Благородный Дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

Он выяснил, что брокерские фирмы почти исключительно европейские, в большинстве — английские. Ни одной китайской. Все места на бирже заняты европейцами, и опять же по большей части англичанами.

— Но это вроде бы не совсем правильно, мистер Смит, — сказал Пол Чой.

— О, боюсь, наши местные жители, мистер, мистер… мистер Чи, верно?

— Чой, Пол Чой.

— Ах да. Боюсь, местных жителей мало интересует такой непростой современный бизнес, как брокерство, и рынок ценных бумаг. Вы, конечно, знаете, что все они иммигранты? Когда мы пришли сюда, Гонконг был лишь голой скалой.

— Да. А вот мне это интересно, мистер Смит. В Штатах биржевой бро…

— Ах да, Америка! Уверен, что в Америке все делается по-другому, мистер Чи. А теперь, прошу извинить… До свидания.

Пол Чой метался от брокера к брокеру, но везде была та же история. Никто не хотел иметь с ним дела без печатки отца.

Наконец, оказавшись на Мемориал-сквер, он присел на скамейку рядом со зданием суда, высотками «Струанз» и «Ротвелл-Горнт» и погрузился в размышления, рассеянно разглядывая гавань. Затем отправился в библиотеку суда и, чтобы проложить себе дорогу к фондам, попытался заговорить педантичного библиотекаря.

— Я из фирмы «Симс, Доусон и Дик», — лихо заявил он. — Я их новый адвокат из Штатов. Им срочно нужна кое-какая информация о рынках ценных бумаг и биржевом брокерстве.

— Правительственные установления, сэр? — услужливо осведомился пожилой евразиец.

— Да.

— Таких не существует, сэр.

— Как?

— Ну, почти нет. — Библиотекарь подошел к полкам. Требуемый раздел занимал всего лишь несколько абзацев в гигантском томе.

Пол Чой уставился на него, пораженный:

— И это все?

— Да, сэр.

У Пола Чоя даже голова пошла кругом.

— Но тогда он широко открыт, рынок широко открыт!

Библиотекарь был слегка изумлен.

— Да, по сравнению с Лондоном или Нью-Йорком. Что касается биржевого брокерства, то брокером может стать любой при условии, что кто-то хочет, чтобы он продавал акции, и есть кто-то, кто хочет, чтобы он их покупал, и оба готовы платить комиссионные. Проблема в том, что… э-э… существующие фирмы полностью контролируют рынок.

— А как можно преодолеть эту монополию?

— О, я не стал бы этого делать, сэр. Мы в Гонконге вообще за сохранение статус-кво.

— Тогда как туда прорваться? Как занять там хоть какое-то место?

— Сомневаюсь, что у вас получится, сэр. Англичане контролируют все очень тщательно, — деликатно сказал библиотекарь.

— Но это неправильно.

Пожилой человек покачал головой и мягко улыбнулся, сплетя пальцы. Ему нравился стоявший перед ним молодой китаец, он завидовал его неиспорченности — и полученному в Америке образованию.

— Я полагаю, вы хотите играть на рынке от своего имени? — мягко спросил он.

— Да… — Пол Чой туг же понял свою ошибку и попытался исправить её, проговорив, запинаясь: — По крайней мере… как сказали в «Доусон», для меня…

— Да будет вам, мистер Чой! Вы не из «Симс, Доусон и Дик», — вежливо пожурил его библиотекарь. — Если бы они взяли на работу американца — а это неслыханное нововведение, — о, я узнал бы об этом вместе с сотней других людей задолго до вашего визита сюда. Вы, должно быть, мистер Пол Чой, племянник великого У Санфана, и недавно вернулись из Гарварда, в Америке.

Пол Чой уставился на него в изумлении:

— Откуда вы знаете?

— Это Гонконг, мистер Чой. Город очень маленький. Мы должны знать, что происходит. Именно так мы и выживаем. Вы хотите играть на рынке?

— Да. Мистер?..

— Мануэль Перрьера. Я португалец из Макао. — Библиотекарь вынул авторучку и красивым каллиграфическим почерком стал писать рекомендацию на обороте своей визитной карточки. — Вот, пожалуйста. Ишвар Сурджани — мой старый приятель. У него офис в двух шагах от Натан-роуд, в Коулуне. Он — парси[120] из Индии, меняет деньги и валюту, а также время от времени покупает и продает акции. Он может помочь вам. Но помните, что его займы или кредиты — дорогое удовольствие, так что ошибаться вам нельзя.

— Вот спасибо, мистер Перрьера. — Пол Чой протянул руку. Удивленный Перрьера протянул свою. Пол Чой горячо пожал её и ринулся к выходу, но остановился. — Скажите, мистер Перрьера… рынок ценных бумаг. Можно ли на нем заработать, пусть и с немалым риском? Как угодно? Чтобы хоть как-то туда протиснуться?

В шевелюре Мануэля Перрьеры уже серебрилась седина. У него были красивые руки и ярко выраженные китайские черты лица. Он смерил взглядом стоящего перед ним юношу, а потом тихо произнес:

— Вам ничего не мешает учредить компанию и создать свой собственный рынок ценных бумаг — китайский. Это вполне соответствует законам Гонконга — или их отсутствию. — Старые глаза сверкнули. — Все, что вам нужно, — это деньги, контакты, знания и телефоны…

— Мои деньги, пожалуйста, — хрипло прошептала старая ама. — Вот моя сберегательная книжка. — От жары, царившей в помещении абердинского филиала «Хо-Пак», лицо её раскраснелось. Было уже без десяти три, а ждала она с самого рассвета. На ветхой блузке и черных штанах выступили пятна пота, на спину свисала длинная и жидкая, как мышиный хвостик, косичка с проседью. — Айийя, не толкайтесь! — крикнула она стоявшим сзади. — Скоро подойдет и ваша очередь!

Молодая кассирша взяла книжку и снова взглянула на часы. «Айийя! Слава всем богам, в три мы закрываемся», — подумала она и, борясь с мучительной головной болью, стала беспокойно гадать, как закроют двери. Ведь перед забранными решеткой окошечками толпится столько раздраженных людей, а на них напирают те, что снаружи.

Сумма накоплений на книжке составляла триста двадцать три гонконгских доллара сорок два цента. Верная указаниям господина Суна не торопиться и быть аккуратными, кассирша прошла к папкам, стараясь пропускать мимо ушей поток нетерпеливых ругательств, не смолкавший уже часами. Она проверила правильность суммы, потом, подходя к своему высокому сиденью, снова посмотрела на часы, открыла ящик кассы и выдвинула его. Денег не хватало, поэтому она снова заперла ящик и пошла к офису управляющего. По очереди прокатилась волна ярости. Взгляды вкладчиков устремлялись то на эту низкорослую неуклюжую женщину, то на часы, то снова на неё.

Она постучалась в дверь и закрыла её за собой.

— Я не могу заплатить старой А Там, — беспомощно проговорила кассирша. — У меня только сто гонконгских долларов. Я тянула время, сколько…

Управляющий Сун вытер пот с верхней губы.

— Уже почти три, так что пусть она будет вашим последним клиентом, мисс Чо.

Он провел её через боковой вход в хранилище. Открылась массивная дверь. Увидев пустые полки, она остановилась, пораженная. Обычно в это время дня здесь было полно аккуратных пачек банкнот, рассортированных по сотням, тысячам и десяткам тысяч, и бумажных рулончиков с серебром. Ей больше всего нравилось сортировать деньги после закрытия, а также прикасаться к этим чувственным пачкам новых, хрустящих, только что полученных купюр.

— О, это ужасно, Досточтимый Сун, — проговорила она, чуть не плача. Толстые стекла её очков запотели, и прическа сбилась набок.

— Это лишь временное явление, временное, мисс Чо. Помните, что написал Досточтимый Хэпли в сегодняшней «Гардиан»! — Он очистил последнюю полку, пуская в ход остаток резервов и проклиная ту партию, что ещё так и не прибыла. — Пожалуйста. — Он выдал ей для видимости пятнадцать тысяч, заставил расписаться за них и взял ещё по пятнадцать для каждой из двух других кассирш. Теперь в хранилище не осталось ничего.

Когда он снова вошёл в главный зал, толпа загудела, как наэлектризованная, при виде большой суммы денег, наличных.

Он передал банкноты двум другим кассирам и опять исчез в своем кабинете.

Мисс Чо аккуратно складывала деньги в ящик кассы, и все внимательно следили за ней и за другими кассирами. Одну тысячную пачку она оставила на столе. Разорвав бандероль, методично отсчитала триста двадцать долларов, потом три по одному и мелочь, пересчитала и подвинула через стойку. Старая женщина запихнула все это в бумажный пакет, а вперед уже раздраженно протиснулся следующий в очереди, сунув сберегательную книжку в лицо мисс Чо.

— Вот, клянусь всеми богами, мне нужно семь тысяч…

В этот момент прозвонил трехчасовой звонок, и тут же появился господин Сун, который громко объявил:

— Прошу прощения, мы вынуждены закрыться. Всем кассирам закрыть свои…

Остальные слова утонули в злобном гуле.

— Клянусь всеми богами, я жду с самого рассвета…

— Цзю ни ло мо, а я здесь уже восемь часов…

— Айийя, ну заплатите мне, у вас достаточно…

— О, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!..