Вавилонский голландец - Макс Фрай

– Ты не проводишь меня туда? – попросил он.

– Идемте, – так же угрюмо, глядя в землю, буркнул Петер.

Они снова повернули к набережной, навстречу яркому свету. Усилился запах воды и дегтя.

Господин Александер несколько замедлил шаг, прикидывая, как бы вовлечь паренька в беседу.

– Давно ты с Анной дружишь? – спросил он.

– Всегда. Она как родилась, так мы вместе. Она такая, знаете, с ней не соскучишься. Вечно что-то выдумает. У нее и угольная корзина зацветет. А теперь вот дождалась своего корабля. Ждала, ждала и дождалась. Наверно, уплывет на нем, – сказал Петер и вздохнул.

– А ты бы не хотел, чтобы она уплыла?

– Не-а. Да что толку, она все по-своему делает. К тому же боится, что ее в приют отдадут, когда дед помрет. Так что удерет, конечно. Все всегда удирают куда-нибудь, если выхода не видят, – по-своему сформулировал мальчик известную максиму, подтвердив впечатление господина Александера о незаурядности своего ума.

Петер с притворным вниманием разглядывал кружащих морских птиц.

– А корабль этот, библиотека плавучая, давно приплывал? – Советник сделал новую попытку его разговорить.

– Да другой год уже. Мы тогда много играли рядом. В шпионов играли. – Он улыбнулся. – Только мало что узнали. И из команды почти никого так и не увидели. Только мужика одного и еще очкарика. Вообще гиблое место. Народу туда много ходило, а на берег обратно сошли не все.

– А куда же они делись?

– Не знаю. Уплыли, наверное, как эта самая Сузи.

– Ты что, сердишься на нее?

– Не знаю… Чего сердиться-то? Она вообще-то неплохая была, но странная какая-то. С ней только Анна ладила, а так больше никто. Плохо, что она Анну заберет.

– Ну, может, она не захочет Анну забирать…

– Хорошо бы так. Только, думаю, заберет. Анна кого хотите упросит, если ей чего нужно. – Петер вздохнул, взгляд его обратился внутрь.

Разговор никак не ладился.

– А о какой книге вы говорили с Анной? – не оставлял попыток Александер. – Ты любишь читать?

– Вообще-то не очень. Но это другая книга. Ее Сузи оставила Анне, когда уплывала. Мы ее столько раз читали, что всю запомнили. Очень хорошая. И еще там картинки, таких больше нигде нет. Мне нравится.

– Это сказки? Про волшебство? – переспросил Александер, пытаясь вспомнить, что самому ему казалось интересным в возрасте Петера. Хотя, учитывая сословные различия, следовало, вероятно, скинуть несколько лет. Вряд ли этот мальчик обладает развитым вкусом.

– Да, волшебные истории. – Петер оживился, ему наконец-то стало интересно. – А вы знаете такие?

– Да, некоторые я знаю. У меня, когда я был ребенком, были чудесные книги. Я всегда увлекался чтением… – начал было пожилой господин, как его прервал на полуслове внезапно догнавший их Герц.

– А, советник! Все-таки решили заглянуть в библиотеку? Правильно, правильно! – заговорил он, одновременно похлопав паренька по плечу.

Удивительно, но тот не дернулся от прикосновения старика и не отпрянул, как это обычно свойственно подросткам. Александер даже ощутил что-то вроде укола зависти.

Герц запыхался, но выглядел оживленным и энергичным. Он напоминал одновременно старого ворона и нетерпеливого влюбленного.

– Да, знаете ли, времени много, домой еще рано, а по делам – поздно, – ответил коллекционеру советник.

– Ну-ну. Лучше тогда провести время в приятной компании, – то ли согласился, то ли поддел его Герц. – А какие книги интересуют вас, советник? Если мне не изменяет память, вы говорили, что вовсе охладели к чтению?

– Да, это так. Но есть вещи, видеть которые приятно в любое время, – нашелся господин Александер. – Книги нашего детства. Возвращение, так сказать, к началу пути. Сердечная память, которая сильнее памяти разума. Может быть, у них есть старые издания волшебных сказок. Я бы с удовольствием посмотрел. И Петеру показал. Тебе ведь интересны такие истории, не так ли, Петер?

Петер неопределенно пожал плечами. Он, похоже, не слушал, думал о своем. Глубокая душа.

Тут они вышли к нарядному судну. При взгляде на него Александер внезапно испытал сильнейший наплыв того чувства, которое французы называют déjà vu. Судно показалось ему хорошо знакомым, он ясно представлял себе и палубу, и каюты, и даже трюм. И вдруг показалось ему, что, поднявшись на борт, увидит он среди команды знакомые лица.

Вероятно, слишком долго был на солнце. В действительности и судно было незнакомым, и, разумеется, никого из команды он знать не мог. «Разве что Джона Дарема и Сандру», – вдруг промелькнула неизвестно откуда взявшаяся, явно чужая мысль. Советник крепко зажмурился и тряхнул головой, чтобы прогнать наваждение.

– Вон Анна, – раздался сбоку голос Петера. – Анна! – позвал он, запрокинув голову.

– Петер! Иди сюда, хочешь сюда? – отозвалась сверху девчушка. Рядом с ней стояла статная дама в черном, прекрасно сшитом платье.

– Это и есть знаменитая Сузи? – поинтересовался Александер, разглядывая незнакомку. По спине отчего-то прошел холодок.

– Сузи? Вероятно. Но как она изменилась! Или это та, другая? – Господин Герц щурился, силясь получше рассмотреть лицо дамы.

– Другая? Вы о чем любезный?

– Она похожа на Сузи. Но в чем-то иная. Я подумал, может, это ее сестра, тоже изменившаяся за эти годы.

– Но ведь Анна ждала именно Сузи. Она-то не могла ошибиться.

– Возможно, возможно, – с сомнением протянул Герц. – Идемте, советник, я вас представлю.

Александер обнаружил, что Герц приглашает его ступить на трап, а Петера рядом уже нет.

Идти на корабль не хотелось. Герц уже изрядно наскучил ему, а мальчик был занят Анной. Что касается книг, то они вовсе не привлекали старого человека. Да и день уже остывал, наливался вечерней грустью, пора было домой.

Остаток дня Александер провел в тягостном и беспокойном расположении духа, но что именно его тревожило или тяготило, он определить не сумел. Ясно было только, что события дня растревожили нечто, обычно крепко спящее на дне души и не мутящее ее ясные прохладные воды.

Укладываясь спать, он снова подумал, что сегодняшнее приключение было излишним, и зябко поежился от предчувствия, что это еще не конец истории, которая сулит ему новые тягостные сюрпризы.

Потом он заснул, и снилась ему какая-то чепуха.

Приснилось ему, что внезапно стемнело, – это, оказывается, солнце закрыли черные крылья.

То был огромный ворон, который утверждал, что его невеста – настоящая придворная ворона и поэтому он, ворон, умеет красиво говорить длинные слова. И поведал, что он любит погремушки и близнецов.

Александер допытывался, не продал ли ворон партитуру труб Страшного суда, а ворон говорил, что нет, он ее просто подарил, потому что пять рублей – не деньги.