Обещания - Джин Реник

Матт вернулся в дом, повесил на крючок куртку и зашел в гостиную, где обе женщины сидели у камина. Линна никак не отреагировала на его шутливое замечание, что не за горами День Всех Святых и нужно готовить фонари из тыквы, и потому ему пришлось беседовать самому с собой, пока Анни заваривала на кухне чай. Наконец Анни вошла в комнату с подносом в руках, на котором стояло всего две чашки, извинилась, сказав, что не хочет пропустить возвращения своих девочек из кино, и исчезла. Он улыбнулся. О, наивная хитрость, имя тебе — Анни!

— Анни говорила, вы ездили на прием к врачу. Он искоса наблюдал за ней в ожиДанни ответа. В конце концов это было совсем не его дело. Фраза повисла в воздухе. Линна не отвечала довольно долго.

— Доктор сказал, нет никаких изменений, но я не ве… — она замолчала, и, когда поставила чашку на поднос, блюдце задребезжало.

Ее настроение говорило само за себя, язык движений тела был красноречивее всяких слов. Она сердилась.

— В этой комнате нет окна, — напряженно произнесла Линна.

Неожиданный поворот ее мыслей на мгновение обескуражил его, но он тут же все понял и пододвинулся к ней ближе. Для нее вообще не существовало никаких окон. Нигде. Это уже был не гнев, она готова была совсем расклеиться. Возможно, давала себя знать запоздалая реакция на ограбление. Матт решил, что лучшим лекарством для нее будет прогулка. Вот так, сидя без движения, она изводит себя мыслями.

— Вставайте, — сказал он. — Давайте выйдем на улицу.

Она не стала протестовать, и Матт, найдя на вешалке ее замшевую куртку, помог ей одеться, затем накинул на себя свою старую куртку и открыл дверь, впустив в коридор свежий, бодрящий осенний воздух. Когда они вышли на крыльцо, Матт взял ее за руку и тихонько повел мимо разбросанных детьми во дворе тыквенных заготовок для фонарей в сторону озера, светившегося белым сиянием под полной луной, которой она не видела. Ночной воздух трепал ее волосы, но Линна, казалось, не чувствовала холода. Они подошли к скамейке, и он усадил ее рядом с собой, после чего заботливо застегнул до конца «молнию» куртки Линны и поднял воротник. Взяв ее ладонь в свою руку, он решительно сказал:

— Расскажи мне, что с тобой происходит. Я хочу знать все, абсолютно все.

Она опустила руку и сорвала горсть лавандовых листьев. Протянув их ему, она откликнулась слабым эхом:

— На что это похоже? Я хочу знать. Я хочу знать. Все вокруг такое черное, и эти листья тоже. Вот почему я спрашиваю.

Она растерла листья между пальцев.

— Каждое утро, когда я просыпаюсь, я полна надежды, и каждый вечер, когда ложусь спать, я чувствую себя совершенно разбитой, потому что так мало сумела сделать за день.

Разжав ладонь, она выронила листья на землю.

— Долгими часами я создаю в своей голове фильмы, боясь остановиться. Если эта часть моего мозга атрофируется, все картинки исчезнут из моего воображения, а ведь это все, что у меня теперь осталось. Мой отец…

В безысходном страДанни она покачала головой из стороны в сторону, и ему стало больно за нее. Пряный аромат лаванды кружился в воздухе и вместе с ветром уносился в холодную ночь.

— Я хочу видеть лица людей, — напряженно продолжала она, глубоко вздохнув. — Я устала от темноты. Я больше не уверена, существует ли свет вообще. Иногда мне кажется, я кое-что вижу…

Она вдруг задрожала.

— Со мной что-то не в порядке, а что именно, я не знаю.

Она отвернулась, чтобы он ничего не говорил ей. Матт подвинулся и тихонько дотронулся плечом до ее струной натянутой спины, чтобы не только слышать, но и чувствовать Линну, затем прикоснулся лицом к ее волосам и закрыл глаза, чтобы вместе с ней разделить темноту. Через несколько секунд она положила ноги на скамейку и позволила ему прижать себя к груди. Затаив дыхание, он стал легонько укачивать ее, словно ребенка. Но она так и не смогла расслабиться.

— Ну, что же еще? — ласково напомнил он. — Расскажи мне.

Она снова вздохнула, и в ее вздохе была слышна острая тоска, которая, он был уверен, давила страшным грузом.

— Я устала от того, что меня все время водят за руку и постоянно помогают, — ее пальцы дотронулись до его куртки. — Я хочу знать, какого это цвета. Я говорю не конкретно о куртке, а обо всем, что меня окружает. Я хочу видеть, что я ем. Хочу видеть, чтобы решить, нравится мне это или нет. Я хочу знать, как выглядит то или иное блюдо, а не только как оно пахнет и какое оно на вкус. Мне хочется видеть, что лежит на моей тарелке каждый день в шесть часов!

Она нетерпеливо поерзала в его руках, и он чуть не открыл глаза, чтобы посмотреть на нее, но сдержался.

— Я хочу знать, как выгляжу я сама, — призналась она с чисто женским огорчением. — Иногда я начинаю сомневаться, есть ли у меня лицо вообще. Люди смотрят на меня, когда захотят, нравится мне это или нет. А я не могу их видеть. Не могу, и это несправедливо. Это несправедливо!

Она больше не в силах была сдерживаться и разрыдалась, прижавшись к его груди.

Он крепко обнял ее и дал ей выплакаться. Раньше Матт никогда не думал о жизни с точки зрения слепого. Линна была права. Это действительно было несправедливостью. Должно быть, ей потребовались невероятные усилия, чтобы привыкнуть только к тому, что она не видит людей, не говоря уже обо всем остальном. Он чертыхнулся про себя, вспоминая сегодняшнюю беседу с Джонни. Но Матт знал, что снова будет допрашивать этого малого, чтобы выяснить, кто его нанял. Водитель. Но уж когда этот парень попадется, пусть молит Бога о пощаде.

Постепенно Линна успокоилась, горькие рыдания превратились в тихие вздохи. Матт необычайно удивился, когда ее лоб прильнул к его подбородку. Вот так, сидя на скамейке с закрытыми глазами, которые нестерпимо хотелось открыть, он все больше начинал понимать, до чего же ограничен мир, в котором судьба заставила ее жить. Опьяненный терпким запахом лаванды, сам не осознавая того, что делает, он наклонил к ней свою голову и отыскал ее губы. Оказывается, целовать Линну было самой естественной вещью в мире.

Следующие шестьдесят секунд стали для него восхитительными мгновениями слепого исследования ее лица. Зачарованный, он трогал его губами, находил слезы на щеках и снова целовал ей лицо, нежно пробираясь пальцами сквозь волосы. Рот Линны был податливым и несмелым, и вначале он почувствовал ее неуверенность, стоит ли продолжать все это, но потом она полностью расслабилась и доверилась ему. Жадно впитывая по — детски наивную беззащитность Линны, Матт, затаив дыхание, осторожно целовал это чудо.

Каждый поцелуй отзывался в нем непреодолимым, страстным желанием, тело сладостно вздрагивало от необъяснимого наслаждения. Он сознательно, намеренно отбросил все правила поведения и все условности. Он не мог позволить, чтобы его жизнь в этот момент подчинялась каким-то законам. Что бы сейчас ни происходило между ними, это было редчайшим подарком жизни, слишком необычным, чтобы случиться наяву, и слишком прекрасным, чтобы от него отказаться.