Песочное время - рассказы, повести, пьесы - Олег Постнов

П р и н ц. Да, ведь ты служишь... (Вздыхает.) Ты пробыл у нас всего две недели.

Г о ф м а н (улыбаясь). Что ж, я приеду еще. Вот станет туго с деньгами - подработаю у тебя министром. (Погрустнев.) Жаль Лемке. И ведь проклятый клинок действительно застрял!

П р и н ц. Я знаю, Эрнст.

Г о ф м а н. Впрочем, министра тебе никакого не надо. Вы прекрасно справляетесь вдвоем с Шульцем.

П р и н ц. Я тоже всегда так считал. Кстати о деньгах. Ты успел скопить что-нибудь?

Г о ф м а н. На год, я думаю, хватит. А проживу ли я дольше - это, ты сам говорил, еще вопрос.

П р и н ц. Прости, Эрнст. (Возвысив голос.) Шарлотта!

Входит п р и н ц е с с а.

Лотхен, милая! Эрнст завтра покидает нас.

П р и н ц е с с а. Гофман! Как, уже? Это из-за всей этой кутерьмы?

П р и н ц (морщась). Нет, разумеется. Просто ему нужно ехать.

П р и н ц е с с а (подходит, берет Гофмана за обе руки). Гофман! Вы знаете, что вас здесь любят и всегда ждут.

Г о ф м а н. Спасибо, Лотта. Я так благодарен вам.

П р и н ц. И ты на нас не обижайся. Помнишь, я тебя об этом просил?

Г о ф м а н. Помню. Не обижаюсь. И вас о том же прошу.

П р и н ц. В конце концов, ты ведь действительно гений. А мы обычные люди, чего бы там ни плел про августейшую чету Форш... Да. Лотхен, оставь нас теперь. Нам нужно еще сказать с Гофманом пару слов с глазу на глаз.

П р и н ц е с с а. Конечно. Я пойду одеться к твоим именинам. Я бы надела то красное платье в вашу честь, Гофман. Но я боюсь, Лемке это будет тяжело.

Г о ф м а н. Разумеется, это ни к чему.

П р и н ц е с с а выходит.

(Глядя ей вслед.) У тебя прелестная жена.

П р и н ц. У меня также хороший друг.

Г о ф м а н. И народ, который тебя любит.

П р и н ц (приложив палец к губам, с улыбкой). Тс-с! Об этом нельзя говорить вслух.

Г о ф м а н. Да, конечно. Скажи: а кто писал те доносы?

П р и н ц. Какие "те" доносы? Ты имеешь в виду тот донос?

Г о ф м а н. Да.

П р и н ц. Я сам, конечно. А переписывала Лотта.

Г о ф м а н. Я так и понял.

П р и н ц. Впрочем, были еще и другие.

Г о ф м а н. Вот как! От кого?

П р и н ц. Один взбалмошный, туманный, кажется, от фрау Шульц. Бедняжка хотела, верно, застраховаться при любом исходе. И еще один от кого-то из слуг. Сплетни людской. Скука. Впрочем, я аккуратно выплатил гонорары.

Г о ф м а н. А Шульц?..

П р и н ц. Шульц? Ну что ты! Честнейший малый! Предан тому, во что верит... или чего боится. Я его никогда не променяю ни на кого.

Г о ф м а н. Что ж, ты прав.

П р и н ц (глядя в окно). Опять снег. Завтра снова все будет в сугробах.

Г о ф м а н. Я это люблю... Послушай, Вильгельм. Я все хотел тебя спросить: чем ты, собственно, занят? Ну да, ты принц, государь, это понятно. Но все-таки? Есть у тебя какая-нибудь цель? Или все это так, игра на досуге?

П р и н ц. Открыть тебе государственную тайну?

Г о ф м а н. Ну, открой.

П р и н ц. Я не знаю. Я уже не знаю ответа на этот вопрос. Все как-то замутилось... Раньше было понятно. Идеальное государство, порядок, покой. Конечно, я принуждал нищих работать - и они становились просто бедными. Но бедность - не нищета! Я наладил дороги и мосты, кое-где плохие. Открыл больницу в монастырских кельях... Я даже просто наслаждался жизнью. А теперь... Ты сам-то знаешь, зачем пишешь?

Г о ф м а н. Нет, не знаю. Ну - бог с тобой. Прости. Все как-то скудно в этом мире.

П р и н ц. Скудно... Спроси Шульца, он тебе скажет, что мир - театр. Все это твердят без умолку. И все неправы. Они не то имеют в виду. А это только и означает, что у каждого своя роль и нужно ее хорошо сыграть. Понятно, из этого идеального государства не выйдет.

Г о ф м а н. И ты следишь за исполнением?

П р и н ц. За своим. И то с трудом. Ведь я же не параноик: людьми нельзя управлять... Впрочем ты, Эрнст, играл неплохо.

Г о ф м а н. Спасибо. Я тоже доволен тобой.

Глядят друг на друга. Потом подходят друг к другу. Обнимаются.

П р и н ц (отстранясь). Ты думаешь, что прав Форш? Ты это хотел сказать?

Г о ф м а н. Насчет его лестницы на небеса?

П р и н ц. Ну да.

Г о ф м а н. Для этого нужно верить в переселение душ. Я, конечно, актер, как и Шульц. Но знаю, что в этой жизни мне такую роль уже не получить.

П р и н ц. Что, почувствовал, что как-то оно не так повернуло, а?

Г о ф м а н. Да, пожалуй.

П р и н ц. Ну что ж. (Сменив тон.) Господин министр?

Г о ф м а н. Ваше высочество?

П р и н ц. Сейчас мы будем праздновать мои именины. Я тоже должен переодеться, а вам тем временем поручаю проследить за установкой обеденного стола.

Г о ф м а н. Разве стол - это забота министров?

П р и н ц. В исключительных случаях. Свечей много не надо. Без факелов можно обойтись.

Г о ф м а н (серьезно, с поклоном). Будет исполнено, ваше высочество.

П р и н ц кивает ему, потом отворачивается, подходит к столу. Г о ф м а н идет прочь. Неслышно появляется ф р а у Ш у л ь ц. Подходит к столу п р и н ц а и гасит свечи медным колпачком.

Сцена седьмая

В темноте беспорядочные звуки оркестра. Зажигается световой круг - в нем Ш у л ь ц у рампы изображает дирижера. Это пародия на Г о ф м а н а и вообще на всех капельмейстеров. Оркестр бушует. Потом разом смолкает. Круг гаснет. С разных сторон на сцену выходят в беспорядке несколько человек с крошечными свечками в руках. Свечки почти ничего не озаряют.

Г о л о с 1- г о с л у г и. Вечно все у них раскидано.

2-й с л у г а (нагибаясь). Вот носок. И, кажется, шляпа.

3-й с л у г а. Нет, это чернильница.

1-й с л у г а. Должно быть, господина Амадея.

2-й с л у г а. А вот молоток.

Г о л о с ф р а у Ш у л ь ц. Лестницу, лестницу ищите. Нужно зажечь люстру.

2-й с л у г а. Сию минуту, госпожа советница. Сейчас.

Вспыхивает свет. Из-за кулис с л у г и выдвигают огромный неуклюжий стол. Устанавливают его в центре сцены. Откуда-то появляются стулья. Потом скатерть, приборы. Суетится несколько ф р е й л и н - всё без особого порядка. Наконец, все исчезают. Уходит и ф р а у Ш у л ь ц. И тут же возвращается среди гостей: Г о ф м а н а, Л е м к е, п р и н ц е с с ы, Ш у л ь ц а, которые появляются с разных сторон. Стол сервирован на шесть персон. Место п р и н ц а во главе стола пустует. Все рассаживаются, негромко переговариваясь, разливают в бокалы вино, кладут друг другу закуски - всё очень чинно, неспешно. Ждут п р и н ц а. Наконец он выходит - в шитом золотом мундире, с давешней шпагой на боку. В руке у него свернутый в трубку лист. Легкое волнение за столом. Ш у л ь ц ы косятся на сверток, переглядываются между собой. П р и н ц отодвигает свое кресло, но не садится.

П р и н ц. Господа! Я считаю нужным огласить этот документ (разворачивает лист), ибо его содержание касается всех присутствующих.

Ш у л ь ц ы явно взволнованы: К а р л трет лоб, К л а р а нервно теребит брыжи вечернего платья.

(Читает.) "В преддверии Нового года и по случаю наших именин - Указ. Властью, данной нам, повелеваем: Первое. Утвердить господина Карла Шульца в чине статс-секретаря на весь последующий календарный год с двадцатипроцентной прибавкой жалованья. Второе. Выразить благодарность и вручить денежную премию советнице двора госпоже Кларе Шульц за преданность и самоотверженность. Третье. Освободить согласно его воле господина Эрнста Теодора Амадея Гофмана от занимаемой им должности с сохранением оклада за текущий и последующий месяцы с присовокуплением премии за организацию праздничных торжеств. Выдать всю сумму наличными по первому его требованию. Четвертое. Назначить пенсию господину министру Лемке в размере трех четвертей его оклада с добавочными выплатами средств для поддержания его здоровья. Пятое. Выдать фрейлинам ее высочества поощрительные подарки в виде золотых медальонов для ношения на шее с вставленным внутрь портретом ее высочества. Шестое. Начислить премии слугам двора с изысканием средств на покупку новых мундиров. Седьмое. Во время новогодней ночи раздать гостям, служащим и слугам ценные праздничные призы. Титул. Подпись. Дата". (Подняв взгляд от листа.) Кажется, никого не забыл?

По мере чтения лица присутствующих светлеют, теперь на них едва сдерживаемый восторг.

Г о ф м а н (подняв бокал). Да здравствует принц!

В с е. Да здравствует принц! Здоровье именинника!

Вбегает с л у г а, останавливается на пороге.

С л у г а. Ваше высочество!

П р и н ц (морщась). Что еще?

С л у г а. Ваше высочество! Их преподобие, господин Форш...

П р и н ц е с с а. Что?!

С л у г а. Скончались. Внизу врач и монахи.

Г о ф м а н роняет бокал, вино заливает скатерть. П р и н ц е с с а поднимается и замирает с искаженным от жалости лицом. П р и н ц смотрит вниз, упершись в стол костяшками пальцев. Л е м к е глядит бессмысленно перед собой. Ф р а у Ш у л ь ц всхлипывает, закрывая глаза ладонью. Вдали, за сценой, глухой удар колокола.

Ш у л ь ц. Боже мой! А я так и не отдал ему двадцать талеров!

З а н а в е с

ЭПИЛОГ

Заботы о похоронах отца-францисканца Вальдемара Форша взял на себя монастырь Святых Угодников, получивший щедрую поддержку от принца Вильгельма. Но Гофман не дождался похорон. На следующий день с утра он покинул резиденцию принца, увозя с собой кофр, едва вместивший его новый гардероб, коллекцию трубок и полторы тысячи талеров золотом. В Бамберге он задержался недолго. Была пора возвращаться на службу: рождественские каникулы подходили к концу. Фрау Миш( была здорова. И хотя сам он кашлял, все же решил ехать в Берлин. Простуда не проходила, усугубленная другим его давним недугом. Он вернулся к своей должности члена высшего апелляционного сената при государственном суде - должности, ему ненавистной, - но тотчас слег. Его болезнь совпала с арестом рукописи "Повелителя блох", только что перед тем им оконченной. В ней усмотрели злобную карикатуру на начальство. По специальному приказу короля к протоколу допроса было приложено медицинское свидетельство о тяжком состоянии больного; временами он бредил. К весне болезнь стала отступать. Не вставая с постели, он добился публикации "Повелителя" и окончил "Угловое окно". Лето выдалось бурное, с грозами. 25 июля 1822 года, шесть месяцев спустя после визита в Бамберг, Гофман скончался. Надгробная надпись, по странной иронии, вряд ли понятной самим ее составителям, давала знать, что покойный был равно хорош как поэт, живописец, музыкант и юрист. Другие эпитафии неизвестны.