Инспектор и бабочка - Виктория Платова

– Я сама могу придумать что угодно, – хвастается ангел. – Так считает Мо и Исмаэль тоже. Но в том-то весь и фокус, что я ничего не придумываю! Просто иногда вижу то, чего другие не видят.

– Это ценное качество.

– Правда?

– Очень ценное.

– А тот человек, который влюбился в Мо, был не очень красивый, мне он сразу не понравился.

Субисаррете трудно уследить за логикой Лали: она перескакивает с темы на тему, и все это требует дополнительных уточнений:

– Какой человек?

– В одной кафешке. Мы зашли туда всего лишь раз, и он был там. А потом появился в гостинице и о чем-то говорил с Мо. Мо его не прогоняла, а мне все время хотелось прогнать. Я его терпеть не могла. Фу, дурак.

– И чем же закончилась эпопея с… этим человеком?

Лали хитро улыбается, как будто знает такое, чего никто никогда не узнает, складывает руки лодочкой и прижимает их к груди:

– Мы уехали. Мы всегда уезжаем. А остальные – остаются. Всегда.

– Скажи, детка, – неожиданно спрашивает Икер. – Ты больше никогда не видела этого человека? Когда-нибудь потом?

– Хочешь знать, не был ли тот человек Хлеем? – проницательности ангела можно только позавидовать. – Нет, это не Хлей.

Не Хлей а значит, не Кристиан. Не Альваро. Просто человек, один из многих (по утверждению Лали), что постоянно влюбляются в Дарлинг.

– Лучше расскажи про своего друга. Ты ведь уже начал, – напоминает Лали. – Ты сказал, что он отправился в Брюгге и пропал.

– Да. И я тоже больше никогда его не видел. До самого последнего времени.

– Значит, вы все-таки встретились?

– Встречей это не назовешь.

– Почему?

– Я увидел его, но он не видел меня, – Субисаррета кладет фигурку воина со щитом лицом вниз. – Я увидел его в гостинице. Той самой, где останавливались вы.

– Подожди! Я поняла! Твоим другом был Хлей, так? А не увидел он тебя, потому что был мертвым. Я права?

– Отчасти. Но моим другом был Альваро. Художник Альваро Репольес. Никакой не Хлей. Почему он стал Хлеем, я не имею ни малейшего представления. Ведь он не давал о себе знать целых два года.

– Друзья так не поступают. Я бы так никогда не поступила. Он плохой, – непонятно, почему эта нехитрая мысль так вдохновляет Лали, почему она повторяет на разные лады. – Он плохой, плохой!..

Вот теперь она точно рассуждает как ребенок. Игра в напарников – не больше, чем игра, Субисаррета отлично понимает это, все дальнейшие экскурсы в дело, которое он расследует – бессмысленны. Надо собрать фигурки и сложить их в ящик. Собрать и сложить, поблагодарить девочку за гостеприимство и отправиться восвояси. Сколько они уже сидят в комнате? Полчаса, час? Из-за зашторенного окна невозможно понять, что происходит на улице, кажется, там идет дождь.

Во всяком случае, Субисаррета явственно слышит шум дождя. Он не смолкает ни на секунду, и в этом Субисаррете чудится какая-то неправильность. Какой-то подлог. Дожди в Котону – сильные, но не затяжные. Между ними случаются промежутки, но теперь промежутков нет – или ухо инспектора не в состоянии уловить их?

Да он и сам не в состоянии встать с пола. Вместо того чтобы побыстрее избавиться от мелкой скульптуры из ящика, Икер достает все новые и новые поделки – каменные, деревянные и бронзовые. Свои ипостаси обретают Иерай Арзак, Виктор Варади, норная собака Микель (он представлен раскрашенной деревянной фигуркой антилопы), администратор Аингеру, горничная Лаура, старики-норвежцы Каспер и Грета и даже Шон, владелец лавки «Синдбад-Мореход».

Пока инспектор пересказывает Лали историю красной пижамы, то и дело ощущая, что сейчас находится от разгадки дальше, чем был вначале, ангел группирует фигурки по-своему. Прислоняет двух медных рыбаков в лодке (Грета и Каспер) к каменной черепахе (Шон). Иерай Арзак (хорошо отполированный бегемот из темного дерева) отправляется в объятья к антилопе (Микель), а жираф (администратор Аингеру) получает в компаньоны женское туловище без головы, зато с огромной грудью. Горничная Лаура так же далека от этого гипертрофированного бюста, как и от червя Раппи, но ее союз с Аингеру хотя бы понятен: они оба работают в гостинице. Все другие союзы тоже вполне объяснимы: Арзак и Микель (полицейские); Шон, Грета и Каспер (старики и хранители трости по совместительству). Отдельное сообщество образовали охотники – охотник со щитом; охотник со щитом и слегка изогнутым коротким копьем и охотник с длинным копьем, но без щита.

Альваро-Кристиан – Виктор Варади – неизвестный мужчина, влюбленный в Мо.

– Вот, посмотри. Они холодные.

– В каком смысле? Я не понимаю тебя, Лали.

– Ты не знаешь, что такое «холодный»? Ты не знаешь, что такое «холодно»? Даже мои кошки знают.

– Я знаю, что такое «холодный». Но при чем здесь…

Вместо ответа Лали берет руку инспектора и кладет ее на одну из фигурок охотников. Потом – на другую. Все фигурки воинов-охотников деревянные, но от них веет вселенским холодом. Может быть, это какое-то особенное дерево? Отличное от того, из которого вырезаны развеселая антилопа и жираф?

Отличное, да.

Потому что с остальными поделками – и бронзовыми, и деревянными – все обстоит в полном порядке. Они – нейтральные: бронза – чуть прохладнее, дерево – чуть теплее, но все это не выходит за рамки допустимой погрешности. За рамки представлений Субисарреты о тепловых свойствах дерева и металла.

– Теперь ты понял? – спрашивает Лали.

– Нет, – честно признается Субисаррета.

– Одни – холодные. Другие – нет.

– И?

– Твой друг умер. Значит, он холодный, ведь так?

– Хочешь сказать, что и все остальные… Все, кто здесь есть, все трое – мертвы?

– Ты иногда очень туго соображаешь, – Лали выглядит чрезвычайно довольной собой.

– Это такая игра?

– Ты сам выбрал фигурки и сам придумал им имена. А я здесь совершенно ни при чем.

– А… если бы я выбрал другие… фигурки?

– С ними бы случилось то же самое.

Они стали бы источать холод, – вот что хочет сказать Лали. Метод расследования полицейского инспектора вселенной в корне отличается от методов расследования, которые практикуются всеми другими инспекторами, на вооружении у которых экспертизы, базы данных, штат норных собак и целая сеть осведомителей.

– Я не говорил тебе, что портье Виктор – мертв, детка. Вполне возможно, что он жив и здоров, просто уехал. Скрылся, чтобы избежать неприятных вопросов. Мы ищем его… Стараемся понять, имеет ли он отношение к делу.

– Разве ищут только живых? – вполне резонно замечает Лали.

– Но еще не найденный – не означает мертвый, – вполне резонно отвечает Субисаррета.

– Теперь-то ты знаешь, что он мертвый?

– Из-за того что фигурка из дерева холоднее, чем могла бы быть?

– Этого недостаточно?

– Конечно, недостаточно. Поиск преступников – наука, и довольно точная. А ты предлагаешь мне заняться каким-то оккультизмом.

– Что такое оккультизм?

Вопрос Лали застает инспектора врасплох, как бы объяснить этот термин подоходчивее, учитывая, что перед ним – восьмилетняя девочка?

– Ну… Оккультизм – это всякие штучки, в существование которых я не очень верю. Магия, колдовство… Связь с потусторонним миром и все такое прочее.

– И ты в это не веришь? – в голосе ангела звучит разочарование.

До сих пор Субисаррета именно так и поступал, хотя привкус ненавистной ему мистики и ощущался во рту по утрам всякий раз, когда он приходил в себя после снов об Альваро-уточке. Дождь в Ируне и кровавые кошачьи следы, которые видела в гостиничном коридоре Грета, – из той же оперы. Только мистикой можно объяснить обнаружение блокнота и ключа в заброшенном отеле на пустыре. А шляпа из квартиры Виктора? Как бы ни старался Субисаррета, он никак не может от нее избавиться. Самым мистическим образом она вновь и вновь оказывается у него на голове. Но теперь, когда чертова «федора» перекочевала к ангелу, можно с облегчением вздохнуть. Наплевать на мистику, забить, – как выражается норная собака Микель.

– Видишь ли, детка, я привык оперировать фактами. В силу профессии, так сказать. Я твердо убежден, что преступления совершают люди из плоти и крови, а не какие-нибудь фантомы.

– Так, значит, ты не веришь…

– У тебя на этот счет другое мнение?

– Ты забыл, что ты в Африке, – мягко напоминает Лали. – Здесь все верят в колдовство. Здесь без колдовства и шагу не ступить.

– Но убийство произошло не в Африке…

– Ты сам говорил – оно необычное.

– Необычное – не синоним мистического. Надеюсь, тебе не нужно объяснять значение слова «синоним»?

– Это когда про одно и то же говорят разными словами?

– Примерно так.

Лали явно недовольна столь безапелляционными выводами. Она супит брови и даже округляет рот, – и Икеру на долю секунды кажется, что сейчас она закричит, как кричала на яхте «Candela Azul». А до этого – на лестнице, когда (незадолго до гибели) испугала Альваро-Кристиана. И горничная Лаура, эта непробиваемая и циничная дамочка, созналась в воровстве лишь в тот момент, когда Икер упомянул об ангеле. Тогда у Икера не было объяснения этому странному факту, нет его и сейчас. Очевидно, Лали обладает какой-то властью над людьми, а это уже не что иное, как – мистика.