Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников

– Ты же не воин, а жрец. – Бури ткнул пальцем в пленника, давшего ему ответ. – Зачем взял оружие в руки? Для священника это грех!

– Что ж, буду за сей грех в аду гореть, – невозмутимо промолвил ратник в рясе. – Но и в адском пламени я буду с радостью вспоминать, как убивал татар своею рукой.

– Как звать тебя, жрец? – спросил Бури.

– Трофимом нарекли, – сказал монах.

– Сможешь повторить все сказанное пред лицом Бату-хана?

– Смогу, коль кровью не истеку, – без колебаний ответил Трофим.

Бури повелел своим лекарям позаботиться о пленниках, которых под стражей сопроводили в татарский стан.

Подошедшие конники хана Бучена и кешиктены Хостоврула сменили измотанных тяжелой сечей воинов Бури.

Татарам наконец-то удалось стиснуть рязанцев в плотное кольцо.

Хостоврул, красуясь своей удалью, пробился к Евпатию Коловрату и набросил на него волосяной аркан. Хостоврул не успел потянуть веревку на себя, как богатырь Евпатий разорвал прочный аркан одним движением своих могучих рук. Хостоврул схватился за саблю, но успел сделать всего один замах. Быстрый меч Евпатия выбил саблю из руки Батыева шурина и следующим ударом рассек знатного монгола наискось от шеи до седла.

Проявление такой невиданной силы наполнило татар страхом, они скопом шарахались от Евпатия Коловрата, обращаясь в паническое бегство при каждом взмахе его сверкающего на солнце меча. Лишь Батыевы кешиктены показали себя достойными бойцами, оттеснив рязанцев к лесу и истребив многих из них. При этом кешиктены понесли такие большие потери, что не осмелились преследовать по лесу отступающих рязанских ратников.

Оглядев остатки своего полка, Евпатий подозвал к себе сотника Могуту.

– Не перемочь нам татар, друже, ибо осталось нас чуть больше двух сотен, – сказал Евпатий, устало опираясь на меч. – Надо бы укрыться где-нибудь до темноты. Решай, брат, куда нам податься.

– Есть тут поблизости Берендеево болото, боярин, – поразмыслив, проговорил Могута. – Гать там проложена к острову посреди болота, а вокруг топи непролазные. Когда-то в давние времена на этом острове стояло городище языческого князя Берендея.

– Добро, брат! – Евпатий похлопал сотника по плечу. – Показывай дорогу к Берендееву болоту. Засядем там, как медведь в берлоге. Пусть нехристи попытаются достать нас там.

К Берендееву болоту рязанцам пришлось пробиваться силой, поскольку им навстречу вышли воины Тохучар-нойона, идущие широкой облавой со стороны западных лесов. Беспощадная рубка в лесных дебрях длилась почти до вечера. Кешиктены и всадники хана Бучена двигались по лесу, находя нужный путь по множеству лежащих в снегу убитых, русичей и татар.

На остров в Берендеевых топях смогло прорваться меньше сотни рязанцев.

Татары двинулись было к острову с разных сторон, торопясь до ночи покончить с горсткой дерзких урусов, но неведомая для степняков природа здешних мест живо охладила их пыл. Снежный покров на болоте под ногами многих сотен мунгалов проседал, превращаясь в черную густую жижу, которая колыхалась и булькала, изрыгая теплый пар и засасывая в жуткую бездонную топь людей и лошадей. На глазах у хана Бучена и Тохучар-нойона страшная булькающая трясина поглотила около тридцати пеших воинов и около десятка всадников.

Наступать на засевших на острове русичей татары могли только по узкой гати, протянувшейся по болоту среди корявых осин и чахлых сосенок на расстоянии трехсот шагов.

Среди деревьев и кустов на острове возвышались остатки древнего частокола и обвалившиеся остовы языческих хижин.

Отразив все атаки татар, пытавшихся по гати ворваться на остров, рязанцы укрылись за потемневшим от времени частоколом, найдя в нем защиту от вражеских стрел, которые тучами летели со стороны лесной чащи.

Ночью Тохучар-нойон, Бури и Бучен держали совет, как им победить горстку отчаянных урусов, не понеся при этом больших потерь. Было ясно, что наступающих по гати татар свирепые урусы могут остановить без особого труда, а от татарских стрел они прячутся за частоколом. Стоять вокруг болота и ждать, когда урусы ослабеют от голода, Батыевым полководцам казалось делом недостойным их военной славы.

– Саин-хан ждет от нас известия о победе, поэтому нужно уже завтра добраться до этих проклятых урусов на острове! – кипятился хан Бучен. – Может, с другой стороны проложить еще одну гать, а?

– На это уйдет дня три, не меньше, – проворчал Тохучар. – Нас подымут на смех в Батыевой ставке, если узнают, что с двадцатью тысячами войска мы три дня осаждали на жалком островке полсотни израненных русов.

– А я думаю, надо применить камнеметы, – после долгого раздумья сказал Бури, – благо в моем обозе они имеются. Расставим камнеметы по краю болота и закидаем урусов градом камней. Камни размером с баранью голову и даже меньше запросто убивают лошадь с пятисот шагов. Трухлявый частокол не спасет урусов от разящих ударов камней, тем более не спасут их ни щиты, ни панцири. И убежать урусы никуда не смогут, ведь они окружены гиблой топью.

– Здравая мысль, брат! – обрадовался Бучен, находившийся в дальнем родстве с ханом Бури. – Сметем свирепых урусов камнями!

Одобрили эту задумку Бури и Тохучар-нойон.

Эпилог

Хмурым февральским утром по заснеженному льду Москвы-реки мимо лесистых крутых берегов ехал одинокий всадник на рыжем коне. Всадник был молод и безус, под его коротким полушубком поблескивала множеством сцепленных колец кольчуга, на голове красовалась шапка с лисьей опушкой, за плечами висели лук и колчан со стрелами.

Наездник не столько озирался по сторонам, сколько вглядывался вперед, попутно изучая следы на снегу. С первого взгляда было видно, что некогда эти же путем прошло великое множество конников и санных обозов.

Вдруг из-за изгиба речного берега вынырнули двое саней, запряженных тройкой разномастных лошадей. Сани мчались навстречу одинокому наезднику.

Тот придержал коня и выдернул лук из кожаного саадака у себя за спиной. Он потянулся было и за стрелой, но передумал и опустил руку. Его зоркие глаза распознали русичей в сидящих на санях людях.

Сани быстро приближались.

Передняя тройка замедлила бег, а затем и вовсе остановилась в нескольких шагах от всадника. Встала и вторая тройка, окутанная клубами пара, вырывающегося из ноздрей разгоряченных лошадей.

– Ба! Да это же Улеб! – раздался удивленный возглас молодого возницы с передних саней. – Откуда ты, друже?

Возница соскочил с облучка и, заметно прихрамывая, направился к всаднику.

– Ты ли это, Родион? – промолвил Улеб, сойдя с коня на снег.

– Неужто не признаешь? – Родион обхватил Улеба за плечи.

– Что у тебя с лицом? – спросил Улеб, разглядывая грубо сшитые нитками багровые рубцы на лбу и щеке Родиона.

– Татары в сече поранили, – отмахнулся Родион, – но и я в долгу не остался. Запомнят нехристи дружину Евпатия Коловрата!

– Получается, я опоздал, – огорчился Улеб. – Где же случилась сеча с нехристями?

– Недалече от града Владимира, – ответил Родион, смахивая иней со своих ресниц. – Токмо, по сути дела, стычек-то с татарами было много. В этих стычках почти вся наша дружина полегла. А в последней сече на Берендеевом болоте пал и боярин Евпатий.

К Улебу и Родиону подошел возница со вторых саней. Это был инок Трофим.

– Тело Евпатия с нами, – сказал он. – Батый позволил нам похоронить боярина в его отчине. Вот везем скорбный груз в Рязань.

– А на твоих санях чьи тела лежат? – обратился к Родиону Улеб.

– Пойди, взгляни, – чуть усмехнулся Родион.

Улеб заглянул в неглубокий санный каркас, оплетенный ивовыми прутьями, и увидел троих раненых, лежащих на соломе и укрытых овчинами. Двое из них крепко спали, а третий, слыша разговор возниц с Улебом, приподнялся на локте. Это был Лукоян, бородатое лицо которого тоже было в рубцах и ссадинах.

– Здрав будь, младень! – слабым голосом поприветствовал Лукоян Улеба. – Куда поспешаешь?

– Хотел бить татар вместе с полком Евпатия Коловрата, да вот замешкался в пути с двумя девицами, – с печальным вздохом проговорил Улеб. – Они тоже на войну спешили, но простудились по дороге. Я пока их до теплого жилья довез, несколько дней потерял.

– Это, случаем, не Милослава с Пребраной были? – поинтересовался Лукоян.

– Они, пострелицы! – улыбнулся Улеб.

– Ох и достанется от меня Пребране! – сердито обронил Родион. – Ведь она обещала мне не браться за оружие!

Улеб захотел узнать, как погиб храбрый боярин Евпатий.

– Мы-то с Трофимом угодили в плен к мунгалам за день до гибели Евпатия Коловрата, – хмуро проговорил Родион, – поэтому не участвовали в сече на Берендеевом болоте. Лукоян тебе расскажет, он был с Евпатием до конца.

Лукоян отпил воды из кожаного татарского бурдюка и скорбным голосом поведал о том, как татары, после неудачных попыток одолеть рязанцев в рукопашной схватке, подтащили к Берендеевой топи камнеметные машины и полдня обстреливали камнями остров посреди болота, где засели последние из уцелевших ратников Евпатия Коловрата. Камни, летевшие с огромной силой с разных сторон, крушили древний частокол и остатки языческих строений, ломали деревья. Спасения от этого смертоносного каменного града не было нигде на острове. Русичи погибали один за другим от ударов камней, свист и гул которых распугал всех лесных птиц в ближней округе.