Вавилон - Маргита Фигули

— Привести ее сюда, господин? — переспросила она для верности.

— Да, приведи, — ответил Набусардар.

В эту минуту Нанаи стояла перед зеркалом, с изумлением изучая свой наряд.

На ней было одно из одеяний, приготовленных по распоряжению Набусардара, — легкое платье из тонкой белой шерсти, вышитое голубыми, ясными, как небесная лазурь, нитками. Правда, Тека выбрала ей платье, расшитое золотом, но Нанаи остановилась на этом, оно показалось ей скромнее других, более подходящим для нее после того, в котором она пришла из Деревни Золотых Колосьев. Прежде она не носила длинных платьев, и вот впервые на ней был наряд до самых щиколоток. Лазурное шитье внизу, вокруг шеи и на плечах оттеняло ее, волосы, которые Тека причесала по-своему. Они не были распущены по плечам, а стянуты тугим узлом на затылке, на лбу же искусно уложено несколько завитков. Тека хотела подкрасить ей румянами щеки и губы, подвести глаза, но Нанаи воспротивилась. Она позволила только слегка тронуть лицо белилами, которые несколько смягчили загар. На ногах у ней были сандалии из голубой кожи с белой шнуровкой. В волосах — гребень с двумя жемчужинами.

Она стояла перед зеркалом и ждала, когда Тека подаст ей знак, что она может предстать перед Набусардаром.

Тека уже раздвинула занавес и взялась за ручку двери, когда Набусардар вдруг передумал и остановил ее:

— Или нет, погоди, Тека. То есть…

Удивленная Тека вернулась.

— Смею ли я, Непобедимый, обратиться к тебе вместо нее, чтобы ты не менял своего решения? Дочь Гамадана просит выслушать ее. Она уже одета и ждет в соседней комнате.

— Чтобы я ее выслушал? Она рассказывала тебе что-нибудь?

— Да, Непобедимый! Я многим обязана ее тетушке Табе, да пошлют ей боги мирный сон в царстве мертвых. Таба была сестрой доблестного воина Синиба. Памятью обоих прошу тебя, Непобедимый…

Взор Набусардара омрачился. Если речь шла о любви, его избранница, конечно, не стала бы изливаться Теке. Видно, дело в чем-то другом.

Он раздраженно спросил:

— Чего хочет дочь Гамадана?

— Она просит твоей защиты от Эсагилой. Скоро празднества Иштар, и высокочтимый Исме-Адад приказал похитить Нанаи, если она откажется участвовать в них. Она ищет защиты у тебя, светлейший.

— Так вот в чём дело, — проговорил он, — ее сюда привел страх перед Эсагилой… А я, легковерный, подумал бог весть что…

Он понурил голову, плечи у него опустились. Он пытался подавить в себе чувства, вызванные этим открытием, но обида изменила его лицо. Оно покрылось сеткой морщин, горе углубило и подчеркнуло их, и они пролегли на лице, как песчаные каналы в краю, изнывающем от безводья.

Наконец он сказал изменившимся голосом:

— Конечно, я никому не откажу в защите от Эсагилы. Дочь Гамадана найдет у меня приют. Отнесись к ней так, как я наказывал. О прочем я поговорю с Гедекой. Можешь прислать его тотчас же.

Когда Тека ушла, он сбросил с головы золотой обруч и процедил сквозь зубы:

— Так вот в чем дело. А я-то, тщеславный себялюбец! Поверил, что она пришла подарить мне свое сердце, свою любовь, только потому, что я мечтал о ее любви и сердце… Обидел ее этим Устигой. Подозревал, что она пришла из-за него. А она всего лишь искала спасения от Эсагилы. Когда-то она призналась, что хочет принадлежать только мне, Набусардару. И она будет моею, надо только сломить ее гордыню. И я сломлю ее своим безразличием.

Он выпрямился, заслышав шаги Гедеки, и про себя решил тотчас уехать в Вавилон, не простившись с нею. Пока он вернется, пройдет время, и она, возможно, будет готова броситься в его объятья. Внезапно языки пламени в раковине-светильнике дрогнули от дуновения ветра, и Набусардар понял, что это явился ваятель.

— Войди, — обратился он к нему.

Он объяснил, зачем хотел его видеть. Девушка, которая вчера пришла в сопровождении его конников, останется во дворце. Теку это сообщение удивило, а Гедека был явно обрадован. Скульптору уже было известно, что это Нанаи сочинила любовную песню и ей же принадлежит изображение бога на глиняной Табличке. Набусардар попросил ваятеля заняться ею и найти учителей для продолжения ее образования, прерванного со смертью Синиба.

В заключение он добавил:

— Знай, Нанаи — владычица моего сердца. Отныне моя жизнь пойдет по-другому. Ты был моим наставником, будь же наставником и для нее. Ты был мне другом и советчиком, стань и ей Другом и советчиком, потому что, кроме нас, у ней здесь никого нет. Я часто буду отлучаться из дому, меня призывают обязанности. Но когда бы я ни приехал, я хочу, чтобы здесь я мог отдохнуть.

— Все будет, как ты желаешь, светлейший, — поклонился ваятель, — я буду беречь ее как зеницу ока. Что касается учителей, положись на меня. Я отберу самых лучших в высшем училище в Борсиппе. Там есть замечательный молодой ученый, жрец Мардука, некий Улу…

Набусардар поднял брови.

— Светлейший знаком с ним?

— Я и сам не знаю, — спохватился Набусардар, — просто это имя мне что-то напомнило.

— Мне показалось, что светлейший уже знаком с ним, — простодушно заметил Гедека.

— А кто он такой? — перебил его Набусардар, вспомнив встречу в тот вечер, когда он ехал на совещание совета.

Ваятель рассказал, что знал о жреце Улу. О том, что он прежде был доверенным писцом верховного жреца Исме-Адада, но что по неведомым причинам Эсагила перевела его в храм бога Набу в Борсиппе, и он, говорят, возглавит здесь одно из училищ.

— Это награда или кара? — спросил Набусардар, в то время как мысль его лихорадочно работала.

— Это награда, но не для того, кто был доверенным Исме-Адада.

— Понимаю, — кивнул он. Совершенно ясно, что жрец Улу стал неугоден Эсагиле.

Видно, у Исме-Адада нет против него прямых улик, нельзя предъявить ему и обвинений, зато можно обезвредить, спровадив из Эсагилы. Пожалуй, это кстати. Жрец Мардука не мог посещать дом врага Храмового Города, но жрец Набу может служить Набусардару в роли наставника Нанаи.

— Прежде чем он станет заниматься с Нанаи, — озабоченно сказал верховный военачальник, — я хотел бы познакомиться с ним.

— Ты не доверяешь мне, господин? — спросил удивленный ваятель.

— Такова моя воля.

— Будь по-твоему, светлейший. Ты хочешь познакомиться и с другими учителями, которых я подберу для госпожи твоего сердца?

— Нет, добрейший Гедека, не пойми мое желание узнать Улу как недоверие к тебе. Только три человека на свете служат мне верой и правдой — это ты, Тека и Киру из дворца досточтимой Телкизы. Мне было бы тягостно лишиться любви кого-нибудь из вас. В других я вижу ложь и лицемерие. Все носят маски, скрывая свое подлинное лицо. Однако каждому суждено рано или поздно встать перед выбором — или задохнуться под маской, или сбросить ее.

Он замолчал, и воцарилась тишина.

Тека подумала, что Набусардар один, и снова вошла к нему с просьбой выслушать Нанаи.

— Нет, — спокойно, но решительно ответил Набусардар, — я уже обо всем распорядился.

Тека с тем и удалилась. Набусардар отпустил и ваятеля, велев послать к нему прислугу, чтобы его одели. Нанаи со страхом ждала его решения. Она, съежившись, сидела на скамье, угнетенная, подавленная.

Вскоре вернулась Тека.

Нанаи вскочила.

— Он примет меня?

— Нет. Непобедимый, мой господин, не хочет тебя видеть.

Нанаи опустила голову, услышав эти суровые слова.

— Благороднейший Набусардар очень занят?

— Он велел передать госпоже своего сердца только это.

— Госпоже своего сердца, — повторила она удрученно.

— Разумеется, в память о покойной Табе я передала ему твою просьбу. Он сказал, что никому не откажет в защите от Эсагилы. Значит, тебе тоже.

— Благодарю, Тека, — горько проговорила она.

— Можешь остаться во дворце. Эти покои предназначены тебе. Господин уезжает сейчас в Вавилон.

— Когда он вернется?

— Он уезжает надолго. Может, и несколько месяцев пробудет там,

— Несколько месяцев? Нет. нет, Тека, мне надо поговорить с ним, я должна увидеться с ним. Даже ценой жизни. Заклинаю тебя памятью несчастной Табы…

— Мир усопшим. — прервала ее Тека.

— Тогда богами Вавилона, ты не должна мне отказать.

Старая рабыня посмотрела ей в глаза и ответила сочувственным тоном:

— Ты любишь его и страдаешь. Вот так же я любила его отца. Он занимал высокий военный пост еще при Навуходоносоре. Я любила его тайно от всех. Я была тогда, как и ты, молода и ослеплена любовью. И тоже мечтала о многом, однако на мою долю выпало только счастье выхаживать его детей. Набусардара я тоже выкормила своей грудью. Я хорошо его знаю и не удивляюсь, что он покорил тебя. Но будь осмотрительна, не то он потешится тобой, а потом ты ему прискучишь. Не ты первая, не ты последняя.

— Как жестоко то, что ты говоришь!

— Но еще более жестоки страдания, когда становишься ненужной любимому. Помни об этом.