Тайна болезни и смерти Пушкина - Александр Костин

В-четвертых, содержательная часть «пасквиля» и стиль написания его по некоторым признакам могут принадлежать только Пушкину. А. Лисунов приводит выписку из заключения экспертов одного из научных учреждений, проводивших исследование двух дошедших до нас экземпляров «пасквиля». В заключении утверждается, что оба сохранившиеся диплома, в том числе и адрес, были написаны одним лицом, человеком светского круга, но не французом, кроме того составителем и исполнителем диплома, вероятнее всего, был один и тот же человек. Все это подходит Пушкину: он был светским человеком, хорошо знавшим французский язык, выдает его также характерный росчерк в конце обоих писем. В каждом из них фигурирует росчерк – любимый пушкинский способ завершать свои рукописи. Вывод экспертов таков, что только поэту из всего круга подозреваемых лиц было безопасно выступать одновременно и составителем и распространителем «пасквиля». Но, чтобы вероятность обратилась в достоверность, нужны дополнительные аргументы, вытекающие непосредственно из содержания и стиля написания «пасквиля».

Был ли склонен поэт к составлению подобных сочинений-мистификаций? Еще как! Достаточно вспомнить его последнюю мистификацию, написанную поэтом незадолго до смерти: «Последний из свойственников Иоанны д'Арк». В этом произведении «в оборот» пошел сам Вольтер. И хотя не существовало никакого Дюлиса и великий философ не получал от него вызова на дуэль, «случайно найденное письмо» позволило Пушкину «смоделировать» дуэльную ситуацию между ним и Дантесом» сложившуюся к середине ноября 1836 года.

При чрезвычайных жизненных ситуациях Пушкин ничтоже сумняшеся мог пойти на подделку даже официальных документов. Так, в архиве Пушкина хранилась подорожная, выданная двум крестьянам, якобы его соседкой по имению П.А. Осиповой. В свое время Л.Б. Модзалевский сделал сенсационное открытие, что билет с начала до конца был написан Пушкиным, который под видом голубоглазого, темно-русого двадцатидевятилетнего крепостного Хохлова Алексея хотел в начале декабря 1825 года пробраться в Петербург. Специалисты, исследовавшие этот документ, дивились мастерству поэта. Стало быть, Пушкин в своем стремлении добиться чего-нибудь или отстоять принципиальную позицию не испытывал угрызений совести с выбором сомнительных литературных и графических форм: «Напрасно я бегу к сионским высотам…»

Текст диплома по стилю очень напоминает некоторые шутливые сочинения, сопровождавшие итоги традиционных встреч лицеистов 19 октября – в очередную годовщину Царскосельского лицея. Вот, например, запись «Из протокола лицейской годовщины» от 19 октября 1828 года: «Собрались на пепелище скотобратца курнофенуса Тыркова (по прозвищу кирпичного бруса) 8 человек скотобратцев… и завидели на дворе час первый и стражу вторую, скотобратцы разошлись, пожелав доброго пути воспитаннику императорского лицея Пушкину-Французу иже написал сию грамоту».

Спустя восемь лет, в последнюю свою лицейскую годовщину, Пушкин начал вести протокол в той же манере, весьма напоминающей текст «диплома»: «Собрались вышеупомянутые Господа лицейские в доме у Яковлева пировали следующим образом…», но не завершил, поскольку был очень взволнован, о чем мы уже говорили. В чем едины практически все пушкинисты, так это в том, что текст диплома носит иносказательный характер, и речь в нем идет не о Дантесе, якобы наставившим рога Пушкину, а об Императоре Николае I. Однако друзья – современники в упор не хотели это признавать, гневно обрушиваясь на Дантеса и его голландского «папашу». Так, например, Д.Ф. Фикельмон записала в своем дневнике: «Семейное счастье начало уже нарушаться, когда чья-то гнусная рука направила мужу анонимные письма, оскорбительные и ужасные, в которых ему сообщались все дурные слухи и имена его жены и Дантеса были соединены с самой едкой, самой жестокой иронией». Как говорится, не читала, но что-то об этом слышала. Действительно, даже те друзья Пушкина, которые лично получили «пасквиль», не все его прочитали, но слух пошел по всему Петербургу. А те друзья, которые и в глаза не видели текста «пасквиля» в своих суждениях шли «от обратного»: если Пушкин вызывает на дуэль Дантеса – значит, в «пасквиле» имя последнего непременно связано с Натальей Николаевной. А о том, какая параллель существует между именем поэта и Дмитрием Львовичем Нарышкиным, его супругой Марией Антоновной – долголетней любовницей императора Александра I и Натальей Николаевной, наконец, между братьями императорами всея Руси Александром и Николаем, знали или догадывались очень немногие. В то же время, в тексте анонимного письма Пушкин назван «коадъютором», то есть заместителем Нарышкина, тем самым совершенно недвусмысленно указывается на то, что Наталья Николаевна, жена поэта, является наложницей Государя. Пушкин, как никто другой, знал об этом, но сохранить в тайне измену жены, тем более перед уходом в мир иной, считал делом чести и своего добился. С одной стороны, «пасквиль» недвусмысленно целил в Государя – и это была месть Пушкина Николаю I, замыслившему избавиться от скандального поэта, так и не ставшего придворным певцом. Но, с другой стороны, он переводит стрелки на Дантеса, чтобы спровоцировать его на смертельную для самого Пушкина дуэль.

Пушкину удалось блестяще решить обе эти задачи, и немало поспособствовали этому его друзья – современники, а в последующем пушкинисты, которые не допускали и мысли, что в добропорядочном семействе Пушкиных мог случиться подобный скандал. Приведем рассуждения на эту тему академика Николая Яковлевича Петракова, который с чувством легкой иронии пишет в своем сочинении, наделавшем столь много шуму:

«Итак, будем придерживаться очевидного. Пушкин истолковал упоминание о Нарышкине как любой нормальный человек.

Дальше пушкинисты начинают фантазировать на тему, что должен был почувствовать поэт, расшифровав немудреный подтекст анонимки. Здесь наблюдается полная разноголосица. Большинство исследователей стоят на том, что Пушкин воспринял намеки анонима как беспочвенную клевету на супругу. Его возмущение имело в основе стопроцентную уверенность в супружеской верности Натали. И Пушкин не ошибался. Эта группа «специалистов по Пушкину» искренне считает, что, отстаивая такую точку зрения, они демонстрируют свою личную любовь к поэту. Поэт хотел, чтобы именно так сложилось общественное мнение, и надо быть верными его последней воле.

Любопытно, что система аргументов этой «партии» строится исключительно на цитатах из высказываний близких друзей Пушкина. Но друзья на то и друзья, чтобы пропагандировать версию, которую Александр Сергеевич считал благопристойной для себя и своей семьи. Тем более, что за это он заплатил своей жизнью. Еще более наивным аргументом сторонников этой версии выглядит ссылка на то, что Наталья Николаевна была абсолютно откровенна с мужем. Однако, согласитесь, одно дело – рассказывать мужу о своем успехе на балах, о комплиментах в свой адрес, и совсем друтое признаться мужу в интимной связи, да еще с царем!