Мы можем жить среди людей - Варвара Еналь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только в душе заметила и у себя несколько царапин на шее и на руках. Но это казалось такой мелочью по сравнению с ранами Федьки. Торопливо дергая волосы и смывая мыло, Таис думала о том, что вот, вроде бы и все. Вроде конец их злоключениям. Надо только, чтобы Федька не умер от потери крови. Пришел в себя, набрался сил.
И антибиотики надо ему дать, точно! О них Таис совсем забыла.
Где‑то рядом заурчал зверек. Повернувшись, Таис увидела, что он слизывает с пола капли воды, летящие из душа. Пить, наверное, хочет, малыш. И есть тоже.
Выключив краны, Таис вытерлась небольшим полотенцем, которое тоже сунула в рюкзак Машка. Торопливо напялила на себя чистую пайту — ту, что прихватила из Темной базы. Грязные штаны — те самые, в которых участвовала в последней охоте.
Надо сделать какао, напоить Федора. Малыша этого тоже можно напоить какао. Если не понравится — пусть мотает к своим родичам. И надо дать Федору антибиотики. Обязательно.
Тихонько ступая, она вышла из ванной и встретилась взглядом с Федором. Тот пришел в себя, но выглядел бледным и обессиленным.
— Холодно мне, — тихо проговорил он.
— Сейчас, — торопливо заверила его Таис.
Смоченной в теплой воде салфеткой она осторожно обтерла Федора и так же осторожно помогла натянуть на него пайту. Хорошо, что пайта расстегивалась полностью, до конца — не пришлось надевать через голову. Поправляя манжеты и заботливо застегивая молнию, Таис чувствовала тепло, исходящее от Федора, и понимала, что хочет просто прижаться к нему и сидеть. Так, чтобы снова слышать, как бьется его сердце, совсем рядом, около уха.
— Я сделаю какао, но сначала заверну тебя в одеяло, чтобы ты согрелся. Эмма велела тебе выпить антибиотик, — сказала она.
Федор лишь молча кивнул. После пробормотал:
— Раны почти перестали болеть. Тай, попробуй смазать и ногу этой мазью, может боль совсем утихнет. Мне хочется спать, но не могу заснуть. Болит, зараза…
Таис схватилась за баночку мази, повернула крышку.
— А это кто? — Федор кивнул на жмущегося к Таисиным ногам зверька.
— Фрик. Маленький фрик. Будет жить у нас.
— Зачем? — Федор задавал вопросы, но видно было, что в данный момент ему все равно, зачем тут зверек.
— Потом расскажу. Ложись.
Она заботливо укутала Федора одеялом, после загрузила в допотопный автомат какао и сухое молоко.
Зверек же человеческий потомок, а значит, должен питаться молоком. Люди ведь — млекопитающие. Вполне возможно, что он оценит какао с молоком.
— Это вкусно, — сказала она, поставив перед ним миску и налив чуть охлажденный напиток.
После приготовила какао для себя и для Федора. Федькину кружку тоже немного остудила под струей холодной воды. Села рядом с ним и твердо велела:
— Выпей. Тебе бы сейчас кружки две хорошо выпить. Эмма велела много пить горячего и питательного.
— Это какао, что ли, питательное? — уточнил Федор, с трудом открывая глаза.
— Ты хочешь есть? — тут же спросила Таис.
— Не сейчас. Сейчас хочу спать.
— Вот, тогда какао и таблетка. Антибиотик.
После Таис пристроилась около Федора, откинулась на спинку кушетки. Федор положил голову ей на колени, повернулся на здоровый бок и чуть и натянул одеяло на плечи.
— Ты не мерзнешь? — спросила его Таис и услышала в ответ ровное глубокое дыхание.
Федор всегда засыпал быстро.
5.
Они уснули оба. И спали долго. Бессонная прошлая ночь, выматывающая охота, тревоги, страхи и боль забрали слишком много сил у обоих. А Федор вдобавок оказался серьезно ранен. Потому, когда Таис поняла, что сейчас они оба в безопасности и даже в относительном удобстве, она расслабилась.
Завернулась в пайту, надвинула на лицо капюшон, прикрыла ноги краем одеяла. Колени приятно согревала щека Федора. Таис чувствовала его тепло даже сквозь сон. Хотелось спать и спать. И не думать ни о чем, не переживать и не волноваться. Они много сделали. Они молодцы, справились с задачей. Теперь главное, чтобы фрики реагировали на таинственные звуки с планшета и не приближались к ним. Все остальное — ерунда.
Проснулась Таис первой, от того, что почувствовала рядом с собой какую‑то возню. Открыла глаза. Федор по — прежнему спал, положив голову ей на колени. Он казался немного горячим, возможно, у него поднялась температура. С другого бока к ней прижался зверек и тоже спал. Во сне иногда возился и вздрагивал, и так же жалобно разевал пасть, словно пытался говорить, даже когда спал.
Интересно, он мальчик или девочка? И каким бы ребенком он стал, если бы не этот вирус? Таис провела ладонью по мягкой спинке зверька, и тот сразу откликнулся. Поднял мордочку, вытянул лапы. Длинные лапы с широкими пальцами, покрытыми снизу коричневыми подушечками. И с длинными, вытягивающимися когтями.
— Ты же хищник, — сказала зверьку Таис, — тебе положено лопать мясо. А ты выпил какао?
Так и есть. Выпил все какао. Таис залезла в карман пайты — там лежало несколько шоколадных конфет. Конфеты она тоже прихватила с Темной базы, когда собиралась. Эмма сказала, что шоколад калорийный и способен придавать сил.
Таис развернула конфету и предложила зверьку. Тот осторожно взял ее с ладони и, смешно двигая челюстью, принялся жевать. Слопал в один присест и тут же снова принялся обнюхивать ладошку Таис.
— Сластена, — ворчливо сказала она, — пристроился трескать конфеты? Думаешь, у меня тут шоколадная фабрика?
Хвостик — пумпочка животного заходила из стороны в сторону. Небольшие ушки по бокам головы задвигались. Коричневый нос принялся обнюхивать штаны и нахально соваться в карман.
— А ну, брысь, — Таис отпихнула зверька, — только одна и больше фиг. Я тоже люблю конфеты.
— Что? — приподнял голову Федор.
Царапины на его лице слегка припухли, глаза покраснели. Но в общем целом он выглядел вполне нормально. Лохматый, небритый. Хмурый и сонный.
— Это я с фриком говорю. Привязался к нам и трескает наши конфеты.
— Главное, чтобы не нас самих. Зачем ты его притащила? Или он сам забрался?
— Он потерялся. Этибросили его, представляешь? Бросили своего детеныша и свалили. Испугались сигнала тревоги.
— Ну, так они животные. Это нормально для животных. А нам зачем детеныш фрика?
— Ну, мы же не животные. Жаль его, наверное…
— А — а, — протянул Федор, — ну, что ж, логично.
— Федь, знаешь, я поняла, что люблю тебя.
— Я знаю. Я знаю, что ты меня любишь.
— Откуда? Откуда ты все знаешь? Мне вот кажется, что мы забыли, что такое любовь. Или никогда не знали.
— Всегда можно вспомнить. Мы же с тобой вспомнили. Ну, а я всегда тебя любил, еще тогда, когда жили на Втором Уровне. И всегда делился с тобой своей любовью. Вливал капельку за капелькой, каждый день. Вот потому и знал, что ты меня любишь.
Таис посмотрела в глаза Федьки и поняла, что он шутит.
— Когда это ты делился со мной любовью? Что ты придумываешь? Болтун ты, вот что.
Она убрала с плеч распущенные волосы, прижала к себе снова задремавшего зверька и сказала:
— И еще я поняла, почему знак "сердечко" обозначает любовь. Потому что когда что‑то случается с любимым человеком, болит всегда в груди, там, где сердце. Очень сильно болит, как будто кто‑то вынул сердце из груди и оставил пустоту. И страшнее этой пустоты нет ничего, Федь. Нет ничего ужаснее того, когда тебе некого любить, и никого нет рядом с тобой. Даже фрики не так страшны.
— Но теперь я рядом с тобой. Все хорошо?
— Все отлично.
Таис шмыгнула носом и вдруг прижалась губами ко лбу Федора.
— Ты — самое лучшее, что у меня есть, — прошептала она, — и ничего лучше не будет. Мне пришлось сначала потерять тебя, и только после понять это.
Федор перевернулся на спину, обнял ее здоровой рукой и осторожно провел губами по щеке. От этих прикосновений жаркий огонь полыхнул в сердце Таис, разлился рекой по груди, заставил гореть пальцы и щеки.
— Я тебя тоже люблю, — проговорил Федор, — я тебя тоже люблю, мартышка…
От него пахло какао, мазью, лейкопластырем и совсем чуть — чуть кровью. Запахи эти сводили с ума и пробуждали неведомые раньше желания. С огромной ясностью Таис поняла, что только что заново обрела Федора. Но теперь это был другой Федор, и она сама тоже стала другой. Детство закончилось, навсегда и бесповоротно. Они оба выросли и изменились. Навсегда изменились. В темных заброшенных рубках обнимались двое взрослых людей, которых звали Таис и Федор.
Таис почувствовала, как губы Федора прижались к ее губам. Сухие, горячие губы. От этих прикосновений сердце забилось быстрее, чем поршни роботов — садовников. Что они делают? И зачем они это делают?
Но было здорово. Очень здорово прижиматься губами к губам Федьки, чувствовать его руки на шее и на спине, чувствовать его тепло и его любовь. Наверное, вот эта сила, что исходит сейчас от ее любимого друга — эта сила и есть любовь. Именно она соединяет людей и заставляет жить вместе и держаться всегда вместе.