченко

Теперь полковнику предстояло немедленно найти и арестовать этих двух женщин. Тем временем газеты уже поливали полицию грязью. Дни шли, а ощутимых результатов не было — основные участники покушения гуляли на свободе. Одна из газет даже сообщила, что полковник Санчес Саласар снимается со своего поста. Скрипя зубами начальник тайной полиции читал эту заметку, когда на его столе затрещал телефон и агент обрадовал словами: «Мой полковник, Хулиа сидит в моей машине. Я нашел ее в районе Чурубуско». Полковник немедля отправился к месту, где находилась задержанная. У нее в сумочке, на оборотной стороне лотерейного билета, был обнаружен телефон квартиры, где скрывалась Ана Лопес.

Женщин допрашивали семьдесят два часа подряд. Семьдесят из них они упорно молчали, а потом… Тайная полиция Мексики теперь уже имела полную картину совершенного покушения. Но где находились Шелдон, Сикейрос, Антонио Пухоль и Луис Ареналь?

Их еще следовало искать!

Все имевшиеся в распоряжении полиции адреса были проверены. Оставалось только разыскать домик неподалеку от деревушки Санта-Роса, где жил электрик Мариано Эррера Васкес, пассивный соучастник неудавшегося покушения на жизнь Троцкого. Начальник тайной полиции Мексики, полковник Санчес Саласар, прихватил с собой лучших агентов и отправился в сторону Десьерто-де-лос-Леонес. На 22-м километре по шоссе от города и метрах в пятистах от шоссе выше в горы стоял одинокий, заброшенный домик, известный в округе как Ранчо-де-Тланинилапа.

Дверь домика была заперта, но это не явилось препятствием для полицейских. Первое, что они увидели, — повсюду разбросанные газеты. Свежие, вышедшие после 24 мая 1940 года. Стало ясно, что некоторые из нападавших на дом Троцкого затем скрывались здесь, и, как всякие преступники, хотели знать, что о них сообщает пресса.

В спальне на новой раскладушке лежал матрац, странным образом изрезанный бритвой или острым ножом в изголовье. В соседней комнате оказался мольберт с чистым холстом, рядом на полу лежали нетронутые кисти и краски в тюбиках. Валялось множество окурков американских сигарет, пустой пакет «Лаки» и гильзы от оружия 22-го мелкого калибра. В углу — тюфяк, так же странно изрезанный с одного края. В этой комнате, как и в спальне, пол густо посыпан известью.

Несколько ниже по склону, во дворе за домиком, были сарай и кухня с земляным полом. В одном из ее углов земля показалась рыхлой. Едва начали копать, стало ясно — земля еще не слежалась. На глубине локтя она оказалась смешанной с известью, из ямы потянуло смрадом.

За окнами спустилась ночь, пошел дождь. Полковник остановил копавшего. Следовало пригласить к месту обнаружения трупа представителей судебных властей. Они прибыли в полночь. Вошедшие в кухню натянули противогазы, пожарники начали работать.

Когда труп извлекли из ямы, Санчес Саласар отрезал клок волос, вышел под продолжавший хлестать проливной дождь и промыл волос в луже. Подозрения подтвердились, волосы имели рыжий оттенок.

— Вот и Боб Шелдон! — сокрушенно сообщил полковник. Преступники хотели, чтобы известь быстрее уничтожила труп.

Тщательный осмотр находки и повторное исследование комнат позволили полицейским и судебным властям сделать вывод: Роберт Шелдон Харт убит во время сна. Последующее вскрытие трупа показало, что смерть наступила от двух выстрелов в голову из мелкокалиберного оружия. Одна пуля застряла в черепе.

— …Стрелял не я! — сказал Давид Альфаро Сикейрос почти без эмоций. Было неясно, он осуждал или сожалел. И только после паузы: — Все это произошло без меня. Я не причастен. Но так было надо! Таков был приказ, а все мы были солдатами.

— Чьими, Давид? — спросил я тогда и сам удивился вопросу.

Сикейрос немного помедлил, поглядел на Анхелику Ареналь, сидящую рядом, и ответил просто:

— Революции! Твоей революции…

Я кивнул головой и продолжал слушать; в моем сознании «революция» каким-то необъяснимым чудом — не иначе — спокойно укладывалась рядом с преступлением. И все же что-то мешало мне до конца поверить в искренность его слов. Он был «майором». Мог он не знать, что брат его жены Луис Ареналь выпустил в спавшего Шелдона, только-только сделавшего важное дело для «революции», две смертельные пули?..

Ровно месяц и один день прошли со дня покушения на Троцкого. Так же лил дождь, и машина полковника, обдавая тротуары брызгами и жидкой грязью, подъехала к дому, который стал за это время еще более неприступной для нападения крепостью.

Теперь ворота были бронированными, над углами стен поднялись кирпичные башенки с бойницами. Санчес Саласар посигналил автомобильным рожком, и тут же луч прожектора облил светом машину полковника. Он вышел и подал условный сигнал, калитка приоткрылась, но в нее человек мог войти лишь после того, как дежуривший в башенке нажмет на вторую электрическую кнопку. В воротах показался Шуисслер с оружием в руках.

— Доброе утро, Отто. — И полковник прошел во двор. — Мне необходимо переговорить с доном Леоном. Нами обнаружен труп Боба Шелдона.

— Как! — воскликнул Шуисслер. — Не понимаю! Где? Да вы проходите, проходите! Гарольд! Гарольд! Иди сюда немедленно!

Полковник извлек из кармана клок волос и показал их Отто.

— Его! — ахнул Шуисслер. — Боже мой! Его! Что ж это происходит, полковник? Где он?

Подошел Гарольд Робинс, начальник охраны, и у него не было сомнений. Гарольд отправился в спальню Троцкого. Однако тот, приняв снотворное, крепко спал, и ни охранники, ни Наталья Ивановна не стали его беспокоить.

Полковник пригласил Отто Шуисслера проехать с ним, чтобы опознать труп. Когда машина приближалась к деревушке Санта-Роса, начался рассвет. Солнце мгновенно выкатывалось из-за горной цепи, обрамляющей плодородную высокогорную долину, и все вокруг начинало сиять.

…Но теперь Отто не до красок рассвета.

Приложив платок к носу и поглядев на труп, Отто с трудом выдавливает из себя:

— Да, это Боб…

Когда труп доставили в полицейский участок, солнце уже давно рассталось с горами. Прибыл генерал Нуньес, стал отвечать на вопросы обступивших его журналистов. На улице толпился народ. Вскоре во дворе послышались возгласы:

— Троцкий! Приехал Троцкий!

Приблизившись к трупу своего бывшего секретаря, Троцкий долго не мог оторвать от него взгляда. Глаза человека, прошедшего огонь и воду и медные трубы, наполнились слезами…

Пишу и вновь вспоминаю… Образ стального современного Гая Юлия Цезаря. Он сложился в детские годы из рассказов отца. Окончив в 1918 году медфак Киевского университета, отец добровольно пошел в ряды Красной Армии. Вскоре стал ординатором военного госпиталя, стоявшего в Витебске, а возможно, и в Орше, это не очень точно запомнилось. В том же городе находился и штаб Западного фронта гражданской войны. Отец нес ночное дежурство, когда к зданию, занимаемому госпиталем, лихо подкатила тачанка, и из нее выскочил молодой, по всему видно не знавший препятствий, красный командир. Им оказался порученец наркома по военным и морским делам Л. Д. Троцкого.

— Где тут у вас наркотики? — походя представившись, спросил порученец.

— Это на какой предмет? — поинтересовался дежурный врач и подошел ближе к столу, где в одном из ящиков лежал его револьвер.

— Не задавайте вопросов! Нужна срочно порция морфия.

— Вы не ответили, по какой причине и кому понадобилась доза морфина.

После возникшего недолгого препирательства порученец сдался и заявил:

— Самому Троцкому!

— Не положено!

— Как это так? Ему не положено? — возмутился порученец, положил руку на кобуру. Дежурный врач тут же отодвинул ящик своего стола.

— А вот так! Я могу выдать наркотик из аптеки госпиталя только по личному разрешению моего непосредственного начальника, главного врача. — И, увидев неописуемее удивление на лице порученца наркома, продолжил: — Даже если на вашем месте сейчас стоял бы сам нарком…

Порученец кричал, угрожал расправой, но в конце концов был вынужден соединиться по телефону со штабом фронта, а затем разыскать жившего неподалеку главного врача госпиталя.

Отец мой получил разрешение начальника и приказ доставить дозу морфина в порошке по назначению.

В просторной комнате штаба фронта нарком в присутствии командующего Тухачевского, члена РВС Уншлихта и начальника штаба, пощипывая свою бородку, диктовал письма сразу трем машинисткам и то и дело давал указания адъютанту.

Врач увидел глаза больного и чрезвычайно уставшего человека. Нарком не обратил внимания на вновь вошедшего, и тот терпеливо, с порошком в руке и стаканом воды в другой, стоял несколько минут в ожидании.

Машинки стучали, фразы наркома, хоть и произносились севшим голосом, были отточенными, содержали четкие разъяснения и категорические, ясные приказы. Вошел телеграфист с лентой, подал ее наркому. Троцкий пробежал глазами по тексту, метнул рукой в сторону одной из машинисток, продиктовал ей несколько фраз, попросил заменить ими прежнюю концовку письма. Додиктовал второй машинистке и тут же отдал приказ начальнику штаба фронта.