Нежелательные элементы - Кристиан Барнард

Он выпрямился, пытаясь осмыслить ситуацию. Нет, это невозможно. Он не знал, как приступить к исправлению всего этого.

Робби заметил его смятение и вытянул шею, чтобы заглянуть внутрь сердца. Деон отодвинулся.

— Посмотри и скажи, что это, по-твоему, такое?

Это был не его голос, а какой-то хриплый визг. Гвидо, продолжавший держать ретракторы, вздрогнул и чуть повернул голову.

Деон кашлянул.

— Это бог знает что! — Он в отчаянии развел руками. — По-моему, отсутствуют обе перегородки — между предсердиями и желудочками. Внутренние створки митрального и трехстворчатого, по-видимому, ни к чему не прикреплены. Это однокамерное сердце!

Ему надо было найти виновных, обличить кого-то или что-то. Не вина девочки, что она родилась такой. Значит, виновен тот, кто создал ее? Так вопиять ли, грозя кулаками богу, который не может или не хочет услышать, так он далек от страданий земных существ? Или просто пожать плечами и смириться со странной прихотью слепой судьбы?

— Где теперь эти кардиологи, черт бы их побрал? — закричал он, ни к кому не обращаясь. — Почему они не объяснят нам сейчас, как оперировать это сердце? Как они умудрились напутать с диагнозом?

Этот взрыв принес некоторое облегчение, он снова начал изучать сердце.

Как-то в Европе он познакомился и подружился со скульптором, носившим странную фамилию Архив. Тот пригласил их с Элизабет к себе в студию, и Деон увидел на пыльном заднем дворике пять-шесть больших кусков мрамора.

Он остановился у большого выходившего на юг окна и позвал скульптора, который объяснял что-то Элизабет у незаконченной обнаженной фигуры.

«А это? — поинтересовался Деон. — Почему вы не использовали эти прекрасные куски мрамора?»

Архив встал у окна рядом с ним. По булыжному дворику высокомерно шествовал черный кот, направляясь к шеренге мусорных бачков. В пыльном воздухе висели солнечные лучи. Скульптор задумчиво смотрел на беспорядочно сваленный мрамор и улыбнулся Деону.

«Понимаете, профессор, — сказал он, — я еще не вижу, что у них внутри».

Тогда Деону эти слова показались неясными и немного напыщенными, но теперь он понял, что имел в виду скульптор. Сейчас он смотрел на сердце и не видел, что скрывается внутри него.

Самое лучшее было зашить и оставить все как есть. Не вмешивайся, внушало благоразумие. По крайней мере ты не сделаешь хуже. А попытаешься подправить эти обрывки и лоскутки — все можешь погубить. Угадать, где здесь проходят нервные пучки, невозможно. Значит, ты вызовешь блокаду сердца.

Но мятежная и властная часть сознания не желала мириться с поражением. Выход должен быть, только надо его найти.

— Гвидо!

Итальянец, обычно самоуверенный, уже заразился от него нерешительностью. Он расстроенно смотрел на Деона.

— Ступайте, позвоните Питеру, — велел ему Деон. — Скажите, что чертовы кардиологи ошиблись. Объясните, что межжелудочковая перегородка тоже отсутствует. Не думаю, что тут вообще возможно что-то сделать. Я собираюсь зашить. Спросите, согласен ли он.

Гвидо кивнул и отошел от стола. Сестра помогла ему развязать тесемки халата. Пневматическая дверь закрылась за ним с сиплым вздохом, который в напряженной тишине операционной прозвучал оглушительно громко.

— Тут никто ничего сделать не может, — запальчиво сказал Деон, обращаясь к Робби, точно оправдываясь, хотя Робби даже не смотрел в его сторону. — Это совершенно невозможно. Знай я, что и желудочек один, я сразу отказался бы оперировать.

Робби кивнул, соглашаясь, но это ни на йоту не смягчило тягостного ужаса поражения. Деон сознавал, что ему нет никакой нужды оправдываться перед Робби или перед кем бы то ни было.

Кроме как перед самим собой.

Они стояли у операционного стола в молчании, ничего не делая, и это было самое страшное.

Не в силах дольше терпеть это тупое отчаяние, Деон начал двигать неприкрепленные створки сначала трехстворчатого клапана, затем митрального, располагая их по-разному. Он видел самую верхушку сердца, видел устье клапанов аорты и легочной артерии. Каждый должен соединиться с отдельной камерой. Но как это сделать? С чего начать?

Дверь снова вздохнула. Вошел Гвидо, его оливково-смуглое лицо посерело и поблекло от пота.

— Питер говорит… — он проглотил слюну и начал снова: — Питер говорит, чтобы вы делали как находите нужным.

Деон внутренне невесело рассмеялся. А чего ты ждал? Одобрения? Снятия с тебя ответственности? Хотел, чтобы он сказал сочувственно: «Что поделаешь, Деон. Зашивайте».

Ты с самого начала знал, что решение, каким бы оно ни было, примешь ты.

Ну и хорошо. Решай же.

И в ту самую секунду, когда он открыл рот, чтобы попросить Коллин подать шовный материал, оно пришло. Туман вокруг, в котором даже привычное казалось незнакомым, вдруг рассеялся, и он ясно увидел свой путь.

Как глыба мрамора — Архиву, сердце Кэтлин само подсказало свою форму.

— Гвидо, мойтесь, — сказал он. — Попробуем, Робби.

Глаза Робби округлились. Потом с притворной небрежностью он кивнул.

Сначала надо создать межжелудочковую перегородку. Но через предсердие этого не сделать, придется искать другой подход. Он сделал поперечный разрез передней стенки правого желудочка, чуть ниже клапана легочной артерии. Тщательно обошел ветвь правой коронарной артерии — когда операция закончится, Кэтлин понадобится все, чем располагает ее организм.

Робби и Гвидо раскрывали разрез ретракторами. Сердце продолжало биться.

Теперь вид желудочка был более привычным — так он проникал в него для устранения дефекта межжелудочковой перегородки. Он сосредоточенно изучал полость. Митральный клапан и клапан аорты должны быть слева. Трехстворчатый клапан и клапан легочной артерии — справа. Ему придется наложить ряд стежков, чтобы обозначить границу. Как столбы изгороди — на мгновение ему вспомнился отец и Вамагерскрааль.

— Шелк. Четыре-ноль.

Сестра подала ему иглодержатель. Он отвел створки трехстворчатого клапана и начал накладывать стежки. Но он не видел, что делает. Сначала он надеялся, что сможет оперировать на бьющемся сердце — тогда, задень он нервный пучок, кардиограмма тут же это показала бы. Но из этого ничего не получилось. Придется работать с замершей и расслабленной сердечной мышцей.

Техник у машины «сердце-легкие» напряженно смотрел на Деона.

— Охлаждайте, — сказал Деон.

Техник нажал на кнопку.

— Охлаждаю, — отозвался он. — До какого режима, профессор?

— До фибрилляции.

Деон взял сердце, чтобы поместить отвод туда, где будет левый желудочек. Он чувствовал, как холодеет мышца. Ритм становится все медленней. Он закрепил стежком маленькую пластиковую трубку и осторожно опустил сердце обратно в околосердечную сумку. В то же мгновение координированное сокращение мышцы прекратилось, теперь каждое волокно сокращалось по-своему.

— Фибрилляция, — объявил Мортон-Браун.

— Хорошо. Перестаньте охлаждать. Сестра, аортальный зажим.

Теперь, когда они поняли, что он собирается делать, все вошло в привычную, надежную колею. Стежки накладывались и закреплялись почти с автоматической точностью. Снова движения рук — его, и Робби, и Гвидо, и Коллин — слились в единую симфонию, точно они были частями одного безупречно работающего инструмента. То, что они делали, было новым и очень рискованным — словно акробаты на трапеции под куполом цирка пытались исполнить трюк, на который до них никто не решался, а внизу не было сетки. Но все отдельные элементы трюка они проделывали множество раз, а потому оставались спокойными, проносясь по крутым дугам от трапеции, хватаясь за нее, вновь отталкивались без всякого усилия к попросту забывали о пустоте внизу.

Когда швы были наложены, Деон вырезал кусочек пластика нужной величины в форме латинской буквы «V». Он провел стежки через основание и затем по обеим ветвям. Затем натянул шелк, и Робби поставил искусственную перегородку на место. Он надежно завязал каждый стежок и обрезал шелк.

— Как будто неплохо, — сказал Робби.

— Если только я не устроил блокаду, — мрачно ответил Деон.

Он зашивал разрез на мышце справа так, чтобы ясно видеть клапаны, соединяющие предсердия с желудочком, и верхнюю часть новой перегородки. Работая с осторожностью портнихи, сшивающей кружева, он прикрепил к ней внутренние створки клапанов.

Для проверки он впрыснул жидкость в только что созданные желудочки. Створки выпятились. Они надежно сомкнулись. Возможно, трехстворчатый клапан чуть-чуть пропускал, но это было не страшно.

Он придал второму куску дакрона нужную форму и разделил им, как стенкой, общее предсердие, внимательно следя, чтобы легочные вены оказались слева от новой перегородки.