Рыцарь Шато д’Ор - Леонид Влодавец

— Это, наверно, от балахона чем-нибудь пахло, — предположил Альберт.

— Но ведь мы же лежали голые…

— Правда… Я и забыл…

— Неужели ты ничего не помнишь?

— Конечно, помню… Я шучу.

— А ты не хотел бы продолжить все это?

Альберт фыркнул и, приподняв ее, уложил на кровать. Она обвила было его шею руками, но Альберт резко оттолкнул ее.

— Что ты! — с испугом сказал он. — Мне сейчас совершенно некогда! Вот-вот в замок могут проникнуть монахи епископа. Я должен эту ночь не спать! Скажи спасибо, что для тебя выкроил немного времени…

— Ах, Альберт! — всхлипнула Агнес, обиженная в лучших чувствах. — Неужели ты меня больше не любишь?

— О Господи! — простонал Альберт. — Да понимаешь ли ты, что мне сейчас не до тебя!

— Ну неужели какая-то горстка монахов так опасна? И ты… — канючила Агнес.

— Горстка?! Да их целая тысяча! Если мы прозеваем их, они всех нас перережут! — И Альберт выскочил из комнаты, с треском захлопнув за собой дверь. Прыгая через несколько ступенек сразу, он взлетел на самый верхний этаж башни, дальше которого была только наблюдательная площадка. Здесь, в небольшой комнате, его ожидал отец Игнаций, а также известный нам командир отряда латников Гильом, который безуспешно искал Ульриха прошлой ночью. Под вечер он с десятком воинов ездил на разведку и совсем недавно благополучно вернулся.

— Я слушаю тебя, Гильом, — едва войдя в комнату, сказал Альберт.

— Монахи в трех милях отсюда, их лагерь на склоне горы Альтен-Хаазенберг. С площадки нашего донжона их не видно, а с вершины горы — все как на ладони.

— Они жгут костры?

— Да. Они ведь тоже люди, мессир. Им тоже прохладно по ночам, и они тоже нуждаются в горячей пище.

— Это мне понятно. А вот насколько близко ты подходил к кострам?

— На такие шутки я не клюну, мессир. Вы полагаете, что они оставили горящие костры, а сами ушли? Нет, они там. И если этот парнишка не перепутал, то их столько же, сколько было — около тысячи.

— Епископ там?

— Большой шатер в центре лагеря стоит, как дуб посреди кустов. Но туда я не добрался…

— Как ты полагаешь, их можно атаковать?

— В замке, мессир, у нас двести двадцать четыре латника, да еще с мессиром Ульрихом прибыло до двухсот рыцарей и оруженосцев…

— Этих не считай. Это не мои воины.

— Я полагал…

— Я полагал… О том, с кем пойдут эти воины, еще рано судить. Даже мессир Ульрих этого не, знает. Это не отряд, а просто попутчики.

— Тогда, мессир, я не советовал бы атаковать. Один против двух — куда ни шло, но против четырех, почти против пяти… Монахи эти только по названию монахи, а так не уступят в бою даже рыцарям, не то что латникам.

— Я бы тоже не советовал атаковать первыми… — сказал отец Игнаций. — Ведь его преосвященство обвинит вас в том, что вы первым напали на его войско.

Вошел усталый, залитый чужой кровью и закопченный Корнуайе.

— Гильом, пошел отсюда! — приказал он, свирепо сверкнув глазами.

Тот недоуменно глянул на Альберта: дескать, что себе позволяет старый хрыч! — но Альберт понял, что дело серьезно, и торопливо сказал:

— Иди к воинам, Гильом, проверьте все посты… Живо!

Гильом пожал плечами и ушел.

— Ну! — спросил Альберт.

— Мало я тебя драл! — в сердцах сказал Корнуайе. — Они пойдут подземным ходом через избушку. Этот ход кончается в камине мессира Генриха. Глухонемой заговорил. Потом мы ему дали передохнуть, он выложил еще… Мне пришлось изрубить всех палачей. Всех четверых…

— Он сказал…

— Да, именно это… И это уже знают там, у монахов.

— Проклятье!!!

— Это еще хуже, чем я думал, — довольно спокойно произнес отец Игнаций.

— Маркграф знает?

— Нет. Да если бы и знал, его это устраивает.

— Верно… А матушка? Что она предлагает?

— Она сказала, что все в руках Божьих, сейчас главное, чтобы в замке никто, кроме тех, кто уже знает, ничего не подозревал.

— Прежде всего, — сказал отец Игнаций, — надо сделать так, чтобы из осведомленных остались только самые надежные. Всех глухонемых — уничтожить. Если хотя бы одна из бабок…

— Эй, Гильом! — крикнул Корнуайе, высунув голову в дверь.

— Ты же его прогнал проверять посты! — хмыкнул Альберт.

— Верно… Ум за разум зашел! — Корнуайе вытащил меч и попробовал пальцем острие. — Сам схожу…

С лестницы внезапно донесся дикий, душераздирающий вопль. Корнуайе, выхватив меч, осторожно выглянул из двери, после чего тут же захлопнул ее и задвинул на засов.

— Монахи в замке! Режут стражу, их там, внизу, уже около полусотни и вылезают еще…

— Дерьмо этот Гильом, а не разведчик! Монахи провели его, как мальца! — взревел отец Игнаций.

— Будет разбираться! — подтягивая к двери стол, орал Корнуайе. — Заваливай двери! — На лестнице тяжело грохотали сапоги, гул их по каменным ступеням все приближался.

— Попались, как в мышеловку! — проворчал Корнуайе и с размаху дал Альберту пощечину. — А все ты, баба несчастная!

Тот отшатнулся и, всхлипнув, залился слезами…

— Мордоворот ты старый! — сказал отец Игнаций. — Нечего сейчас друг друга оскорблять…

— Надо, — проворчал Корнуайе, — злее будет!

НОЧНАЯ БИТВА

Ульрих проснулся от тяжелых ударов в дверь его спальни. Похмельная, еще не проспавшаяся его голова сообразила, однако, быстро. Марко и Франческо уже лихорадочно вооружались.

— Спокойней, спокойней, молодцы! — пропыхтел Ульрих, надевая кольчугу. — Эту дверь они так просто не вышибут…

Удары участились. Франческо, вытащив лук и стрелу, держал дверь на прицеле. Марко, хотя теперь у него имелся и меч, тоже навел на двери лук. Дверь наконец с грохотом полетела на пол, и вслед за ней в комнату ввалились несколько монахов с мечами и щитами. У некоторых были короткие копья, весьма удобные для боя в закоулках замка. Франческо и Марко в упор пустили в них свои стрелы. С такого расстояния даже из легкого лука Франческо можно было пробить кольчугу. Один из монахов был поражен в сердце ярко-красной стрелой из арабского лука. Что же касается Марко, то он сразил сразу двух — с лязгом и звоном они упали под ноги остальным. Ломившиеся в дверь за ними другие монахи отскочили, и Франческо с Марко успели вновь наложить стрелы на тетивы. Из проема двери в них как-то неуверенно бросили копье — Ульрих ловко перехватил его.

— Вперед! — крикнул он и метнул в монахов факелом, затем швырнул копье, а Франческо и Марко вновь угостили их стрелами. Факел подпалил рясу одного из нападавших, копье угодило в чье-то пузо, стрелы тоже нашли свои цели. Ульрих подскочил к двери, принял на свой изрубленный щит тяжелый, но неумелый удар, пинком стального башмака сшиб с пути рослого монаха и, размахивая мечом, выскочил на площадку. Вслед за ним выбежали и остальные. Здесь их положение было похуже, так как часть монахов успела отскочить от дверей наверх, а часть — вниз. Правда, лестница была узка, и больше чем по одному бойцу с каждой стороны монахи выставить не могли. Лестница в Шато-д’Оре устраивалась так, чтобы удобнее было обороняться от врага, наседающего снизу. Она, эта лестница, уходила вверх винтом, так что нападающие снизу воины с большим неудобством действовали мечом, а сверху разить их было удобно. Монахи, которые вынуждены были отойти наверх, оказались особенно опасными. Едва Ульрих выскочил на площадку, как в щит его лязгнуло копье. Отбросив его острие щитом, он размахнулся, и монах повалился на ступеньки.