Двойной генерал-2 (полуостров Сталинград) - Сергей Чернов

выше, огромный спрятать своих птенцов. Только есть огромное «но» и даже два. Птенчики под родительским крылом никогда не повзрослеют. И народ к этому очень плохо относится. Зато сейчас всё. Никто не придерётся. Сын генерала Павлова принимал непосредственное участие в боях на передовой, получил ранение. Повезло, что не погиб. Бывает.

Всё. Выбрасываю все родительские тревожные мысли из головы, склоняюсь над картой. Что-то у меня не стыкуется, чую, будто где-то у меня готово порваться. Голубев-то подождёт, какие-то его части ещё не подошли, а вот Анисимову и Филатову как бы пролежни не заработать.

До совещания, которое начнётся через полчаса, успею кое-что решить. Снова смотрю на подробную карту Минска.

Окончание главы 15.

Глава 16. Пожалуй, хватит!

16 сентября, вторник, время 10:30.

Минск, штаб Западного фронта.

— Всё понятно, товарищи генералы и командиры? — Обвожу всех взглядом. Кроме Климовских и комдивов ополчения, куча моих штабных. Генералы Курдюмов, Семёнов, Клич, Григорьев. Разведки и контрразведки нет, они сейчас у Анисимова шуруют. Копца тоже нет, он с Рычаговым готовит фрицам подарки. Изо всех сил стараются, чтобы унести не смогли.

Комдивы ополчения хмурятся, но спорить уже не пытаются. Да и сложно с командующим спорить. Оно, конечно, отдавать фрицам чуть не четверть города не может понравиться. Ни военным, ни горожанам, а они и те и другие. Опять отступать? — мрачными готическими буквами написано на их лицах.

Ничего, стерпят. Фронт — огромный организм, сложнейшая система. Рука или лоб, во что прилетает удар, могут быть недовольны. Но в это время ноги перемещают тело, корпус скручивается в пружину, ударный кулак принимает стартовое положение. Всё готовится к ответному штурму, так что потерпи рука, попринимай на себя ещё болезненные удары врага. Расплата для него близка, а для нас близится миг торжества.

Утром, к удивлению своей базовой генеральской сущности, помедитировал. На пике состояния охватил разумом огромные пространства, занимаемые северной частью фронта. Мощная группировка под Швенчонисом уже изнывает от нетерпения. Нельзя сбрасывать со счёта риск её обнаружения немцами. Сутки, максимум, двое, больше испытывать энтузиазм войск не стоит. Начнут перегорать. На эти мысли скептически отзывается опыт Павлова. Ладно, трое-четверо суток, нынешнее поколение намного терпеливее и крепче. Но риск обнаружения войск немецкой разведкой всё равно не снимешь. Современное поколение немцев тоже крепче, чем в двадцать первом веке.

Северо-Западный фронт хлопочет, как огромный муравейник. Этим сколько времени ни дай, всё будет мало. Но разведгруппу Нефёдова тоже вечно наизготовку держать нельзя. Вчера вечером Блохин доложил, что они вышли в заданную точку и приступили к изучению немецких позиций. Приказал довести до них всё, что знаем мы. Данные авиаразведки и артразведки.

Ополчение неожиданно не только для немцев, но и для меня, показало зубы. Войска Гота и Гудериана обливаются кровью. В небе мы теряем в среднем по пять самолётов в сутки, но люфтваффе не меньше. Когда рискуют бомбардировщиками, то раза в два больше. В Минске сильное зенитное прикрытие и полторы сотни самолётов ПВО, усиленного дивизией полковника Туренко. Правда, сейчас уже меньше, но сто двадцать самолётов пока в строю.

Рычагов готов или почти готов. Надо предупредить его, что провожать лётчиков буду лично. Поначалу хотели стартовать из Белостока, но слишком близко к границе, фрицы могут засечь, так что авиагруппа отправится из Барановичей.

Что ещё? Голубев? Этот год назад был готов, сутки назад последние откомандированные в 13-ую армию части вернулись домой.

Так что можно начинать. Как обычно, с прелюдии. Ухмыляюсь своим мыслям.

— Товарищ генерал, — обращается комдив-1, — а минировать позиции, которые оставляем, можно?

— Не можно, а нужно, — вздёргиваю бровь в начальственном недоумении, — а вы что, не минировали?

— Раньше мы не отступали, товарищ генерал, — срезает меня полковник и прощается. Морда гадская! Седой, в возрасте, видать, за почти шестьдесят лет жизни до хрена ехидства накопил.

— А ты чего ухмыляешься? — Ещё один! Климовских, который остаётся на месте с Курдюмовым, прячет улыбочку. Курдюмов, в самой фамилии которого слышится некая угрюмость (угрюмы Курдюмов), серьёзен. Всегда серьёзен, даже когда что-то смешное рассказывает, хотя такое могу припомнить пару раз за всё время знакомства.

Склоняемся над картой втроём, через полчаса отрываемся. Климовских записывает весь план в хронологическом порядке, затем зачитывает. Мы с Курдюмовым переглядываемся.

— Всё правильно, — подтверждает Владимир Николаевич, — что задумали, всё есть.

— Всё есть… — на поверхность всплывает идея, которую пытался поймать последние несколько дней. Это уже из опыта двадцать первого века.

— Нет, не всё, — откидываюсь на спинку стула, со вздохом оглядываюсь на окно. Вид с первого этажа глаз не радует. Пасмурно сегодня, кусочек серого неба над рядами мешков с грунтом, вот и весь пейзаж. Не то, что у меня наверху.

Двадцать первый век славен, кроме всего прочего, информационными войнами. Геббельс, кстати, один из основоположников. Эта одиозная тварь нам не указ, но направление интересное. Боевой дух войск противника — невидимая глазу, но реальная вещь. Его подрыв задача стратегическая. Симметрично — подъём настроения и энтузиазма наших бойцов.

— Кое-что важное мы забыли, — излагаю свои идеи.

Победить мало, вот главная мысль. Очень важно после победы растрезвонить о ней, как можно громче. Чтобы все знали, и враги, и свои.

— Поэтому мало отбомбиться по Берлину, — подвожу к итоговой мысли, — надо рассказать об этом фрицам. Ихнее командование-то этого делать не будет. Хлёстко рассказать, с фотоиллюстрациями, с издевательскими подписями…

— А вдруг это взбесит немецких солдат, — сомневается Курдюмов, — и они начнут драться ещё злее? Палка она ведь о двух концах.

— Кого-то разозлит, — Климовских скептически улыбается, — может быть. Но большинство начнёт унывать. Поймут, что их семьи тоже под ударом и война не пощадит никого.

— Владимир Николаевич, не забывайте, что бомбёжка Берлина не единственная плохая для них новость будет. Уж мы-то постараемся.

Стараться мы начинаем тут же. После недолгого совещания решаем, что сначала бомбёжка Берлина, затем информационный удар по войскам фон Бока, и только после этого мощный удар по войскам, штурмующим Минск.

— Действия 24-ой армии Филатова? — Вопросительно глядит Климовских.

— Сразу после или одновременно с ударом по минской группировке.

После краткого обмена мнения приходим к выводу, что лучше одновременно. Синхронность ударов ограничивает возможности противника маневрировать. Ресурсов бомбардировочной авиации внатяжку, но хватает.

Однако самой первой ласточкой нашего масштабного наступления будут не авиационные и артиллерийские удары. Первое слово скажет Северо-Западный фронт. Главное, чтобы между первым и вторым (словом) пуля не успела просвистеть. Фактор времени на войне — важнейший.

Ещё один немаловажный нюанс. Задействуется политотдел. Листовки и пропаганда это по их части. Не всё им доносы слать, пора и полезным делом заняться.

17 сентября, среда,