80000 километров под водой - Жюль Верн

Саргассово море, таким образом, представляет собой настоящее озеро в Атлантическом океане. Протяжение его таково, что воды Гольфстрима проходят свой путь вокруг него в три года.

Саргассово море, собственно говоря, расстилается над всей погрузившейся в море частью Атлантиды. Некоторые авторы даже высказывали предположение, что плавающие на поверхности его травы выросли в прериях этого исчезнувшего материка. Но это предположение мало достоверно; вероятнее всего, тот же Гольфстрим приносит эти водоросли и травы в Саргассово море от берегов Европы и Америки.

Это обстоятельство, в числе других, и навело Колумба на мысль о существовании Нового Света. Когда этот отважный исследователь совершал переход через Саргассово море, водоросли и травы, к великому страху команды, задерживали его корабли, и плавание растянулось на долгие три недели.

Таково было это море, в котором сейчас находился «Наутилус». Это был настоящий луг, покрытый ковром из водорослей, таким густым и прочным, что нос корабля только с трудом мог разрезать его. Поэтому капитан Немо, боясь сломать или повредить винт в этих непроходимых зарослях, все время перехода через Саргассово море держался на глубине в несколько десятков метров.

Название «Саргассово море» происходит от испанского слова «sargazzo», означающего водоросли. Водоросли, главным образом пловучие, и образуют растительный покров этого гигантского бассейна.

Ответ на вопрос, почему водоросли собрались в таком количестве в этом тихом уголке Атлантического океана, предложил Мори, автор «Физической географии земного шара».

«Объяснение этого явления — говорит он в своей книге, — вытекает из общеизвестного опыта. Если в чашу с водой поместить кусочки пробки, щепочки или какие-нибудь другие плавающие тела и сообщить вращательное движение этой воде, скоро можно будет заметить, как все разрозненные кусочки соберутся в центре чаши, то есть в месте наименьшего движения. В интересующем нас вопросе чашей служит Атлантический океан, Гольфстрим — это круговое течение, а Саргассово море — центральный пункт чаши, в котором собираются все плавающие тела».

Я совершенно согласен с объяснением Мори. Мне удалось изучить это явление в условиях, недоступных другим ученым, — под водой. Над нашим кораблем плавали бурые водоросли и травы; стволы деревьев, поваленные бурей в Андах и Скалистых горах и принесенные в океан течениями Амазонки или Миссисипи; многочисленные обломки крушений — сломанные рангоуты, кили, куски обшивки или корпуса кораблей, настолько отяжелевшие от покрывавшего их слоя ракушек, что они не могли уже всплыть на поверхность.

Я не сомневаюсь, что с течением времени подтвердится и другое утверждение Мори — что все эти вещества, накапливающиеся в Саргассовом море в продолжение долгих веков, минерализуются от действия морской воды и превратятся в неисчерпаемые залежи каменного угля. Это будут запасные склады топлива, приготовленные предусмотрительной природой на тот случай, когда человек исчерпает весь уголь земных рудников.

Среди этого хаоса трав и водорослей я заметил актиний, над которыми развевался пышный венец из тонких щупальцев, и множество медуз — зеленых, красных, синих, в том числе и медузу Кювье, голубоватый зонтик которой окаймлен фиолетовым кантом.

Весь день 22 февраля мы провели в недрах Саргассова моря, где рыбы, питающиеся морскими травами, находят обильную пищу. Но уже назавтра океан приобрел свой обычный облик. В продолжение следующих дней, с 23 февраля по 12 марта, «Наутилус» ежедневно проходил по четыреста километров в сутки, неуклонно держа курс на юг. Капитан Немо, повидимому, осуществлял свой план кругосветного путешествия под водой, и я не сомневался в том, что, обогнув мыс Горн, «Наутилус» вернется в южную часть Тихого океана.

Итак, Нед Ленд был прав в своих опасениях. В этих обширных водных пустынях, где редко встречались острова, нечего было и мечтать о победе. Но, с другой стороны, у нас не было и никакой возможности помешать выполнению плана капитана Немо.

Единственно, что нам оставалось делать, — это покориться своей судьбе.

Но если надежда на удачный побег рухнула, следовало испробовать еще один путь к освобождению: я надеялся, что по окончании кругосветного путешествия мне удастся упросить капитана Немо отпустить нас на свободу в обмен на клятвенное обещание никогда не выдавать его тайны. Мы этот долг чести выполнили бы, и его тайна умерла бы с нами.

Однако надо было еще выяснить, как отнесется к этому предложению капитан Немо. Ведь он категорически заявил с самого начала, что для сохранения своей тайны он всю жизнь продержит нас пленниками на «Наутилусе». То, что я в продолжение четырех месяцев ни разу не возвращался к этому вопросу, он мог рассматривать как молчаливое согласие с его планами.

Затеять с ним теперь разговор об этом — значило разбудить б нем подозрение, которое могло только помешать нашему побегу, если с течением времени вновь представится удобный для него случай.

Все эти доводы и соображения осаждали мой ум. Я делился ими с Конселем, которого они повергали в не меньшее смущение, чем меня. В общем, хотя я не легко поддаюсь унынию, но я понимал, что с каждым днем уменьшаются наши шансы когда-либо вернуться в человеческое общество, и особенно быстро уменьшаются они сейчас, когда капитан Немо с безумной настойчивостью забирается все дальше и дальше на юг Атлантического океана.

В течение этих восемнадцати дней наше плавание не ознаменовалось ничем примечательным. Я редко виделся с капитаном Немо. Он много работал. В библиотеке я часто находил оставленные им раскрытые книги, главным образом по естественной истории. Моя книга о тайнах морского дна была испещрена его пометками на полях, часто опровергающими мои теории и построения. Но капитан Немо довольствовался тем, что отмечал мой ошибки, не вступая со мной в словесный спор.

Иногда я слышал его игру на органе. Играл он с большим чувством и мастерством, но исключительно по ночам, когда кругом царил непроницаемый мрак и «Наутилус» крепко спал в пустынном океане.

Все эти дни мы плыли большую часть времени на поверхности океана. Море было пустынным. Редко-редко замечали мы вдали какой-нибудь парусник, спешащий в Индию или направляющийся к мысу Доброй Надежды.

Однажды за нами погналось китоловное судно, очевидно принявшее нас за огромного кита. Но капитан Немо не пожелал, чтобы бедные моряки понапрасну тратили труд и время, и покончил с этим преследованием, нырнув в воду.

Это происшествие живо заинтересовало Неда Ленда. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что канадец в душе сожалел, что нельзя насмерть проткнуть гарпуном нашего металлического кита.