Метаморфозы - Публий Назон

        Быстрому, как никогда, и пух замечает на теле;

390 И, возмущенный, что вот новоявленной птицей нежданно

        В Лация рощи влетел, он твердым клювом деревья

        Бьет в досаде своей, ветвям пораненья наносит.

        Крылья же птицы хранят окраску пурпурной хламиды;

        Прежняя пряжка его, золотая одежды заколка,

395 Стала пером: золотой вкруг шейки горит ожерелок.

        Нет ничего уже в нем от прежнего Пика — лишь имя.

        Спутники Пика меж тем понапрасну его призывали

        Долго в полях и нигде отыскать не могли господина,

        А Титаниду нашли; она уж расчистила воздух,

400 Ветрам и солнцу уже разрешила туманы рассеять.

        Изобличают ее в преступленье и требуют Пика.

        К силе прибегли; разить беспощадным готовы оружьем.

        Вредные зелья она, ядовитые брызгает соки;

        Ночь и полночных богов из Эреба, из Хаоса кличет,[569]

405 Молитвословье творит завыванием долгим Гекате.

        С мест повскакали своих — сказать удивительно! — рощи,

        И застонала земля, побледнело вдруг дерево рядом,

        Крапом меж тем на лугу заалели кровавые капли,

        Камни и те издают как будто глухое мычанье;

410 Лают как будто бы псы; земля в отвратительных змеях

        Лоснится, а над землей — прозрачные души порхают.

        И в изумленье толпа, устрашилась чудес. Устрашенным

        Тростью волшебной она удивленные тронула лица, —

        И от касанья того различные чудища-звери

415 В юношей входят. Никто не остался в обличий прежнем.

        Феб, склоняясь, уже налегал на Тартессии[570] берег.

        Но понапрасну ждала — душой и очами — Канента

        Мужа. Челядь меж тем и народ по лесам разбежались

        В поисках, перед собой освещая огнями дорогу.

420 Мало того что рыдала она, что в грудь ударяла,

        Волосы в горе рвала, — хоть все это было; из дому

        Вырвалась и по полям латинским блуждала в безумье.

        Шесть наступивших ночей и столько же солнца восходов

        Зрели ее, как она, без сна и без пищи, по воле

425 Случая, взад и вперед по горам и долинам бродила.

        Видел последним ее, утомленную плачем и бегом,

        Тибр, — как тело она преклонила на берег холодный.

        Там, слезой исходя, страданьем рожденную песню

        Петь начала, и звучал чуть слышно жалобный голос, —

430 Так, умирая, поет свою песню предсмертную лебедь.

        Тонкая плоть наконец размягчилась от плача; помалу

        Чахла она, а потом в воздушном исчезла пространстве.

        Слава, однако, поднесь за местом осталась. Камены[571]

        Древние Певчим его нарекли по прозванию нимфы».

435 Вот что за длительный год мне рассказано было, что сам я

        Видел. Но там засидясь и ленивыми став от отвычки,

        Мы получаем приказ вновь плыть, вновь парус наставить.

        Тут же Титания нам предсказала, что снова неверный

        Ждет нас и длительный путь и опасности в море суровом.

440 Взял меня страх, признаюсь, и причалил я к этому брегу».

        Кончил рассказ Макарей. Тут Энея кормилица в урне

        Мраморной скрыта была, на холме же стих краткий начертан:

        «Здесь Кайету — меня — благочестьем известный питомец

        В должном пламени сжег, из аргосского пламени вырвав».

445 Вот отвязали причал, к прибрежным кустам прикрепленный,

        И покидают дворец худословной богини, от козней

        Дальше бегут и приходят в леса, где в темных туманах

        Тибр с его желтым песком пробивается к морю. Энею

        Дом достается и дочь рожденного Фавном Латина,

450 Но не без брани. Война разгорелась вскоре с жестоким

        Племенем. Турн свирепел, за жену нареченную гневен.[572]

        С Лацием вся вступает в борьбу Тиррения; долго

        В бранных тревогах войска добиваются трудной победы.

        Каждый помогой извне свою рать увеличить стремится.

455 Скоро рутулов уже и троян многочисленны стали

        Станы; не тщетно Эней отправлялся к порогу Эвандра;

        Венул же тщетно ходил к беглецу Диомеду[573] в великий

        Город его. Диомед под державою Япига Давна

        Мощную крепость возвел и полями владел, как приданым.

460 Передал Венул ему поручения Турновы, с просьбой

        Помощь войсками подать, но герой этолийский сослался

        На недостаточность войск; на войну посылать не хотел он

        Тестя народы, а сам людей не имел-де, которых

        Вооружить бы он мог: «Не подумай, что я измышляю,

465 И хоть страданья опять обновляются повестью горькой,

        Я потерплю и о всем расскажу. Лишь в пепле погибла

        Троя, и Пергам стал данайского пламени пищей,

        Тут нарикийский герой[574] похитил деву у Девы,

        Кару на всех наложил, что ему одному полагалась.

470 Все мы раскиданы, мчат нас в море враждебные ветры,

        Молнии, ливень и мрак, неистовство неба и моря, —

        Все мы, данайцы, снесли; Кафарей[575] был вершиною бедствии.

        Не задержусь, излагая подряд все бедствия наши, —

        Грекам казалось тогда, что готов и Приам их оплакать.

475 Я же, заботой храним доспехи носящей Минервы,

        Ею был вырван у волн, — и опять от родного отринут

        Аргоса я. Не забыв о ране давнишней, Венера

        Гонит благая меня. Так много трудов претерпел я

        И на широких морях, и в военных на суше бореньях,

480 Что называл, и не раз, счастливыми тех, что погибли

        Вместе от бури одной, Кафареем жестоким в пучину

        Погружены. Я жалел, что не был одним из погибших.

        Крайние беды терпя, сотоварищи в бурях и бранях

        Духом упали, конца запросили, блужданий; и Акмон,

485 Нравом горячий всегда, а несчастьем еще раздраженный,

        Молвил: «Осталось ли что, чего бы терпение ваше

        Не одолело, мужи? Что могла бы еще Киферея

        Сделать, когда б захотела? Пока ждем худшего в страхе,

        Время молитвы творить; когда ж нет участи хуже, —

490 Страх под пятою тогда: спокойна вершина несчастий.

        Пусть же послушает, пусть! Пусть нас ненавидит, как ныне,

        И Диомеда, и всех! Но всю ее ненависть дружно

        Мы презираем! Для нас ее сила немногого стоит!»

        Так говоря, оскорблял Венеру враждебную Акмон,

495 Воин плевронский, и в ней возбуждал ее давнюю злобу.

        Это немногим пришлось по душе; друзья остальные

        Все порицали его; когда ж он сбирался ответить,

        Тоньше стал голос его, и уменьшилась сила, и волос

        Вдруг превращается в пух; покрывается пухом и шея

500 Новая, грудь и спина; на руках появляются перья

        Крупные, локти ж его изгибаются в длинные крылья;

        Большая часть его ног становится пальцами; рогом

        Затвердевают уста и концом завершаются острым.

        Идас и Лик в изумленье глядят и Никтей с Рексенором,

505 Смотрит Абант, поражен; но пока поражаются, тот же

        Вид принимают они. И большая доля отряда

        Вдруг поднялась и, крылами плеща, вкруг весел кружится.

        Ежели спросишь про вид нежданных пернатых, — то были

        Не лебедями они, с лебедями, однако же, схожи.

510 Еле приплыл я сюда, где тестя Давна сухие

        Принадлежат мне поля, и лишь малая свита со мною».

        Повесть окончил Ойнид; и посол Калидонское царство

        И Певкетейский залив и поля мессапийские бросил,

        Видел, пещеру он там, затененную частой дубравой;

515 Каплями в ней проступает вода; там Пан обитает —

        Полукозел. До того обитали в ней некогда нимфы.

        Здесь апулийский пастух испугал их однажды, и девы

        Прочь убежали скорей, не выдержав первого страха.

        Вскоре, как в чувство пришли и смешон им пастух показался,

520 Мерным движением ног закружили они хороводы.

        Стал насмехаться пастух, подражая им, прыгал по-сельски

        И деревенскую брань к словам добавлял непристойным.