Эдгар Аллан По. Причины тьмы ночной - Джон Треш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На собрании 1848 года члены ассоциации заявили о своем общем намерении. С помощью «периодических и мигрирующих» собраний они должны были связать разрозненные регионы, обеспечить «общее» и «более систематическое направление научных исследований», добиться финансовой поддержки и «более обширного применения» своих трудов.
Первым президентом ААСРН стал Уильям Редфилд, нью-йоркский инженер-пароходчик и метеоролог, заслуживший международную известность благодаря своей теории вихревых бурь. Он заказал первый коллективный проект, финансируемый государством: они запросили у министра военно-морского флота средства для Мэтью Мори, директора Военно-морской обсерватории, на сбор информации из судовых журналов для составления улучшенных океанографических карт.
Бейч не присутствовал на первом собрании, что объясняет, почему ассоциация предоставила такие важные роли Редфилду – яростному сопернику Бейча и соратнику «Короля бурь» Джеймса Эспи – и Мори. Будучи главой Военно-морской обсерватории, Мори конкурировал с Национальной геодезической службой Бейча за государственную поддержку. Витиеватые, теологически окрашенные, угодные толпе сообщения Мори (и, по словам Бейча, слабое понимание математики) приводили «шефа» в ярость.
Бейч быстро исправил свою оплошность. Генри избрали вторым президентом ААСРН, третьим стал Бейч, а за ним последовали Агассис и Пирс. После первого года деятельность ассоциации полностью направлялась внутренним кругом Бейча. Эта клика вскоре стала величать себя заговорщическим именем «Лаццарони», в честь неаполитанских нищих – теневое братство, готовое пойти на все, чтобы получить правительственные подачки и достичь своей цели.
Во время своего президентства Бейч провел бюрократическую реформу, чтобы ААСРН функционировала не как клуб джентльменов, а как «система», как это было в случае с Бюро мер и весов. Все ее аспекты должны были обрести стандартную, методичную регулярность. Теперь, когда у «настоящих людей науки» Америки появилась общенациональная организация, Бейч и его союзники будут держать ее в крепкой узде – так же, как они делали это со Смитсоновским институтом и Национальной геодезической службой.
В президентском обращении Генри кратко сформулировал миссию ААСРН: отстаивать «претензии науки на общественное уважение» и продвигать «природу и достоинство этого занятия». Религии тоже отводилось место. Ассоциация могла указывать на те «элементы, которые с помощью науки влияют на материальное и духовное совершенствование человека». Но самое главное, она должна была стать научным авторитетом нации, трибуналом для отделения настоящей науки от шарлатанства, всегда готовая «разоблачить козни притворщиков». Бейч и его союзники устанавливали верховную власть над наукой и нерегулируемыми дебатами предыдущих десятилетий. Они определяли и защищали границу между законными и незаконными темами, методами, аргументами и авторами.
Космология Эдгара По в «Эврике» стала именно тем видом публично ориентированных, свободных, обобщающих, идиосинкразических и нелицензированных спекуляций, для исключения которых была создана ААСРН. Как и «Эврика», ААСРН появилась сразу после спора о «Следах», который показал ученым, как легко их авторитет может быть поколеблен хорошей историей, подкрепленной доказательствами и аргументами и широко освещенной в прессе. ААСРН будет стоять выше мимолетных энтузиазмов и разрушительных страстей как в науке, так и в религии и политике.
По мере приближения выборов 1848 года кампании кандидата от вигов, героя Мексиканской войны Закари Тейлора, и Льюиса Касса от Демократической партии оказались такими же острыми и спорными, как и все предыдущие. Столкновение из-за рабства ставило Союз под сомнение. Несмотря на первые попытки Агассиса, Мортона и Джосайи Нотта придать палингенезу и науке о расах печать легитимности ААСРН – например, представив их на собрании в Чарльстоне в 1850 году, где Нотт прочитал лекцию «Физическая история евреев», а Агассис представил аргументы, доказывающие, что «европеоид и негр» всегда были разными зоологическими видами, – Бейч и Генри отодвинули такие темы на второй план в интересах научного единства. Однако, какими бы ни были взгляды отдельных членов организации на Мексиканскую войну и распространение рабства на Запад, земли, открытые для заселения белыми, означали постоянный спрос на научных экспертов: геодезистов, геологов и инженеров-строителей. Члены ААСРН, работая вместе с Бейчем, Генри и Пирсом на институциональных базах в НГС, Смитсоновском институте и элитных университетах, будут готовить и поставлять их.
Зарождалась американская наука. Новая профессия заявляла о себе в общественной жизни, покорно расширяя американскую империю и подчиняя природу универсальному закону, стандартным методам, скромным личным привычкам и центральному управлению. У нее было большое будущее. Здесь будут составлять карты новых территорий и давать рекомендации по телеграфам, железным дорогам, заводам, портам и маякам. Здесь будут помогать накапливать боеприпасы и строить оборонительные сооружения как для Союза, так и для Конфедерации, которую возглавлял друг Бейча по Вест-Пойнту Джефферсон Дэвис. После Гражданской войны американские ученые отправятся работать в трансконтинентальные отрасли нефтяной, химической, сталелитейной и финансовой промышленности, ускоряя угрожающее планете производство и потребление.
По предвидел многое из этого: он видел, как метод и механизм расширяют свои владения, растут в силе, сужая реальность до вопросов пользы и выгоды. В «Беседе Моноса и Уны» он предрекает мрачный исход, поскольку божества Земли скрываются: «Появились огромные, бесчисленные дымящиеся города. Зеленая листва сжалась перед горячим дыханием печей. Прекрасный лик природы обезобразился, как от какой-то отвратительной болезни».
Своей змеевидной логикой «Эврика» выдвинула альтернативное видение. В отличие от неживой машины, этот космос обладал живой мыслью и страстью, познавался благодаря скачкам интуиции и сочувствия. Он никогда не будет полностью укрощен анализом и таблицами – в лучшем случае его можно будет проследить и расширить по маршрутам, подсказанным самой природой. Несмотря на эстетику дизайна, он не предлагал наивного возвращения к эдемской гармонии. По утверждал беспорядок и разрушение в основе существования, а также хрупкую связь человеческих идей и действий с миром.
Несмотря на факты и «незыблемые истины» «Эврики», По посвятил ее «мечтателям и тем, кто верит в мечты». Его рассказчик был опьянен великолепием мира, его головокружительными хитросплетениями, его бесконечными перерождениями. Его потрясло наше необходимое, абсолютное участие в его жизни и неразрешимая неясность. Красота, симметрия и интуиция давали По понимание великолепно созданного, но неконтролируемого космоса, чьи яростные круговороты между созиданием и разрушением оказались идентичны его собственным.
Год спустя, отчаянно нуждаясь в деньгах и страдая от галлюцинаций, По напишет Марии Клемм: «Теперь бесполезно рассуждать со мной. Я должен умереть. С тех пор, как я написал “Эврику”, у меня нет желания жить. Я больше ничего не смогу сделать».
Глава 17
Падающая звезда
Скачок в Провиденс
После выхода «Эврики» в печать в июле 1848 года По собрал свои силы для очередного лекционного турне по продвижению The Stylus, ища поддержки «среди друзей на Юге и Западе». В отчаянной попытке обрести стабильность он также стремился снова жениться. Осенью того года