Большая книга ужасов – 68 (сборник) - Елена Арсеньева

Фредди испугался его вопля, – но испугается ли, к примеру, какой-нибудь Чужой?!

И тотчас снова по глазам ударил свет, и к Чихову придвинулась черная блестящая голова инопланетного чудовища. Раскрылась пасть, обнажились зубы, а из глубины пасти вылезла такая же кошмарная голова, только маленькая…

Чужой и его детеныш!

Чихов взвизгнул так, что в горле у него что-то словно бы порвалось. Не думая ни о чем, кроме как о боли, он мучительно застонал… и Чужой растворился в темноте.

Тьма снова кипела, клубилась вокруг, кишела монстрами, но ни один из них пока не показывался.

И вдруг до Чихова дошло, что происходит…

Один раз он пожаловался деду, что стыдится своей боязни темноты. И дед ответил:

– Есть два вида страха. Один связан с тем, что человек видит нечто угрожающее, опасное – и пугается этого. Это, так сказать, страх конкретный. А другой связан с богатым воображением. Это именно страх темноты. Ты ничего не видишь, но населяешь окружающий мир фантомами своего воображения. Чем беднее воображение у человека, тем спокойней тьма, сомкнувшаяся вокруг него. И наоборот: если оно очень богатое, тьма будет кишеть пугающей, но несуществующей ерундой.

Теперь Чихову все стало понятно: «Приходят те, о ком я думаю! Я вызываю их своим воображением! Все как говорил дед! Надо не думать ни о ком из них, и тогда…»

И только он решил не думать, как в голове замелькали одновременно все эти чудовищные рожи и тьма запульсировала вспышками света, из которых сейчас должны были показаться они все, чтобы наброситься на него!

– Нет! – истошно завопил Чихов. – Я не думаю о вас! Я не думаю о страшном!

Это были только слова. Его взбудораженный мозг посылал сигналы ужаса во тьму, и она отвечала ухмылками окровавленных ртов, скрежетом тянущихся к нему когтей, змеиным шипением очередного кошмара.

«Надо отвлечься! Отвлечься чем-то!»

– Je ne pense pas du terrible! – заорал он, поперхнувшись было оттого, что заговорил по-французски, но тотчас понял, что это именно то, что нужно сейчас. Времена французских глаголов – Чихов вечно путал их! Вот и потренируется, напряжет память – а чудовища, может быть, тем временем отступят!

– Je ne pensais pas du terrible! Je n’ai pas pensй du terrible! Je ne penserai pas du terrible! Je ne penserais pas du terrible![22] – зачастил он, перебрав все четыре времени, которые проходили в школе, а для пущего эффекта добавив к ним условное наклонение и даже простое прошедшее, употребляемое только в книгах.

Перевел дыхание, чтобы теперь показать свою удаль молодецкую, прокричав еще и «Je ne crains pas!»[23], а потом продолжить изменять по временам глагол craindre – «бояться», как вдруг откуда-то – почудилось, из неимоверной, неизмеримой дали! – до него донесся знакомый голос:

– Чи-и-ихов! Где ты-ы?!

Карамзина! Это она! Ее голос! Она его ищет!

Вся нечисть, затаившаяся по углам в ожидании того, когда он наконец устанет оживлять свой несчастный французский и снова задумается о страшном, озадачилась, стушевалась, притихла.

И правильно! Чихову уже не страшно! Он не один!

– Я здесь! – завопил он и бросился куда-то в ту сторону, откуда донесся голос Карамзиной, однако всем лицом и всем телом наткнулся на что-то плотное, непроницаемое, упругое.

Словно бы незримая стена выгнулась ему навстречу!

Тотчас его развернуло на месте, а потом он получил удар в спину – больше напоминающий пинок… не удержался на ногах и полетел, полетел, полетел куда-то вперед, крутясь, переворачиваясь, полетел с такой скоростью, от которой захватило дух…

– Чихов! – негромко позвала Роза, однако никто не отозвался.

Она всмотрелась в сумрак подъезда и увидела справа от лестницы дверь какой-то квартиры. Дверь выглядела вполне достойной этого нелепого дома: накрест обитая почерневшей от времени планкой, из-под которой торчали клочья клеенки и, конечно же, полусгнившей ваты.

Наверняка Чихов вошел в эту дверь. На второй этаж он просто не успел бы подняться – ведь Роза вбежала в подъезд практически вслед за ним.

Она шагнула было к двери – но остановилась.

Как-то все это странно…

В доме всего один подъезд. Располагается он в самом конце строения – справа. Дверь тоже справа. Но ведь там, логически рассуждая, уже боковая стена! Дверь находится в торце здания, в самой стене! Теоретически ей некуда открыться, только в бревна, или кирпич, или из чего там построен дом!

И при этом в подъезде нет ни одной двери, через которую можно было бы попасть в левую часть здания, примыкающую к брандмауэру. А ведь с улицы Роза не единожды видела множество окон на первом этаже этой части дома. Как же входить в эти квартиры?!

Впрочем, она не особенно морочила себе голову такими вопросами. Еще в прошлый раз усвоила, что этот дом способен на множество сюрпризов!

И все же Роза подошла к двери и внимательно осмотрела ее. Самым примечательным в ней оказался глазок.

Всем известно, что в каждом глазке есть окуляр (в который смотрит человек из квартиры) и объектив (который показывает, что происходит на площадке перед дверью). Так вот – глазок этой двери был поставлен наоборот. То есть на площадку выходил окуляр, а объектив смотрел… куда? В стену, что ли?!

Роза, не мудрствуя лукаво, подошла к двери и заглянула в глазок.

Сначала она вообще ничего не видела, кроме какой-то чернильной черноты, и уже хотела было отстраниться, но вдруг почувствовала, что не может этого сделать. Казалось, кто-то вцепился в ее глаза и держится за них!

Попятилась – и вскрикнула от боли! И тотчас увидела какое-то маленькое голенькое, с ног до головы сморщенное существо, несколько похожее на человека, которое держало в руках ее глаза… ее зеленые, испуганные, круглые глаза!

– Мне нужны были глаза, – довольным голосом сказало существо. – Я давно хотел у кого-нибудь их забрать. Эти мне нравятся.

Существо принялось вертеть их так и этак, словно разглядывало. И Роза – своими вытащенными из орбит глазами! – увидела, что у существа в голове находятся всего лишь две зеленовато мерцающие вмятины. Так это ими он осматривал ее глаза?!

Наконец существо, повертев несчастные Розины глаза в маленьких тощих ручонках, приставило их к своей морщинистой физиономии с повисшими щеками – однако тотчас выронило. Глаза, крутясь, покатились по полу, а у Розы страшно закружилась голова.

Она отпрянула, с трудом удержавшись на ногах. А существо куда-то побрело вдоль стены, придерживаясь за нее, осторожно ступая и недовольно бормоча:

– Забери назад свои гляделки! Они мне не годятся!

Лицо словно огнем обожгло – и Роза почувствовала, что глаза снова вернулись к ней. Словно бы втянулись в глазницы!

Несколько секунд она стояла согнувшись, прижимая ладони к лицу и силясь утихомирить потоки слез, которые так и струились по щекам. Было такое ощущение, что глазные яблоки покрыты пылью и мусором, а потому ужасно колют веки.