Школьная бойня - Николай Иванович Леонов

некуда. Аличка, насколько я знаю, пыталась и на других работах работать – официанткой, например, или в детском садике воспитателем. Но не получилось у нее что-то, уж не знаю подробностей. Мужчинам-актерам сменить профессию еще сложнее, им нужно через себя переступить, забыть, что они творческие люди, и научиться что-то делать руками. Но Алексей Иванович – он вырос в театре и вне его себя вообще не мыслит.

– А скажите, Анна Петровна, вы давно эту супружескую чету видели? Они в театр приходят?

– Конечно! Конечно приходят! Каждую пятницу у нас бывают. И на спектакли иногда приходят. Но только на старые постановки, что еще в репертуаре остались.

– А их фотографии у вас есть? Мне просто интересно стало на них посмотреть, – наклонился к женщине Гуров. – Вы так о них отзываетесь хорошо, интересно рассказываете. Они молоды?

– Не то чтобы молоды, но и не старые, – с удовольствием отозвалась на похвалу костюмерша. – Средних лет оба. Алексею Ивановичу – сорок семь, а Аличке сорок пять в этом году исполнилось, в январе. Но она такая хрупкая, что выглядит на десять лет моложе своего возраста. А фотографию… Так вы в фойе на входе посмотрите. У нас там фотогалерея заслуженных артистов нашего театра. Мы Лешеку не позволили ничьи фотографии оттуда снимать. Иначе, сказали, уйдем всем составом, и пусть он сам за всю труппу отдувается на своих дурацких постановках, – заявила Анна Петровна. – Фотографии подписаны, так что вполне даже их и узнаете.

– Спасибо, обязательно посмотрю, когда буду уходить, – сказал Гуров и засобирался. – Спасибо вам, Анна Петровна, за беседу. Очень познавательно. Только вот чего я не пойму. Секретарь мне сказал, что вроде бы как все актеры и персонал уже должны быть на работе, а я, пока бродил по театру, ни одной живой души, кроме вас, не встретил.

– Ай, не обращайте на слова этого секретаришки внимания, – махнула большой рукой костюмерша. – Много ли он знает – кому и когда приходить! У нас как было заведено к одиннадцати на репетицию приходить – так все и приходят. А раньше… Ну что тут делать раньше? По нашим лабиринтам как Призрак Оперы бродить? А вы хотели и с другими людьми поговорить?

– Хотел, – согласился Гуров. – И если получится, то дождусь и поговорю.

– Поговорите, поговорите. Вам все хором скажут, что у нас тут произвол и самодурство и терпеть это все безобразие уже сил наших нет.

– Еще раз спасибо и до свидания, Анна Петровна, – попрощался Гуров и хотел было уже уходить, но понял, что сам он из этих театральных лабиринтов в жизни не выйдет, а потому попросил: – Сделайте одолжение, Анна Петровна, выведите меня из ваших катакомб, а то я тут у вас точно останусь и буду как тот самый упомянутый вами Призрак Оперы бродить до скончания веков.

Великанша добродушно рассмеялась и любезно согласилась проводить полковника к выходу в фойе театра.

32

Проведя Гурова до коридора, что напрямую выводил в главное фойе, Анна Петровна удалилась, а Лев Иванович подошел к охраннику – седоусому и лохматому дядечке – и поинтересовался, не выходил ли от начальника его коллега.

– Нет, еще беседуют, – ответил охранник. – Вас проводить в кабинет или тут подождете?

– Подожду, – кивнул Гуров и на всякий случай спросил: – А что, никто из актеров еще не приходил?

– Нет, – охранник посмотрел на часы. – Они только через полчаса подходить начнут. Начальство, а вернее, режиссер театра и худрук ногами топочут, сердятся, что люди не приходят во сколько положено, а поделать ничего не могут, – усмехнулся дядечка.

– Понятно, – покивал Гуров. – Не любят, значит, у вас начальство, не уважают…

– Да уж… – с многозначительным видом вздохнул седоусый охранник, но распространяться далее на эту тему не стал и уткнулся в кроссворд.

Гуров огляделся и, усмотрев на одной из стен галерею фотографий, направился к ней и стал рассматривать фотопортреты. Вдруг его взгляд наткнулся на знакомые черты, и он, остановившись, прочитал фамилию, имя и отчество актрисы, которая показалась ему знакомой.

– Так вот ты какая, Сенечкина Алина Сергеевна, – пробормотал Лев Иванович.

Гуров наметанным взглядом сразу же узнал в этой миловидной женщине средних лет ту самую даму, фоторобот которой был составлен со слов свидетелей, говоривший о ней как о благодетельнице. Рядом с фотографией улыбающейся жизнерадостной женщины висел фотопортрет мужчины с суровым взглядом, но с мягкими чертами симпатичного и доброго в целом лица. Подпись гласила, что это и есть заслуженный артист России Сенечкин Алексей Иванович, с которым так незаслуженно обошлись и выставили вон из театра. На фоторобот, сделанный по описанию Беломорканала, он был похож лишь отчасти. Но стоит учитывать, что на момент, когда нищий видел мужчину, дававшему ему деньги, на нем были солнцезащитные очки и кепка. Но вот Мария Ильинична, которая свела священника с Костюшкиными, точно описала его портрет, и теперь, глядя на Сенечкина, Гуров даже не сомневался, что перед ним именно тот мужчина, который работал в паре с Алиной Сергеевной.

– Чем это ты тут, Лев Иванович, любуешься? – раздался за спиной Гурова голос Крячко.

Полковник обернулся и, убедившись, что Станислав один, без сопровождающего его томного секретаря, ответил, показывая на фото супругов Сенечкиных:

– А ты тоже вместе со мной полюбуйся, Станислав Васильевич, вот на этих двоих и скажи, кого они тебе напоминают.

Крячко внимательно посмотрел на фотопортреты и, тихонько присвистнув, сказал:

– Похоже, что поездка в Ивантеевку у нас отменяется. Придется нам задержаться в Чаплинске.

– Угу, – задумчиво согласился Лев Иванович. – Вот и я об этом же самом подумал. Но нам нужно найти этих персонажей как-то так, чтобы, во‐первых, их не вспугнуть, а во‐вторых, чтобы о том, что мы ими интересуемся, не узнали те, кому этого знать совсем не обязательно.

– Надо узнать их адрес, но только не у худрука. Может, кто-то из актеров знает? Они ведь тут одна семья. Так, что ли? – предположил Крячко.

– Никого пока, кроме костюмерши и охранника, тут нет. Но охранники у меня доверия не вызывают. Они все всегда начальству докладывают. А нам это надо?

– Нет, не надо, – согласился Станислав. – Остается костюмерша.

– Нет уж, уволь меня от возвращения в лабиринты театра, – покачал головой Гуров. – Я и так оттуда еле вышел. Так что лучше давай-ка подождем кого-нибудь из труппы.

– Может, перекусим, а потом вернемся? – Крячко вопросительно глянул на друга. – Я утром только чаю глотнул, и так теперь есть хочется! А они, – он махнул рукой на фотографии Сенечкиных, – от нас никуда не денутся.

– Согласен. Только вот где в этом городишке можно перекусить? У охранника, что ли, спросить?

Гуров направился к столу охраны, но в это время в вестибюль, запыхавшись, ворвалась словно ураган Анна Петровна. Она схватила Гурова за руку, словно боялась, что он сейчас убежит от нее и, тяжело дыша, произнесла:

– Как хорошо, что вы еще не ушли! Я думала, что не застану вас. Просто я вспомнила одну вещь. Может, она никак не связана ни с расследованием, ни вообще с театром, но интуиция подсказала мне, что я обязательно должна вам о ней рассказать!

– Анна Петровна, познакомьтесь с моим коллегой – полковник Крячко Станислав Васильевич, – повернулся Гуров к подходившему к ним Крячко. – Мы с большим удовольствием выслушаем вас, тем более что у нас тут возник еще один неотложный к вам вопрос.

Герц покосилась на охранника и потянула Гурова за какую-то колонну.

– Идемте сюда. Нам