Гранитный чертог - Елена Сергеевна Счастная

помыкать. А потому не спрашиваю у тебя совета, Тора. Позови. И не появляйся здесь, пока я тебе не скажу.

Служанка шумно вздохнула и, ни капли не торопясь, удалилась из светлицы. Ворчание стихло, когда за ней закрылась дверь. Геста ссутулилась и обхватила себя за плечи, будто в покоях стало вдруг холодно. Но очаг был растоплен, и пламя его освещало пол вокруг. Дрова мирно потрескивали.

Малуша пришла скоро. Дверь едва слышно скрипнула, легкие шаги служанки приблизились и замерли. Геста медленно повернулась к ней. Женщина, похоже, нисколько не смущалась, смотрела самоуверенно – того и гляди подбоченится да и спросит, какого лешего ее отвлекают от дел. Именно такой вопрос застыл в ее черных глазах, но служанка молчала. Раньше Геста никогда не обратилась бы к Малуше: уж с чернью связываться – последнее дело. Но тут больше никто в столь скользком деле помочь ей не мог.

– Здравствуй, княгиня, – проговорила наконец служанка. – Зачем ты звала меня?

Ее насмешливый голос тут же подстегнул Гесту. Княгиня – это самая большая издевка, которую ей приходилось слышать. Неужто уже во всем доме знают? Если так, то жить в замке станет вовсе невыносимо.

– Я отрежу тебе язык своими собственными руками, коли ты будешь и впредь разговаривать со мной так! – со всей убедительностью, на которую была способна, ответила Геста. И сама в тот же миг поверила, что сможет так поступить.

Улыбка сползла с лица Малуши. Она задумчиво разгладила ладонью и без того опрятную поневу и снова подняла на нее глаза.

– Так зачем я здесь?

– Я хочу, чтобы ты сделала приворот.

Малуша даже рот приоткрыла, глядя на Гесту недоверчиво, будто пыталась уличить ее в глупой шутке. Но чем дольше смотрела в ее лицо, тем мрачнее становилась, а затем фыркнула:

– Я не разумею, о чем ты, госпожа…

Геста недобро усмехнулась и плавно села в кресло.

– Не рассказывай мне сказки, Малуша, – яд так и плескался в каждом ее слове. – Разумеешь, ой как разумеешь. Я о тебе слышала достаточно, чтобы моя просьба не была голословной. Даже последняя мышь в доме знает, что ты ворожея. Может, и сейчас промышляешь – о том мне неведомо.

Служанка опустила голову и тяжко вздохнула. Если верить словам других чернавок, она и правда больше не ворожила, хоть и унаследовала от матери сильный дар. Этим она даже какое-то время зарабатывала на жизнь, делая привороты или заговоры. И гадала, случалось. Кто знает, чем это все заканчивалось, обретали ли девицы любовь, но однажды Малушу обвинили в колдовстве и чуть не забили камнями в какой-то деревне на юге. Даже на княжеский суд привести не потрудились. Над ней сжалился кожевенник, подоспевший к концу наказания, выходил, а затем взял ее в жены. Может, она и его приворожила… Только женщины в замке шептались, что после Малушка сама его извела, как повстречала Хальвдана, чтобы, дескать, не мешался. Но бабы много чего болтают – не все же им верить.

– Не промышляю, – глухо проговорила Малуша. – И тебе лучше обратиться к другой ворожее, госпожа.

Она развернулась и медленно пошла к двери, будто вдруг упал на нее груз случившихся когда-то несчастий.

– Здесь нет ворожеи лучше тебя, – бросила ей вслед Геста.

Малуша остановилась и вдруг развернулась так резко, что взметнулись косы на ее плечах. Глаза служанки обожгли ненавистью и болью. Колыхнулось пламя лучин – вот-вот погаснет.

– Я не буду делать приворот, можешь хоть в дыбу меня посадить, – процедила она сквозь зубы. – Знаю я прекрасно, на кого он упадет. Да только поможет ли? Сама подумай – поможет?

Ее лицо исказилось, точно постарело сразу на много лет. Гесте вдруг стало страшно. А что, если она и правда колдунья? Наведет порчу просто так, для забавы, как будто и без того мало забот. Но за первым порывом гнева на Малушу, похоже, напало безразличие. Она понурилась, а взгляд ее потускнел – того и гляди заплачет. Геста подошла к служанке и взяла за руку, та угрюмо в нее вперилась.

– Мы с тобой похожи. Ты любишь Хальвдана, я знаю, – ласково произнесла Геста. – Неужели ради того, чтобы он всегда был рядом, ты не пошла бы на хитрости?

– Как видишь, я не пошла ни на какие хитрости, госпожа, – покачала ворожея головой. – Иначе он был бы со мной. Уж поверь. Да и что тебе до моих тревог? Ваши княжеские дела далеки от дел простых людей.

Драгомир, пожалуй, мог бы с этим поспорить. Геста только снисходительно улыбнулась и медленно погладила ладонь Малуши.

– Зато женское сердце всегда поймет сердце другой женщины. Если у тебя есть дар, почему бы им не воспользоваться? Я заплачу́. Ведь это во благо…

– Я не стану накладывать на князя приворот! – упрямо прервала ее служанка. – Блага в этом и подавно нет, – она на миг задумалась и вдруг громко рассмеялась недобрым смехом, выдергивая свою руку из ладони Гесты. – Вы все считаете, что это бирюльки. Игра. Мол, щелкну я пальцами, и все станет хорошо. Так не бывает. Дудки!

– Я прошу тебя… – выдохнула Геста, хватая Малушу за рукав, когда та снова собралась уходить.

– Приворот – это сговор с духами, – хрипло возразила ворожея, не оборачиваясь. – Я больше не хочу иметь дела с тем миром, госпожа. Однажды я уже за это поплатилась. Ты не знаешь, что такое находиться под градом камней, удары которых ломают кости. Я не хочу еще раз это пережить.

Геста села и обреченно опустила руки на колени.

– Неужели ты пострадала только за то, что приворожила какой-то девице парня?

– Девицы тоже разные бывают, – поморщилась Малуша, поглядывая через плечо. – Я купилась на хорошую плату и приворожила дочери одного вождя женатого мужчину. Никогда я не делала такого, а вот один раз согласилась. Уж больно толст был кошель. Молодая была, глупая. А у того мужчины добрая жена и четверо детишек. Да только влюбился он, места себе не находил. Та девчонка, как узнала, что теперь ему жить без нее невмоготу, так сразу отшвырнула, как ненужную тряпку – отомстила, значит. А он возьми – и кинься в реку с камнем на шее. Семья без кормильца осталась. Та девица, чтобы от себя гнев селян отвести, настроила их против меня. Дескать, колдунья я, зло удумала из-за гнилой своей душонки. Вот как вышло…

– Мне жаль, что так получилось, – Геста, слушая Малушу, неотрывно смотрела на пламя очага. Оно даже на расстоянии словно окутывало лицо теплом. А вокруг было невыносимо холодно, будто чье-то стылое дыхание гуляло по светлице.