Золотой сокол - Елизавета Дворецкая

— А те что?

— А тот тоже парень не промах, молодой тоже, нашего воеводы немногим старше. А грозный с виду, жуть берет! — Рогня хохотнул. — Я, говорит, князь Буяр, брат смоленской княгини Избраны! А если, говорит, кому-то лешего нужно, то сейчас будет тебе леший!

— А воевода что? — уже без улыбки спросила Дивина. Столкновения на охоте случаются, но не всегда в них бывают замешаны такие могущественные люди. — Неужели правда князь?

— Так ведь князь Велебор смоленский еще весной помер. А на столе у них теперь девка, княжна, его дочь. Ты разве не слышала? — Рогня удивился. — Торговые гости же рассказывали. Те, что осенью проезжали. А это, видать, ее младший брат.

— Так они у вас в детинце останавливались, к нам не заходили. Ну, так что же?

— А воевода говорит: ступай жалуйся своей княгине, а если у вас баба на княжеском столе сидит, то пусть леший вам уступает, а мы не будем! Погоди, говорит, я еще на Касплянское озеро охотиться приду, тогда узнаешь! А пока проваливай, пока цел!

— На Касплянское озеро? Где это?

— А уже от самого Смоленска недалеко. Там Каспля-река и озеро на ней. Сколько раз бывало: если наши князья ходят днепровских воевать, то на Касплянском озере рати встречаются. Так и повелось: жди меня на Касплянском озере — войной, значит, на вас собираюсь!

— Да что он, сдурел совсем? — Дивина оторопела. — Это же он днепровским войну объявил, воевода-то наш! И чем кончилось?

— А чем ему кончиться? — Рогня опять хохотнул. — Наших-то вон три десятка, а у него десяток был с собой от силы. Повернулся да ушел к себе за речку. Еще пусть спасибо скажет, что живым пустили. Ну, меня-то на пир позовете? — Рогня похлопал по туше косули широкой ладонью с недостающим суставом на мизинце. — Что, в беседе-то сегодня будет народ?

К вечеру уже весь город знал о столкновении, и все потешались над незадачливыми смоленцами. Мало кто верил, что это действительно был сын старого смоленского князя, но всем нравился ответ воеводы Порелюта, что, дескать, нечего уступать таким, у которых на княжеском столе сидит женщина. Обильную добычу воевода щедро раздавал направо и налево, и в Радегоще радовались, что близкие уже пиры в честь Морозова дня будут такими обильными.

На другой же день после достопамятной охоты пошел снег и шел несколько дней кряду, ложась на промерзшую, сухую землю все более толстым слоем. Визжащие дети лупили друг друга снежками, самые нетерпеливые из посадских уже вытаскивали на двор сани. Весь мир побелел и очистился, на душе стало светлее, и Дивина радовалась: темные дни Марены прошли, наступила настоящая зима, а значит, теперь уже не так-то далеко и до весны...

Перед Морозовым днем все хозяйки несколько дней пекли пироги, а с самого утра, еще в темноте, начали жарить кур, варить кашу. Пиво, сваренное из ячменя нового урожая, и брага, настоянная на сухом сене и заправленная хмелем, дрожжами и медом, уже везде была готова, и мужчины, старики, отцы и деды семейств, уже с самого рассвета стали потихоньку ходить один к другому в гости, перебегая от своих ворот до соседних, зябко запахивая кожух, «пробовать» пиво и закусывать горячим пирожком, откусив от которого кусочек приходилось держать его в зубах и сердито тянуть воздух — горячо!

Старые бабки, под сдавленные смешки внуков, забираясь на крышу, приглашали Мороз есть кисель, чтобы потом, по весне, не губил заморозками посевы. После полудня на санях с праздничной новой упряжью стали съезжаться гости: из тех же Дергачей, из Утицы и Русавки, из Погощи, из Доброва Поля — из всех окрестных сел и весей, из крошечных поселочков, где жались друг к другу две-три избы возле новой росчисти среди глухого леса. Сегодня все отцы и деды, надев новые вышитые рубахи и нахлобучив новые шапки из меха собственной добычи, ехали на люди, чтобы потом, уже будучи в подпитии, повалить родичей и друзей в сани и везти к себе, где у хозяек тоже есть и пиво, и брага, и пироги. В честь Мороза такая гулянка продолжалась по несколько дней, и не один отец семейства, на третий-четвертый день проснувшись где-нибудь за лешачьим болотом у кривого деда Репы, никак не мог вспомнить, как же он сюда попал и где еще успел отличиться! Про это даже пословица есть: знать мужика, что Морозы справлял, коли на голове шапка не держится!

Молодежь тоже не терялась. К вечеру мужчин и стариков, наиболее уважаемых в посаде, звал к себе на пир староста Стрижак, а Порелют, еще слишком молодой для стариковских посиделок, сам собирался в беседу на Прягину улицу. В этот вечер на посиделках начинают такие песни, которые обычно кончаются поцелуями, а этого молодой воевода никак не хотел пропустить и со стариками у Стрижака собирался посидеть ровно столько, чтобы не обиделись. Но и там, делая вид, будто слушает полупьяные воспоминания о подвигах молодости, он рвался на посад и словно бы через множество стен слышал звонкое пение:

Косят девки лебеду, лебеду,Телятишкам на еду, на еду...

В беседе пели, действительно, настолько громко и весело, что не услышали шума на дороге из леса, впрочем приглушенного обильным снегом. А если бы и услышали, то не обратили бы внимания: и сегодня, и завтра хождения и разъезды в санях будут продолжаться как с утра до ночи, так и с ночи до утра.

Но эти гости повели себя как-то странно: они явились словно бы ко всей улице сразу. Ворота распахивались без стука и спроса, и Чарочка, которому досталось в этот раз место возле самой двери, вдруг нахмурился: ему послышался где-то поодаль пронзительный женский крик. Не похоже на возмущение хозяйки, у которой охмелевший муж в первый же день порвал новую рубаху! По соседству скрипели ворота, причем в двух или трех дворах сразу, и Чарочка, дернув за полу приятеля Червеню, потянул его наружу — посмотреть, что такое.

Они выбрались из сеней, и тут стал ясно слышен беспорядок на улице: везде движение множества людей, конское ржанье, какие-то голоса, выкрики, вроде бы распоряжения, потом за тыном кожевника Пожитка раздался крик, то ли его сестры, то ли невестки: «Чур, меня! Помоги...» — и резко оборвался, как будто женщине зажали рот.

Чарочка и Червеня в изумлении поглядели друг на друга: это было как-то не похоже на обычные праздничные неурядицы.

— Вы чего тут? — К ним подошел Горденя, отлучавшийся на минутку из беседы. — Звезды считаете? Брось, Червяк, у тебя столько пальцев нету!

— Ты слышишь? У Пожитка кричали вроде? — неуверенно заметил Чарочка, но тут и сам Горденя сообразил, что на улице происходит что-то необычное.

— Здесь! Сюда! Кругом! — распоряжался у самых ворот чей-то резкий, незнакомый голос, и в приоткрытых воротах мелькнула фигура, в густых сумерках казавшаяся совсем черной. — Здесь гулянка. Всех вязать.