ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира - Роджер Осборн

Несмотря на отвагу и стойкость первых жителей прибрежных колоний, европейское заселение Северной Америки отнюдь не являлось благим союзом авантюризма и коллективизма. Три фактора, омрачавших всякое колониальное предприятие, — обращение с коренным населением, влияние внутриевропейских раздоров и рабство —явственно присутствовали как в колонизации Северной Америки, так и во всей ее дальнейшей истории. Уже самые ранние контакты европейцев и аборигенов указывали на характер дальнейшего развития событий, и первым дурным предвестием стали болезни. Испанская экспедиция в 1528 году в Техас занесла на его территорию тиф; грипп появился на побережье Мексиканского залива в 1559 году; оспа попала во Флориду в 1564 году в Каролину — в 1615 году в Мэриленд — в 1616 году; чума — в Вирджинию в 1607 году и в Мэриленд в 1616 году Местные жители не имели иммунитета к этим евразийским возбудителям, и хотя количество погибших никем не фиксировалось, оно явно исчислялось десятками, если не сотнями тысяч.

Английские колонисты поначалу имели добрые намерения в отношении коренных американцев, но стоило им обжиться на новом месте (часто с помощью туземных народов), как потребность в земле стала причиной конфронтации. Поскольку они легко побеждали в любом военном столкновении, заселение, особенно в Вирджинии, превратилось в завоевание. В отличие от большинства французов, которые научились жить в добрососедстве с индейцами, англичане предпочитали изоляцию и чем дальше, тем больше смотрели на индейцев с подозрением. Уважаемые поселенцы презирали тех, кто жил торговлей с коренным населением, считали их негодяями, развращающими аборигенов и несущими порчу туземному образу жизни. Однако настоящими разрушителями традиционного американского образа жизни были вовсе не бесстыдные торговцы, а вполне респектабельные фермеры, которым требовалась индейская земля и которые прошли через весь континент, чтобы утолить свои аппетиты.

В 1763 году британские власти предприняли первую в длинном ряду попыток юридически закрепить земли к западу от Аппалачей за коренными американцами. Однако когда поселенцы заняли зарезервированную территорию и последовавшее восстание индейцев оттава было подавлено, фиксированная граница сдвинулась дальше на запад. В 1768 году глава ирокезов — большой конфедерации племен — уступил территорию в Огайо в обмен на то, что граница между белыми и индейцами пройдет по реке Огайо. Не прошло и года, как британские поселенцы пересекли реку, чтобы обосноваться в Кентукки. Ко времени обретения независимости Соединенными Штатами в 1776 году непреодолимая тяга поселенцев к завладению новыми землями по–прежнему толкала их на запад, чего бы это не стоило коренному населению.

Обитатели южной части Северной Америки перед прибытием европейцев

Как только официальные власти оказались вовлечены в процесс колонизации, существенным компонентом последней сделалось соперничество между европейскими государствами. Испания, Англия, Франция и Нидерланды пребывали в непрерывных союзах и раздорах друг с другом на всем протяжении XVII и начала XVIII веков. Джорджия была заселена британцами в 30–е годы XVII века с намерением защитить каролинские колонии от обосновавшихся во Флориде испанцев. Война между Британией и Францией в 1739–1748 годы перенесла конфликт в Америку, однако решающий удар по интересам французов нанесло поражение от Пруссии, союзника Британии, в Семилетней войне (1756–1763). По Парижскому миру 1763 года Франция расставалась с прямым управлением территориями в Северной Америке. Испания уступала Британии Флориду, а также, вместе с Францией. — землю к востоку от Миссисипи. Британия вышла из войны как бесспорный хозяин всех североамериканских колоний. Тем не менее такой оборот событий был признанием неизбежного. В 1750 году в Северной Америке проживали около миллиона британских подданных и только 70 тысяч французских: Британия доминировала на континенте и теснила как французов, так и индейцев благодаря элементарному численному перевесу Во всех этих конфликтах французские и британские поселенцы воевали друг с другом от лица метрополий (пусть часто с неохотой), а коренное население получало от обеих сторон обещания земли в вечное владение в обмен на поддержку. В конечном счете для них оказалось не так уж важно, какая европейская нация «выиграла» у другой, — в этом соревновании проигравшими были они, лишившиеся исконных территорий.

Третьим неприглядным аспектом колонизации Америк, и Северной Америки в первую очередь, было рабство. В середине XV века португальские мореплаватели продвигались все дальше и дальше вдоль западной окраины Африки. Они старались держаться вблизи материка, однако иногда заплывали достаточно далеко в океан, достигая Азорских островов и Мадейры. На африканском берегу, к 1500 году освоенном ими до территории нынешней Сьерра–Леоне, они основывали торговые стоянки и заключали соглашения с местными вождями. Отправляясь в Африку вовсе не за рабами, португальцы обнаружили, что в новооткрытых странах на тех же рынках, где выменивались слоновая кость и корабельный лес, продавалась и живая сила. Решающее событие в истории работорговли произошло, когда португальские и испанские эмигранты начали выращивать сахарный тростник на островах Атлантического океана: Канарских, Азорских, Мадейре, островах Зеленого Мыса, Сан–Томе и Принсини. Европейцы сочли острова идеальным местом для размещения плантаций: во–первых, они были почти необитаемыми, во–вторых, здесь не было тех болезней и опасностей, которыми изобиловало западное побережье Африканского континента. Хотя до тех пор сахар в Европе считался роскошью и тростник выращивался лишь в мизерных объемах кое–где в Средиземноморье, новые поставки быстро подняли спрос на невиданную высоту.

Переправлять рабов с материковых рынков Африки на островные плантации было сравнительно просто. Судя по некоторым свидетельствам, поначалу португальцы активно пытались обращать купленных рабов в христианство и относиться к ним как к пленным работникам. Однако стремительный рост доходов от сахарного производства превратил работорговлю в чрезвычайно масштабное и прибыльное дело. Средняя продолжительность жизни раба на плантации составляла всего семь лет, а хорошее обращение с живой силой требовало много времени и эмоционального участия; торговцы и плантаторы скоро усвоили, что гораздо комфортнее оставаться равнодушными и даже враждебными и смотреть на рабов как на товар, нежели как на возможных прихожан Божьей церкви.

После 1492 года португальцы стали отправляться в более дальние странствия. Америго Веспуччи, итальянский купец на службе португальской короны, высадился на южноамериканском берегу около 1500 года и застолбил за Португалией территорию, которую мы теперь знаем как Бразилию. Атлантическая работорговля начиналась как расширение хорошо отлаженной системы, и едва она началась, европейская колонизация Нового Света сделалась не просто авантюрой, а коммерческой возможностью. К 1600 году в Бразилии было около 16 тысяч рабов, производивших 10 тысяч тонн сахара в год; тридцать лет спустя объем производства удвоился, а число рабов достигло 60 тысяч. Португальские торговцы, доставлявшие в Бразилию 15 тысяч африканцев ежегодно, активно искали рынки сбыта своего товара в колониях других европейских стран.

К середине XVII века печально известный треугольник работорговли уже сложился и приносил коммерсантам внушительную прибыль. Господствующие юго–восточные ветры вели корабли с полными трюмами рабов из Гвинейского залива в Карибский регион; затем, груженые сахарным тростником, они плыли по Гольфстриму в Европу; завершал треугольник перегон порожнего транспорта по Канарскому течению на юг, вдоль западного берега Африки. Португальские колонисты, окрыленные возможностью стать хозяевами плантаций, перебирались в Бразилию в огромных количествах. На какое‑то время в Португалии наступила эпоха сахарного процветания — в XVII веке две пятых доходов казне приносили сахарные пошлины. Однако любые прибыльные предприятия на стороне, богатства, которые приходят, а не создаются своими руками, почти всегда имеют разрушительный внутренний эффект. Подобно перуанскому серебру, которое в XVI веке подарило Испании siglo d’oro («золотой век»), но нанесло огромный урон промышленности и сельскому хозяйству, сахар стал причиной серьезной дестабилизации португальской экономики.

Если первоначально монополия на торговлю невольниками оставалась в руках Португалии, то ее дальнейшая судьба тесно связана с богатством других атлантических стран. К середине XVII века на первое место в мировой торговле вышли Нидерланды, но их гегемония оказалась кратковременной: мало–помалу голландцев стала оттеснять держава, ставшая лицом атлантической работорговли и сделавшая рабовладение движителем колонизации Северной Америки.