Собор - Нельсон Демилль

«Любовь побеждает все», – вспомнил он слова отца Майкла на проповеди. Брайен покачал головой: «Нет, это я победил любовь». И в тот момент он ощутил, что внутри у него пустота. Но в то же время он почувствовал, что снова обрел право управлять собой и повелевать своим миром, и от этого ему, к собственному ужасу и недовольству, стало легче.

Задумавшись, он еще долго сидел на церковной скамье.

Флинн посмотрел вниз на Пэда Фитцджеральда, который лежал, скрючившись около органной консоли, укрывшись одеялом до подбородка, залитого кровью. Флинн приблизился к Джону Хики, лежащему с другой стороны органа, у клавиатуры, и пристально всмотрелся в бледное, почти восковое лицо старика. Зазвонил телефон, и Хики пошевелился. Телефон снова зазвонил, и Флинн быстро схватил трубку.

Послышался голос Маллинса:

– Я вернулся в колокольню, колокола пока будут молчать?

– Да… Как дела снаружи?

– Внизу все очень тихо. А дальше… на улицах до сих пор толпы народа.

Флинн услышал в голосе молодого человека изумление и пояснил:

– Они все еще празднуют, разве не так? Мы подарили им незабываемый день святого Патрика.

– Они даже не объявляли комендантский час, – с удивлением добавил Маллинс.

Флинн улыбнулся. Америка представилась ему «Титаником»: в борту пробоина длиной в триста футов, корабль кренится на бок, а пассажиры все еще пьют и веселятся в салоне.

– Не похоже на Белфаст, правда?

– Да.

– А не заметно там, внизу, признаков беспокойства?.. Какие-нибудь передвижения?

Маллинс выглянул наружу и доложил:

– Нет, они все еще вроде как расслабленные. Замерзли, конечно, подустали, но веселятся по-прежнему. Не слышно никаких команд, не видно никаких признаков подготовки к штурму.

– А ты-то как терпишь холод?

– Я уже привык.

– Ну ладно. Ты и Рори первыми увидите лучи рассвета.

Еще несколько часов назад Маллинс решил потихоньку бежать из собора, но виду не подавал.

– О-о, увидеть рассвет в Нью-Йорке с колокольной башни собора святого Патрика – да про это же поэму надо писать.

– Прочтешь ее мне позже, – ответил Флинн, повесил трубку и набрал новый номер: – Соедините с капитаном Шрёдером, пожалуйста.

Он смотрел на Хики, пока оператор соединял его с кабинетом епископа. Лицо старого экстремиста было обычно выразительно и живо, но когда он спал, напоминало скорее неподвижную маску мертвеца.

В трубке послышался невнятный голос Шрёдера:

– Да…

– Это Флинн. Не разбудил тебя?

– Нет, сэр. Мы ждали очередного звонка мистера Хики. Он сказал… но я рад, что позвонили вы. Хотелось поговорить с вами.

– Предполагал, что я сдох, не так ли?

– Нет-нет, что вы… Вы ведь играли на колоколах, верно?

– Ну и как тебе понравилось?

Шрёдер откашлялся:

– Вы же обещали устроить представление.

Флинн рассмеялся:

– Ты вроде как начинаешь понимать юмор, капитан?

Шрёдер самодовольно засмеялся.

– Или ты так развлекаешься, поскольку беседуешь со мной, а не с Хики, от которого у тебя башка кругом идет?

Шрёдер ничего не ответил, а Флинн между тем продолжал:

– Как идут дела в интересующих нас столицах?

– Они удивляются, почему вы ничего не ответили на предложение, переданное через инспектора Лэнгли, – ответил Шрёдер.

– Боюсь, мы не совсем поняли это предложение.

– Я не могу растолковывать подробности по телефону.

– Понятно… Тогда почему бы тебе сейчас не подойти к дверям ризницы, и мы бы поговорили.

Последовало долгое молчание. Наконец Шрёдер сказал:

– Я не имею права сделать это… Это против правил.

– Тогда пусть горит собор, что обязательно случится, если мы не поговорим, капитан.

– Нет, вы не так поняли, мистер Флинн. Эти правила были тщательно разработаны… Да вы и сами, наверное, знаете… И человек, ведущий переговоры, не имеет права лично встречаться с теми, кто…

– Да не собираюсь я убивать тебя.

– Да-да… Я знаю, что вы не убьете… но… послушайте, у вас с лейтенантом Бурком… Может, вам лучше поговорить у дверей с ним?

– Нет, я должен поговорить там с тобой.

– Я…

– Тебе даже не любопытно взглянуть на меня?

– Любопытство не играет здесь никакой роли…

– Неужели? А мне кажется, капитан, что ты единственный из всех людей, который признает ценность личного контакта.

– Какой-либо особой ценности не существует в…

– Как много войн можно было бы избежать, если бы главы государств сумели посмотреть друг другу в лица, дотронуться друг до друга, унюхать запах страха у противника.

– Подождите, не кладите трубку, – прервал его Шрёдер.

Флинн услышал в телефоне щелчок, минутой позже снова послышался голос Шрёдера:

– Хорошо, договорились.

– Встречаемся через пять минут. – Флинн повесил трубку и грубо толкнул Хики. – Ты слышал? – Он крепко сжал ладонь старика и сказал: – Когда-нибудь, старый козел, ты расскажешь мне об исповедальне и о том, что ты наговорил Шрёдеру и что натрепал моим людям и заложникам. А еще расскажешь о компромиссе, который нам предложили.

Хики сморщился от боли и выпрямился.

– Давай! Жми! Старые кости сломать не трудно.

– Сломать бы тебе шею!..

Хики взглянул на Флинна, в глазах у него не было и следа боли.

– Осторожно! Поосторожнее со мной обращайся!

Флинн отпустил его ладонь и оттолкнул от себя.

– Тебе меня не испугать.

Хики ничего не ответил, но пристально уставился на Флинна, и в глазах его мелькнула непритворная злоба. Флинн спокойно встретил его взгляд. Затем посмотрел вниз на Пэда Фитцджеральда.

– Ты хоть присматриваешь за ним?

Хики промолчал. Флинн внимательно всмотрелся в лицо Фитцджеральда и увидел, что оно стало неестественно бело-восковым, точь-в-точь как у Хики.

– Он мертв, – сказал Флинн и повернулся к старику.

Хики проговорил безо всяких эмоции:

– Он умер около часа назад.

– Меган…

– Когда Меган спросила, я сказал ей, что с ним все в порядке, и она поверила, потому что хотела верить. Но в конце концов…

Флинн взглянул на Меган, находящуюся на церковных хорах.

– Боже мой, да она же… – Он опять повернулся к Хики. – Мы должны были пригласить врача…

– Если бы ты не ушел с головой в свои чертовы колокола, то вполне мог бы этим заняться, – заметил Хики.

Флинн пристально посмотрел на него:

– Ты мог бы…

– Я?! Какое мое дело, черт побери, жив он или нет?

Флинн резко отступил назад, мысли у него путались.

– Что с тобой, Брайен? – насмешливо спросил Хики. – Что-то тебя испугало? – Он рассмеялся и раскурил свою трубку.

Флинн пошел в галерею, чтобы не видеть Хики и привести в порядок мысли. Он снова и снова мысленно перебирал своих людей, которых привел сюда, в собор. Кто на что способен… Кто может предать… А кто никогда не изменит, но слаб душой. Наконец он сосредоточился на Лири и начал сам себе задавать вопросы, которые должен был задать еще много месяцев назад: почему Лири здесь? Зачем профессиональному убийце загонять себя на самую верхотуру и быть простым снайпером? Лири, должно быть, держал в своей колоде такие карты, о которых никто даже не подозревал. Флинн вытер пот с лица и поднялся на алтарный помост.

Хики окликнул его:

– Ты собираешься говорить Шрёдеру о его драгоценной дочурке? Передай ему от меня – только не переври мои слова, – что она дохлая сучка.

Флинн спустился по ступенькам позади алтаря. Там на площадке у склепа стоял Галлахер, на груди у него висела винтовка М-16. Флинн подошел к нему и сказал:

– В книжной лавке в вестибюле есть кофе.

Галлахер быстро поднялся по лестнице, а Брайен преодолел последние ступеньки, ведущие к дверям. На них висели починенная цепь и новый замок. Флинн проверил покореженный замок: еще пара пуль – и он раскололся бы. Но в магазине «томпсона» всего пятьдесят патронов, пятьдесят, а не пятьдесят один… А гранатомет М-72 с первого выстрела поразил «сарацин»… А красный автобус, направляющийся в Кледи по Шенкилл-роуд, проезжал как раз мимо Уайтхорнского аббатства… И это все, надо полагать, произошло случайно и не имело никакого особого смысла…

Флинн напряженно смотрел в ризницу. Он услышал мужские голоса в боковом коридоре и приближающиеся шаги из центрального прохода в левой стене. Шрёдер вошел в ризницу, огляделся, повернулся к Флинну и осторожно поднялся по ступенькам. Остановившись чуть ниже входа, он пристально посмотрел на Флинна. Прошло некоторое время, прежде чем Флинн заговорил:

– Ну как, я такой, каким ты представлял меня?

– Я видел вашу фотографию, – холодно ответил Шрёдер.

– И я твою. Так все же, я такой, каким ты меня представлял?