Председатели и губернаторы. Взаимосвязь времен, Или Судьбы, жизнь и деятельность председателей Краснодарского крайисполкома, глав администраций (губернаторов) Кубани за 65 лет ­ с 1937 по 2002-й. - Виктор Салошенко

Борис Федорович впоследствии с помощью отца, обладавшего редкой памятью, восстановил в своем сознании еще целый ряд интереснейших фактов той жизни. Например, как в октябре 1913 года в Екатеринодар прилетел военный летчик киевской авиароты В. М. Ткачев, подъесаул 5–й Кубанской казачьей батареи. Он совершил перелет большой дальности — из Киева в Одессу, через Керченский пролив на Тамань и в Екатеринодар. За этот перелет Киевским обще ством воздухоплавания В. М. Ткачев был удостоен золотого жетона с надписью: «За выдающийся полет 1913 г.». Несколько дней он демонстрировал в городе воздушные полеты на аэроплане «Ньюпор».

Впоследствии случай сведет их в Киеве, где этот выдающийся русский летчик, один из основателей отечественной военной авиации, автор первого пособия по тактике воздушного боя (1917), первый георгиевский кавалер в авиации, проходил дальнейшую службу в воздухоплавательной роте. В. М. Ткачев родился в станице Келермесской Кубанской области в семье казачьего офицера, потомственного дворянина. Окончил Нижегородский кадетский корпус, Петербургское Константиновское артиллерийское училище, служил в

5–й Кубанской казачьей батарее. Назначенный преподавателем Одесского кадетского корпуса, окончил в этом городе в 1911 году частную школу пилотов, а в следующем году — военно — авиационную школу в Севастополе.

Несколько лет спустя Борис Федорович станет страстным почитателем великолепной научной работы о кубанском казачестве. Именно тогда было завершено издание двухтомной «Истории Кубанского казачьего войска» Ф. А. Щербины (первый том вышел в 1910 г.). Этот капитальный труд, всесторонне отражающий историю казачества, в том числе и вопросы заселения края, что особенно привлекало внимание Бориса Федоровича, вызвал тогда неоднозначные оценки.

Археологи критиковали Ф. А. Щербину за «наивное» изложение древней истории; отдельным реакционно настроенным представителям власти не понравился сам дух работы, показывающий не парадную, а реальную жизнь казачества, со всеми социальными и иными противоречиями. В одном из отзывов войскового штаба книга расценена как «политический памфлет», где всякое начальствующее лицо или идиот, или взяточник, а Ф. А. Щербина назван «вредным Дон Кихотом».

Как бы то ни было, выпуск в Екатеринодаре «Истории Кубанского казачьего войска» стал событием, книга эта намного пережила и автора, и свою эпоху, а спустя много лет ее репринтное издание пришло к новому поколению читателей.

Детство Бориса Петухова, по рассказам отца, проходило под знаком революционных потрясений. Так, утром 1 мая 1914 года на шестнадцатисаженной кирпичной трубе маслобойного завода Аведовых, находящегося на выгоне за городом, был вывешен красный флаг с буквами из белой материи «Д. З. С. Д. Р. П.» — «Да здравствует социал — демократическая рабочая партия».

Не без трудностей (никто из рабочих не хотел лезть на трубу) флаг был снят и доставлен в жандармское управление, виновники не установлены.

А позднее в Кубанской области стала нарастать напряженность, связанная прежде всего с развитием забастовочного движения. «Кубанские областные ведомости» писали: «То, что творится в рабочих массах, заслуживает самого серьезного общественного внимания. Мы находимся в полосе несомненного нарастания стачечной войны… Характерной чертой является все увеличивающееся упорство стачечников… движение почти исключительно носит политический или демонстрационный характер».

Для отца Бориса Федоровича тревожные события на Балканах отзывались в июльских газетах заголовками: «Около войны», «Перед лицом войны», «О войне». Наконец гром грянул. 16 июля царь подписал указ о мобилизации войск. 18 июля текст его был опубликован в местной печати, а на следующий день, 19 июля 1914 года, Германия объявила войну России…

«В Екатеринодаре, — писала газета, — настали тревожные дни. Народ целыми толпами движется по улицам, собирается группами и горячо обсуждает совершающиеся события… Газетчики — мальчишки с каким‑то остервенением бросаются во все стороны улицы, вскакивают на подножки вагонов трамвая, предлагая свежие экстренные телеграммы. В 12 часов по Красной улице прошла толпа манифестантов… С вечера вся масса публики, переполняя вагоны трамвая, большой непрерывной лентой потянулась по Екатерининской улице к вокзалу. К 8 часам вечера территория станции была запружена народом. Запасные сидели уже в вагонах и непрерывно кричали «ура». Провожавшие в свою очередь отвечали им долго не смолкавшими криками. Сюда же подоспели и манифестанты с музыкой. Слышались звуки гармонии и песен. До самого отхода поезда весь вокзал стонал от криков многотысячной толпы…»

Ни солдаты, ни те, кто провожал их тогда, еще не знали, что наступившая война не только унесет многие человеческие жизни — она, вкупе с революциями, сокрушит и переменит саму эпоху, разрушит общее вековое течение жизни страны, а Екатеринодар, этот цветущий южный город, окажется в эпицентре огненного урагана. С августа 1914–го начался короткий счет последних «дореволюционных» лет…

В одно мгновение отец Бориса Федоровича из человека сугубо штатского и мирного превратился в военного, след его потом безвозвратно затеряется в огне сражений.

И все же в детской памяти Бориса Федоровича надолго останутся незабываемые картинки Романовского хутора, где он родился, а также облик славного Екатеринодара, где так любил бывать и затем рассказывать о своих поездках отец.

По этой отцовской характеристике, как и по многим другим документам и публикациям того времени, видно, что Екатеринодар, сочетавший в себе черты бедности и богатства, промышленность и сельское хозяйство, достижения цивилизации и следы патриархальной старины, был городом контрастов. Таким его и любили. Один из жителей писал в газете «Кубанская мысль»:

«Люблю Екатеринодар за бодрый и свежий вид в дни редких морозов… когда он гремит, шумит и сверкает яркими огнями своего единственного проспекта. Люблю за пару хороших, вылощенных рысаков, на которых иногда бешено мчатся купчики. Люблю его и за то, что, несмотря на свое тяготение к приличным манерам, наш город до сих пор еще сохранил в себе советы далекого старого Миргорода… Проспект, электрические фонари, асфальтовые панели и… Свинячий хутор. С одной стороны, шумный город с потугами на столичный лоск, а с другой — грустные ландшафты Миргорода с его целебными купаниями на улицах для четвероногих животных, действующими в течение всего года… Николаевский проспект с рысаками, автомобилями и… Волчьи ворота. Оказывается, есть и такая улица у нас…»